Он с нескрываемым волнением спросил:

– Ты правда хочешь этого?

Я быстро кивнула. Дедушке не нужно было знать, как много слез я пролила из-за этого за все прошедшие годы.

– Больше всего на свете!

Он улыбнулся так, словно хотел содрать корочку с уже давно подсохших ран.

– Ну тогда начнем этим заниматься. Я скажу Решату, чтобы нашел адвоката. Вот прямо сейчас и скажу! – Он в последний раз посмотрел прямо мне в глаза, словно ища в них одобрения, а затем вышел из комнаты. Он и не подозревал, насколько взволнована была девушка с разбитым сердцем, которую он только что оставил.

Мой взгляд остановился на фотографии маленького Гюнала, которая стояла в рамке на тумбочке, и я тихо вздохнула.

– Папа, я так полюбила твоего папу, – пробормотала я. – Он такой же, как ты, бесшабашный. Он не боится показать свою любовь. Я бы сказала, что он почти твоя копия. Как будто он был послан, чтобы помочь мне пережить эти дни…

Я не позволила себе расплакаться. Заставив замолчать полный горечи внутренний голос, я привела себя в порядок и спустилась вниз.

На улице было холодно, поэтому стол накрыли в доме. Дедушка говорил, что лето в Урфе ни на что не похоже. Я подумала, что получится, наверное, приехать сюда и летом. Мне бы хотелось сесть в саду и почитать книгу. А может, даже и написать свою.

Тут за моей спиной раздался зычный голос Юсуфа:

– Доброе утро!

Я вздрогнула и обернулась.

Мы слышим. Чего ты так орешь?

Я прижала большой палец к нёбу^[9] и недовольно произнесла:

– Доброе утро?

Он выглядел очень счастливым.

– Что за веселье? Все потому, что увидел свою девушку? – поинтересовалась я.

Он потянул горловину своей водолазки и широко улыбнулся:

– Клянусь, да, именно поэтому!

Эти слова он просто прокричал, а потом сразу виновато посмотрел на нас. Мое удивление, должно быть, отчетливо читалось на лице, поэтому Юсуф извинился еще и вслух:

– Не рассчитал громкость голоса, извини. Я сделал ей предложение!

У меня глаза округлились от удивления:

– Что?!

Теперь и я кричала.

– Она ведь сказала «да», верно? Иначе ты бы не был так счастлив.

Он сжал руку в кулак, резко выбросил его вперед.

– Да! – опять прокричал Юсуф.

– Поздравляю, Юсуф, – сказала я, искренне радуясь за него, и протянула ему ладонь. Двумя руками он пожал мою, а затем стал ее трясти. – Скорейшей свадьбы. Иншаллах^[10], улыбки всегда будут на ваших лицах.

Юсуф, ты сейчас руку нам оторвешь!

– Аминь! Аминь! – ответил он весело. – И тебе того же!

На этих словах Юсуф подмигнул мне.

Если бы он знал, что творится у меня внутри, то молчал бы, ведь иначе я бы отругала его за то, что он сказал. Но я больше не была человеком, который показывает все свои эмоции. Именно поэтому Юсуф ни о чем не догадывался.

– Ну ладно, я пошел! – весело сказал он и выпустил мою руку так резко, словно собирался отбросить ее подальше.

Ну давай, оторви мне руку. Для тебя не жалко!

Юсуф быстро покинул комнату, почти подпрыгивая.

«Псих!» – подумала я, потирая запястье.

Затем пошла на кухню, где столкнулась с тетей Хатидже. Мы поздоровались и начали вместе накрывать на стол. Когда дедушка спустился вниз, он выглядел таким же счастливым, как и Юсуф.

Кажется, я единственная в этом доме только притворялась радостной.

Вообще-то я была счастлива. Наконец я нашла свою родную семью, которой мне не хватало много лет. Меня приняли, и это очень облегчало мое положение. Но все равно где-то внутри сидела маленькая девочка, которая забилась в самый темный уголок моей души и плакала. Чувства, которые я спрятала далеко-далеко, чтобы не проживать их, ждали момента, чтобы вырваться наружу.

Они могли потерпеть. Торопиться мне было некуда.

