Я провел рукой по волосам, выдыхая. Она выполняла свою работу, и, насколько я понял, это была ее работа – не более того. И все же я чувствовал, что она борется с собой, по тому, как она смотрела на меня, когда придвигалась ближе на диване. Будто она чему-то сопротивлялась… Господи, у меня так мало опыта общения с женщинами! И у меня возникло ощущение, что с Кристал все сложнее, чем с большинством других.

Чувствуя себя сбитым с толку и несколько подавленным собственными мыслями, я отъехал от обочины и направился обратно на каменоломню. Приехав на место, занес коробку в офис и поставил ее на стол. Доминик был в одном из демонстрационных залов с покупателями, поэтому я просто кивнул ему. Он приветственно поднял руку, а потом снова повернулся к женщине, стоявшей перед ним, подперев пальцем подбородок и рассматривая два образца гранита.

Я вышел на улицу и направился по тропинке к краю карьера. Джордж как раз выбрался из одного из колесных погрузчиков и разговаривал с водителем. Я обвел взглядом гигантский каньон, на дне которого плескалась вода. Как всегда, меня поразила его необъятность и тот факт, что самые красивые вещи созданы природой. Когда Джордж заметил меня, то помахал рукой, снял каску и пошел мне навстречу.

– Привет! Я слышал, ты ездил в город.

Я улыбнулся:

– Да.

– Как все прошло?

– Неплохо.

Джордж на мгновение задержал на мне взгляд, а затем кивнул, по-видимому, удовлетворенный выражением моего лица.

– Хорошо, я рад. – Я последовал за ним. – Как дела с каминной полкой?

– Все готово. Я закончил ее сегодня рано утром, перед тем как уехать в город.

– Ну, черт возьми! Дай-ка взглянуть!

Я рассмеялся, и мы пошли обратно на холм, в мою мастерскую. После иссушающей жары снаружи в прохладном помещении с кондиционером было легче дышать. Большая каминная полка у дальней стены была закрыта простыней. Я осторожно снял ее и повернулся к Джорджу. Какое-то время он просто смотрел, а потом подошел ближе, опустился на колени и начал изучать детали. Я наблюдал за ним, а он рассматривал цветочные узоры и листья, вьющиеся по обеим сторонам бледно-золотистого мрамора, водил пальцем по стеблю розы, и на его лице возникло выражение благоговейного восхищения.

Меня наняли, чтобы я воссоздал каминную полку и ее отделку для семейной пары из Ньюпорта, штат Род-Айленд, которая купила особняк, построенный в эпоху Золотого века, и хотела вернуть как можно больше элементов, характерных для того времени. Это украшение должно было подойти для гостиной в официальном стиле.

Джордж стоял, качая головой, в его глазах блестели слезы. Я мягко улыбнулся его эмоциям – той глубине чувств, которую он всегда проявлял в отношении моих работ.

– Ты мастер! Неудивительно, что у тебя список заказов длиной в километр. Твой отец был бы чертовски горд!

Он опустил руки по швам. Я знал, что он хотел бы похлопать меня по спине или, может быть, сжать мое плечо, как с Домиником, когда тот делал то, что заставляло Джорджа им гордиться, но он понимал, что мне такое не понравится, и привык не подходить слишком близко. От этого я всегда чувствовал одновременно облегчение и легкий стыд.

– Это восхитительно!

– Спасибо! Я отправил им фото сегодня утром. Судя по всему, им очень понравилось.

Джордж улыбнулся:

– Еще бы им не понравилось! Я уверен, что это преуменьшение, и ты так говоришь, потому что слишком скромен. Но я рад, что они довольны. – Он подмигнул, и я тихо рассмеялся. – К отправке все готово?

– Пока нет, но я отправлю все сегодня.

Джордж кивнул:

– Отлично. Что дальше?

– У меня есть балюстрады для террасы в Чикаго. Это не займет много времени. А потом я начну работать над французским проектом.

– Хорошо. Если понадобится помощь, ты в курсе, где меня найти. – Он засмеялся, направляясь к выходу. Мы оба знали, что помочь он мне не сможет. Дойдя до двери, он обернулся. – Я действительно горжусь тобой, Габриэль.

– Спасибо, Джордж! – И я действительно был благодарен.

