Я не хотела, чтобы он понял, что я чувствую, поэтому откусила кусочек хлеба. Он принялся ждать от меня такой же реакции, какая была за столом утром. Вообще, чеснок я любила, но мне показалось, что просто так, без всего, он будет противным. Однако вкус его мне понравился, это тут же стало понятно по выражению моего лица. Дедушка радостно улыбнулся и расправил плечи:

– Ну! Я же говорил.

Я откинулась назад и положила руку на живот.

– Мне очень понравилось, но я наелась до отвала. Если съем еще хоть что-то, живот лопнет. Я так кучу килограммов наберу.

За завтраком я тоже много всего съела. Удивительно, но, наверное, вместо того, чтобы худеть, я, скорее всего, буду набирать вес.

Дедушка тоже прислонился к спинке дивана.

– От пары килограммов ничего не станется. К тому же после ужина у тебя лицо порозовело, – жестом дедушка подозвал официанта и заказал два кофе. – Утром мы так и не выпили. Поэтому сделаем это сейчас.

Голос его звучал весело.

– Вы приходили сюда с папой? – сказала я, положив локти на стол.

Он переменился в лице, Ляль.

– Мы сюда никогда не приходили. – В глазах дедушки была печаль. – Гюнал всегда был не таким, как все. Он предпочитал всякие ассорти.

Я громко рассмеялась:

– Это что значит?

В ответ на мой смех дедушка улыбнулся и развел руками:

– Он любил всякие трэпы и все такое.

Ну да, я тоже люблю хип-хоп…

Я еще раз рассмеялась. В этот раз мой хохот, длившийся чуть дольше, начал отдавать болью – желудок-то был полный. Одну руку я положила на живот, а второй принялась обмахиваться. Я старалась дышать ровно.

– Может, ты имел в виду шаурму и врапы?

Дедушка кивнул, словно соглашаясь со мной. Мне показалось, что ему неловко, и от этого он выглядел еще более мило.

– Да, именно их, – ответил дедушка тихо.

Официант принес кофе.

– Если у меня получилось тебя рассмешить… – пробормотал дедушка, глядя на меня из-под ресниц.

– Получилось, – широко улыбнулась я и сделала глоток, радуясь тому, что кофе оказался вкусным. – Это какой-то другой сорт? Не такой, как мы пили.

– Это кофе мененгич^[6].

Я с удовольствием пила его, хотя попросить вторую чашку постеснялась. Мне хотелось сделать нашу связь с дедушкой еще крепче, поэтому я задавала ему много вопросов. Каждая минута, проведенная с ним, имела для меня особое значение. Я хотела исцелить боль каждого момента прошлого. Пока он рассказывал мне свои воспоминания о папе, его глаза время от времени наполнялись слезами, но, когда дело доходило до счастливых минут, они сияли.

После нескольких часов бесед мы наконец вышли из ресторана. Мы решили прогуляться по торговым рядам на площади Хашимие, но то и дело останавливались. Люди все подходили и здоровались с дедушкой, не давая нам спокойно погулять.

– Можно я прогуляюсь одна? – спросила я.

Дедушка сделал движение рукой, приказывая Решату идти со мной. Я медленно шагала по торговой площади вдоль прилавков и наслаждалась тем, что была в этом городе туристом. Своим подругам в Анкаре в подарок я с удовольствием накупила анклетов и разноцветных платков.

Надеюсь, им понравится.

То и дело заглядывая в маленькие магазинчики, я не заметила, как обошла всю площадь и добралась из одного его конца в другой. Я выдохнула так, будто выпустила из себя всю усталость этого дня. Обернувшись, я увидела Решата в нескольких шагах позади. Возможно, мне не стоило чувствовать себя тут в безопасности. Но, несмотря ни на что, здесь я ощущала такие покой и безопасность, каких не чувствовала больше нигде и никогда. Это место – папина родина. Мне казалось, что здесь со мной ничего не может случиться.

Я поблагодарила Решата, который забрал пакеты из моих рук, решила присесть и отдохнуть где-то. Когда прохладный ветер обдул мою кожу, я поняла, что сильно вспотела. Нельзя было заболеть здесь. Я намеревалась приятно провести тут время.

– Хотите выпить чего-нибудь горячего? – спросил Решат. Я кивнула. – Чай?