На протяжении всего завтрака улыбка не сходила с лица дедушки, отчего я тоже постоянно улыбалась. Он выглядел таким же довольным и когда вел меня в новое место, расположенное в двадцати минутах ходьбы от особняка. По дороге он радовался, как маленький ребенок, начиная делиться своими воспоминаниями о моем отце.

В глазах дедушки папа был все еще юным мальчиком. Ничего бы не поменялось, останься он в живых.

Я тоже прошла через боль и страдания, и они не угасли до сих пор. Но то, что испытал дедушка, было намного тяжелее. Один из его детей был убит, а другой изгнан? Позже он получил известия о смерти и второго сына. Потом узнал, что над ним расправились самые близкие ему люди. Словно этого оказалось мало, вдобавок ему стало известно, что могила сына пуста. Внучка, о которой он узнал спустя долгие годы, выросла, считая его кровным врагом. Некоторые люди помешали ему найти ее.

Как Баран Демироглу все это выдерживал?

Когда мы остановились перед входом в место, которое напоминало ферму, дедушка повернулся ко мне. Глядя ему в глаза, я не смогла понять, что же помогало держаться ему все эти годы.

– Боишься лошадей? – спросил он нерешительно.

Я широко раскрыла глаза и с волнением спросила:

– Мы что, пришли на лошадях кататься?

Дедушка кивнул.

– Боюсь? Да я обожаю лошадей! Когда я была маленькой, папа водил меня кататься на них. Каждый раз я просто бежала туда с удовольствием.

Не дожидаясь дедушки, я зашла в ворота и быстрым шагом двинулась к человеку, которого увидела издалека. Поздоровавшись с тем, кого я приняла за конюха, я спросила со знанием дела:

– Где лошади?

– Стой, дорогая, не торопись. – Дедушка положил руку мне на плечо. Он был взволнован не меньше моего, но старался не показывать этого. – Ты уже давно не садилась верхом, могла и подзабыть что-то. Пусть Эргин поможет тебе.

Я не могла спорить с этим, поэтому мы вместе двинулись в сторону конюшни.

– Посмотрим, что сделает наша бандитка, когда тебя увидит? – пробормотал дедушка, а я про себя повторила: «Что? Бандитка?»

В конюшне было около десяти лошадей. Несколько жеребят только-только родились. Осмотрев с азартом всех коней, я спросила:

– С кем же мне тут надо познакомиться?

Надеюсь, нас эта бандитка с себя не скинет.

Конюх открыл дверь одного из загонов и сказал:

– С гюналовской. Она бандитка с самого рождения.

Я замерла. У папы что, была своя лошадь?

– Я просто понять не могу, чего она такая непослушная. Совсем не похожа на своего хозяина, – продолжал рассказывать конюх.

Я посмотрела на дедушку и с надеждой спросила:

– Это папина?

– Да. Она родилась незадолго до отъезда Гюнала. Твой отец присматривал за ней, но на моей памяти они только раз вместе выезжали. И то, твой отец не смог ее оседлать. Она только рядом с ним была спокойной, твоему папе это нравилось, конечно, – весело сказал дедушка. – Познакомься-ка с ней. Только близко не подходи. Если она снова разнервничается…

– Я хочу попробовать, – неожиданно для себя выпалила я.

Конюха развеселила моя храбрость, он сделал жест, чтобы я подошла ближе.

– Только будь осторожна, – сказал он и приблизился к стоявшей в углу лошади. – Наша девчонка людей не любит. Да и животных тоже.

Когда я увидела на черной лошади коричневые пятна, мое сердце быстро-быстро забилось. Я впервые стояла так близко к живому существу, которое помнило папу, принадлежало ему.

Однако, в отличие от меня, лошадь совсем не обрадовалась гостям и всячески это нам показывала, постоянно нервно двигаясь назад-вперед. По звукам, которые она издавала, я поняла, что нас здесь видеть не хотят, но все равно не смогла удержаться и приблизилась к ней. Я хотела сделать то, чего не получилось у папы: оседлать эту лошадь.

Я подняла руку вверх и мягким, как мне казалось, голосом произнесла:

– Привет.

Ляль, кажется, от этого пользы никакой не будет. Может, дать ей морковки?