В первый раз я потерял отца, когда меня похитили. Но даже когда мне было девять, он был примером человека, которым я хотел стать. Я помнил, как цеплялся за его любовь ко мне, его нежность и спокойную силу, веря, что если я когда-нибудь и выберусь из того подвала, то только в его надежных объятиях. А потом я потерял его снова, когда, сбежав, узнал, что он погиб. Тот факт, что он не услышал о моем освобождении, оставил незаживающую рану в моем сердце. Однако Джордж – человек, который был его лучшим другом и деловым партнером, – часто напоминал мне, что отец гордился бы мной. И это помогло. Это помогало мне каждый день на протяжении двенадцати лет.

Я потратил время на то, чтобы снова прикрыть изделие, прибраться в мастерской и заполнить необходимые бланки для отправки каминной полки. Раскладывая материалы, я заметил маленькие фигурки, которые хранил в глубине высокого шкафа, – фигурки, которые когда-то спасли мне жизнь. Фигурки, которые были моими единственными друзьями. Их вид вызывал уже не тяжелое чувство меланхолии, а легкий прилив счастья. Они были еще одной причиной – возможно, даже главной – того, что я стал тем, кем стал.

– Привет, ребята! – сказал я, кивая каждой из них и тихонько посмеиваясь над собой. – Рад вас видеть!

Я в сотый раз повторял себе, что должен просто выбросить их. Зачем же хранил? Они были последним материальным напоминанием о боли, которую я терпел долгие годы. И все же я так и не смог заставить себя это сделать. Я не был уверен, почему мой взгляд задержался на самой последней фигурке – девушке с цветком в руках. Я прошептал ее имя:

– Элоиза. Элоиза, леди нарциссовых полей.

Глава шестая

Все будет хорошо.

Может быть, не сегодня, но когда-нибудь. Веришь?

Гонщик, Воробьиный рыцарь

КРИСТАЛ

Я сошла со сцены и, едва скрывшись из виду, начала слегка хромать. «Проклятый волдырь», – пробормотала я. Последние пару дней я везде ходила пешком, и мозоль, которую я заработала на шоссе в день, когда сломалась моя машина, еще не успела зажить. Моя работа не требует большого количества замысловатых танцевальных движений – тем свиньям хватало и нескольких покачиваний бедрами, – но мне нравилось время от времени бросать себе вызов и придумывать что-нибудь новенькое. Не для них, а для себя.

Я только положила чаевые в шкафчик, как вдруг услышала доносившиеся из коридора крики – и сразу направилась к кабинету Родни. Дверь была распахнута настежь, и я заметила Кайлу. Она стояла перед Родни, суетившимся вокруг нее.

– Мне кажется, ты набрала гораздо больше пяти килограмм, – сказал менеджер.

Его взгляд скользил вверх и вниз по ее телу, на лице было выражение крайнего отвращения. Он протянул руку и ухватил ее за ягодицы и, должно быть, сжал, потому что Кайла подпрыгнула и тихонько взвизгнула. Ее глаза широко распахнулись от стыда, а шея покрылась пятнами.

– У меня были тяжелые времена, Родни, – сказала она. – Мой старик меня бросил и…

– И это, черт возьми, неудивительно! – Он вскинул руки вверх. – Зачем ему такая толстозадая подружка?

Кайла поморщилась, глядя себе под ноги.

Я скрестила руки на груди.

– Ты действительно считаешь, что можешь давать советы по диете? – И я многозначительно посмотрела на его огромный живот.

Родни ухмыльнулся, глядя на меня.

– Это не я трясу своей задницей, чтобы платили клиенты! – В его голосе зазвучали неприятные нотки. – Так что не вешай мне лапшу на уши. Ни одна из вас не стоит больше, чем ваши сиськи и задница, так что поддерживайте их в форме! – Он повернулся к Кайле: – У тебя есть месяц, чтобы сбросить вес, или можешь искать себе другой клуб. Если тебя еще кто-то возьмет. А ты, Кристал, перестань быть такой чертовой стервой по отношению к клиентам! Мужчинам нужна теплая и располагающая к себе женщина, а не какая-то снежная королева. А теперь убирайтесь!