– Можно.

Когда он пошел за чаем в сторону лавки, расположенной недалеко от нас, я вдруг почувствовала чужой взгляд. За мной будто следили. Я огляделась, но никого не увидела и пошла к скамейке, которая стояла рядом. И вдруг ощутила присутствие кого-то рядом. Я изо всех сил старалась не думать об этом, но все было напрасно.

Когда я подняла голову, то увидела прямо перед собой пару знакомых глаз. Я замерла. Как будто в меня бросили один из булыжников под ногами и попали прямо в сердце. Все это показалось мне совершенно нереальным. У меня перехватило дыхание.

На мгновение весь мир словно замер. Сначала я почувствовала, как мой пульс замедлился, а потом участился. Сердце забилось с бешеной скоростью. Вокруг воцарилась тишина.

Его глаза, этот взгляд снова напомнили мне, что я была в гробу. Боль в груди, на которую я старалась не обращать внимания весь день, сейчас отдавалась во всем теле. Когда сильный порыв ветра Урфы ударил в лицо, я осознала, что происходит.

Передо мной стоял Каран Агдоган.

И я совершенно не была готова с ним говорить.

Глава 2
Жженый запах доверия

Любовь – бездонная пропасть.

Некоторые пропасти окутаны темными облаками, такими плотными, что разглядеть дно невозможно. Ветер треплет волосы. По венам разливается страх. Но ты все стоишь, не отходишь. Хотя и знаешь, что, упав, – разобьешься. Пропасть, перед которой стою я, огромная и бездонная. Если сорваться – лететь вечность. Если остаться стоять – и жизни не хватит, чтобы разглядеть дно.

Любовь – это болото. Я давно увязла в нем и чем сильнее стараюсь выбраться, тем глубже меня затягивает. Именно об этом я подумала, когда увидела его. Я хотела заглушить свои чувства, но ощутила себя утопающей в болотной трясине. Каждый раз, закрывая глаза, я видела его. Вспоминала его смех, предательство, наше расставание, конец всего…

Много дней у меня получалось не думать ни о чем, не выходить из комнаты, кроме как для того, чтобы поесть, занимать себя какими-то мелочами. Я знала, что сейчас не время теряться в том, что происходит в моей голове. Поэтому выбрала себе в качестве компании книги моего папы. Библиотека с десятками томов, которые мне нравились, пришла в мою жизнь очень удачно.

Мне надоело сидеть на кровати по-турецки, и я положила голову на подушку. Книгу Ахмеда Арифа^[7] я положила себе на грудь. Это был сборник «От тоски по тебе я износил свои оковы». Выбирая эту книгу, я не собиралась выискивать для себя какие-то смыслы. Пролистав несколько страниц, я увидела подчеркнутые строки, которые словно просились быть прочитанными. Не сдержавшись, я проговорила их про себя:

Если я слеп
И мир вокруг пуст,
Если у меня нет ничего, кроме тебя,
Ты – мой свет, мой смысл, мой вкус.

Хоть я и сломан,
Но у меня
Есть жизнь, есть мечта,
И что другим до меня?^[8]

Я зажмурилась. И жизнь – моя, и мечта – моя. Как и разбитое сердце – оно ведь тоже мое.

Было сложно забыть о том, что он тоже находится в городе. Из головы у меня никак не шел его умоляющий взгляд. Куда бы я ни смотрела, в голове было только раскаяние в его глазах. О чем он собирался умолять меня? О том, чтобы я выслушала его или чтобы простила? Меня тошнило от запаха моего сожженного доверия, стоящего вокруг.

По-моему, он хотел попросить, чтобы мы его выслушали и простили.

За какими отговорками он собирался прятаться? Разве у лжи может быть оправдание?

Думая обо всем этом, я чувствовала себя загнанной в клетку. Я хотела перестать думать об этом. Отложив книгу, я приподнялась, отбросила волосы назад и тут же нахмурилась, почувствовав боль у корней. Перед тем, как я ушла, он тоже морщил лоб. Должно быть, думал, что я поговорю с ним. Я тоже этого хотела, но не чувствовала себя готовой к этому разговору. Конечно, я обязательно собиралась это сделать, намеревалась отыграться за все случившееся. Но не сейчас.