Когда я сделала шаг к ней, она топнула передней ногой. Кажется, лошадь готовилась броситься в мою сторону. Дедушка попытался оттянуть меня назад, но я уверенно сказала ему:

– Все хорошо. Если она кинется, я убегу.

Конюх попросил меня быть осторожной:

– Встань-ка немного поодаль, дай ей время привыкнуть к тебе.

Он положил перед ней сено? Но строптивая лошадь продолжала сверлить меня глазами.

Но так же нельзя вести себя с дочерью хозяина!

Дедушка нервничал, опасаясь, что в любую секунду может что-то произойти:

– Это плохая идея. Иди сюда, давай лучше познакомим тебя с другой лошадью.

Я не двинулась с места, не давая ему обмануть себя.

– Ну же, не упрямься, – раздраженно сказал дедушка.

Неужели эта лошадь пошла характером в дедушку?

Не обращая внимания на его слова, я сделала еще шаг по направлению к лошади.

– Как ее зовут? – спросила я, и лошадь тут же заржала.

– Сиа, – ответил дедушка.

Я широко улыбнулась. Все-таки папа был неисправим.

– Хэй, Сиа! – позвала я, но лошадь посмотрела так, будто хотела убить меня на месте. – Я вроде как твоя подружка. Я дочь Гюнала.

Сиа заржала еще громче.

– Я твой друг, – сказала я и сильно топнула ногой.

Дедушка взволнованно предупредил:

– Внучка, близко не подходи к ней!

Говорят, что собака лает, но не кусает. Интересно, можно ли то же самое сказать о кобыле, которая ржет?

Ляль, может, поговорим о подобной ерунде в другое время, например, когда нам не будет грозить опасность?

В тот момент, когда я приблизилась еще немного, Сиа почти встала на дыбы. Но я не испугалась и подошла к ней. Сиа замерла. Волнение от того, что я вот-вот прикоснусь к лошади, принадлежавшей папе, оказалось сильнее страха. Я протянула руку. Дедушка с конюхом приказали мне остановиться, но я их не послушала. Сиа громко дышала. Только я собиралась коснуться ее гривы, как она резко мотнула головой. Я уже собиралась было подумать, что она социофоб. Но я не испугалась и протянула к ней ладонь. А когда коснулась ее, она резко вздрогнула и отошла. Она не заржала и перестала вести себя так, будто собиралась броситься на меня. Моя смелость, казалось, шокировала ее.

– Не так резко, дорогая, – прошептал дедушка.

Он сказал это нам или Сиа?

– Все хорошо, девочка, – сказала я, поглаживая ее гриву, но затем мои брови сдвинулись. Я посмотрела на дедушку. – Это же кобыла, да?

– Да, но у нее вырезаны яичники.

Я была уверена, что причина этого решения заключалась в том, что она не хотела спариваться ни с каким конем и была агрессивной.

Я еще раз дотронулась до ее гривы и тихонько позвала:

– Сиа?

Хоть она и не полностью повернула голову в мою сторону, один ее глаз я видела. Сиа делала резкие вдохи.

– Думаю, ты все-таки разрешила мне тебя трогать. И мы стали друзьями, так?

Сия заржала, словно не соглашаясь со мной.

– Нет, ты ошибаешься. Мы стали с тобой друзьями! – настаивала я.

Когда одну руку я поднесла к морде Сиа, конюх взволнованно окликнул:

– Осторожнее!

Я послушалась и очень медленно погладила лошадь. Она хоть и давала понять, что не хочет этого, все-таки не особо сопротивлялась. Я старалась не замечать ее ржание и попытки время от времени отойти от меня. Кажется, я тоже ей понравилась. В противном случае она бы резче отреагировала на то, что я загнала ее в угол, чтобы подружиться. По крайней мере, я надеялась, что это так.

Когда через несколько минут мы вышли из конюшни, я улыбалась. Юсуф приблизился и помог мне оседлать Сию. Хоть меня и испугало возмущение лошади таким поворотом событий, но я была полна решимости и не собиралась сдаваться. Если бы не Эргин, я бы уже давно сломала ногу, но пути назад не было.

Сердцем я чувствовала, как папа наблюдает за мной и как он хочет, чтобы я продолжала. Он никогда не любил сдаваться. Я тоже.