Удрученная Кайла направилась ко мне, а я, стоя в дверях, ощутила тошноту и бессильную ярость. Мужчинам нужна теплая и располагающая к себе женщина, а не какая-то снежная королева. Но Родни ошибался: мужчинам было наплевать, кто я такая, пока я позволяла им лапать мое тело сколько душе угодно.

Кайла поймала мой взгляд и слегка покачала головой. Что бы ни отразилось на моем лице, должно быть, она поняла: я подумываю о том, чтобы порвать Родни на части. Отвратительный мерзавец! Идея была заманчивой, но я знала: все, что я скажу, лишь ухудшит положение Кайлы и мое собственное. Мне нужна эта дерьмовая работа! И поэтому я крепко сжала губы и пошла за ней в нашу гримерку. Закрыв дверь, я зарычала, а потом подняла и отшвырнула стоявшую у двери мусорную корзинку. Пластик, ударившись о стену, издал неприятный звук. Корзинка с грохотом упала на пол крышкой вверх, как будто ее поставили именно там. Все, что мне удалось сделать, – это ее передвинуть.

– Полегчало? – саркастически поинтересовалась Кайла, опускаясь на диван.

– Гребаный придурок! – пробормотала я. – Ты в порядке?

Она вздохнула.

– Да. В любом случае он прав. Я набрала вес. С тех пор как ушел Уэйн, я не могу отказаться от вредной пищи. Вчера валялась в постели с чипсами «Доритос» и коробкой пончиков и смотрела старые фильмы до трех часов дня. – Она опустила взгляд на свои сцепленные руки. – Я-то думала, что он – тот самый. Какая же я глупая! Думала, что мы поженимся, и когда-нибудь я, возможно, стану матерью. – Она замолчала, на ее глаза навернулись слезы. – А теперь я просто… чертовски одинока!

Мое сердце болезненно сжалось.

– О, Кайла… – вздохнула я. – Позвони мне, если у тебя опять будет такой сложный день, как вчера. Я приду и съем с тобой «Доритос».

– Не-а, я ни с кем не делюсь своими «Доритос»!

Я рассмеялась, и она одарила меня неуверенной улыбкой.

– Эй, если мы все еще можем смеяться, значит, у нас все в порядке, верно?

Улыбка сползла с ее лица.

– Наполовину в порядке. Да. А есть что-то еще?

На минуту между нами повисло молчание. На лице Кайлы отразилось такое отчаяние, что мое сердце дрогнуло. Она была одной из немногих девушек, которые стали мне настоящими подругами с тех пор, как я получила эту работу. Она никогда не была мелочной, поверхностной или склонной к соперничеству, как все остальные. Я хотела сказать ей, что это еще не все. Я хотела поделиться с ней своей надеждой на то, что в жизни есть счастье для таких девушек, как мы. Но я уже давно перестала надеяться. Я рано поняла, что надеяться – занятие жестокое и опасное.

– Не знаю, Кайла, – честно ответила я. – Но меня вполне устраивает, когда все наполовину в порядке. Это лучше, чем быть совершенно несчастной или наполовину мертвой. А я была и той и другой. – Я слегка улыбнулась, и она ответила мне грустной улыбкой. Я взяла щетку и протяжными движениями начала расчесывать волосы.

– Да, – со вздохом согласилась она. – Знаешь, Родни, возможно, прав. Что еще есть у таких девушек, как мы, кроме сисек и задниц? И что мы будем делать, когда сила притяжения разнесет их к чертовой матери? Кому мы будем нужны тогда?

Никому. Никому мы не будем нужны.

– И, – продолжала Кайла, – что, если мы заболеем? Кто о нас позаботится? Что мы будем делать? Умрем в одиночестве под какой-нибудь эстакадой?

Что мне теперь делать? О господи боже, что же мне теперь делать?

Слова моей мамы. Опыт моей мамы. Я тоже к этому иду? По спине пробежал холодок ужаса. Я выронила деревянную щетку, и она со стуком упала на пол. Я наклонилась, чтобы ее поднять, но руки дрожали. Я подхватила щетку и встала.

– Ты в порядке? – спросила Кайла. Я взглянула на нее в зеркало: ее лицо исказилось от беспокойства.

– Да, – сказала я, и это слово прозвучало скорее как выдох, чем как звук. – Да, – повторила я более отчетливо, отложила щетку и повернулась к Кайле. Она снова вздохнула.