Мне нужно было время, по крайней мере, для того, чтобы все переварить.

Решат бросился на Карана, но тот смотрел только на меня, не обращая внимания ни на что вокруг. Даже удар, который пришелся прямо по его лицу, не помешал ему продолжать смотреть на меня. Он оступился, может, Решат вывихнул ему челюсть. Однако его это, казалось, совершенно не волновало. Он смотрел на меня. Просто смотрел. В глазах его читалась мольба.

Разве уже не поздно, Каран?

Я не хотела о нем думать. Ни о нем, ни о Стамбуле, ни о людях, которые лгали мне… Ни о чем и ни о ком. Именно поэтому я попросила дедушку купить мне новый номер.

Я свела к нулю возможность получать сообщения и звонки от этих людей. Если бы он хотел, то узнал бы номер, но он не сделал этого. Его я сообщила только своим друзьям в Анкаре. Озлем я отправила голосовое сообщение, в котором все рассказала, выразила все свои чувства. Когда она послушала его, то сразу же позвонила, но трубку я не взяла.

Не смогла.

Мне было невыносимо рассказывать еще раз то же самое.

Мы бы плакали, Ляль. Поэтому трубку не взяли.

Я больше не могла держать в себе правду, которую скрывала даже от себя самой.

В дверь постучали, и я сделала глубокий вдох, расслабила плечи. Постаралась прийти в себя, чтобы продолжать хорошо играть свою роль.

– Войдите, – уверенно сказала я.

Дверь открылась. При виде дедушки, который робко смотрел на меня, я тут же вскочила на ноги и улыбнулась. С ним рядом я всегда была радостной, даже если мне было плохо. Я не хотела огорчать его и так немолодое сердце.

– Доброе утро, – я старалась говорить весело.

Но по глазам дедушки было видно, что старания мои оказались напрасны.

Представьте себе сосуд, наполненный водой. В него помещают небольшую свечу так, чтобы она не утонула, и накрывают ее стеклянным куполом, чтобы она горела в нем, не касаясь воды. Свеча еще некоторое время продолжает светить, она находится в воде, но тем не менее огонек ее не гаснет. Когда кислород в стеклянном куполе заканчивается, от пламени остается лишь тонкая струя дыма.

Мое сердце билось, но я этого не чувствовала.

Я напоминала эту свечу. Я делала все для того, чтобы выжить, но в глубине души понимала, что рано или поздно утону. Потому что знала: оказавшись в воде, я, как и свеча, потухну и умру. И все же я не теряла надежду, хотя понимала безысходность ситуации.

Дедушка словно понимал все мои чувства. Только в реальности он не мог их понять, а был способен всего лишь догадываться. Он не мог знать, как меня пожирал огонь, появившийся в груди и распространившийся по всему телу. Он не должен был знать этого.

– Доброе утро, внучка. – Каждый раз, когда он использовал это обращение, сердце на миг останавливалось. Так случилось и в этот раз. Услышав его мягкий голос, я почувствовала себя спокойно. – Завтрак готов. Будешь здесь есть?

Я знала, что он хочет, чтобы я спустилась вниз. Ему было больно от того, что я оставалась одна.

– Я скоро спущусь.

Дедушка улыбнулся и подошел ко мне. Его лицо сияло от волнения.

– Сегодня я хочу тебя кое с кем познакомить. Если ты не будешь сидеть в комнате… – дедушка на секунду замолчал, словно боясь сказать что-то не то, а потом посмотрел с нежностью, совсем как папа. – Если захочешь остаться у себя в комнате, конечно, оставайся. Но я хочу видеть тебя. Сможешь уделить мне пару часов?

Я широко улыбнулась.

– Конечно, Демироглу! – ответила я громко. Дедушка хихикнул.

Мне очень нравилось называть его Демироглу.

– Значит, Демироглу, да? – Его брови взметнулись вверх. – А что с «дедушкой» не так?

Он делал вид, будто злился, но у него это совсем не получалось.

Я пожала плечами.

– А ты ко всем обращаешься по фамилии. Ко всем, кроме меня, – ответила я, и улыбка медленно сошла с его губ. В его взгляде теперь была какая-то горечь.

– Я бы очень хотел, чтобы ты стала Демироглу. – Дедушка внимательно посмотрел мне в лицо.

– Еще не поздно.