И на пороге купе появилась… нет, не девочка. Это была здоровенная девица с крупными, словно смазанными чертами лица и размытой улыбкой. Волосы у нее были взлохмаченные, щеки обвислые, и зубы, открывшиеся при улыбке, совершенно темные, как будто никогда не были знакомы с инструментами стоматолога. Из одежды на ней были широченные штаны – темные, в единорогах, и майка с Микки-Маусом. На ногах – сандалии размера сорокового.

– Мама, дай конфету! – сказала девица низким трубным голосом, и ее мать все поняла по Лениным глазам. – Дай мне конфету! Дай мне что-нибудь сладкое… что-нибудь сладенькое… я хочу сладенького! Хочу! Хочу! – Она сморщилась, словно собираясь заплакать.

– Вы видите… – сказала мать, – у нее развитие пятилетнего ребенка. Так что ночью лучше, чтобы я была рядом.

– Конечно-конечно! – заторопилась Лена. – Конечно, я с вами поменяюсь.

Аринушку, как звала ее мать, перевели в соседнее купе на Ленино место. В Ленином нынешнем купе было уже трое пассажиров – двое мужчин среднего возраста и потертого вида и тетка, сидевшая у окна с кошачьей переноской на коленях.

При виде Лены мужички заметно оживились, предложили пива или даже в ресторан сходить, но тетка мигом их утихомирила, строго рявкнув, чтобы сидели тихо, а не то она начальнику поезда пожалуется и их ссадят.

Из переноски раздался негодующий басовитый мяв, и тетка только вздохнула.

– К сестре едем на все лето, у нее дача на Карельском перешейке пустая стоит, Мурзику там хорошо будет. Только очень не любит он ездить…

Мурзик был сер, полосат и огромен, он заполнял собой всю переноску. Лена попыталась его погладить, он ее укусил легонько. И то сказать, животное нервничает, а тут еще она пристает. Его хозяйка сказала, что ее место верхнее, но чтобы Лена уступила, потому что с Мурзиком наверху ехать плохо. Лена согласилась.

Соседи их к тому времени ушли – в ресторан или покурить, так что Лена спокойно переоделась в новый спортивный костюм (купила взамен старого, который Максим с мамашей не отдали).

Они много вещей не отдали, после того, как Лена с одним чемоданом из квартиры сбежала. Ума хватило хоть документы забрать и мамины фотографии.

Соседка тетя Дуся сама к ним ходила, Максима стыдила, да он, по ее собственному выражению, удила закусил. Кое-что удалось все же забрать – куртку теплую на осень, сапоги зимние.

Девица его, жена будущая, только посмеивалась, а сама, по наблюдению тети Дуси, кое-что из Лениного носила. Ну Лене это надоело, пускай, сказала, подавятся. Из квартиры выписываться ни за что не буду! И тетя Дуся одобрила.

Когда узнали в автопарке Ленину невеселую ситуацию, начальник выписал ей премию, а Зинаида из бухгалтерии посоветовала недорогую съемную квартиру. Посторонние-то люди хорошо к ней отнеслись, а вот свои родственники…

Хотя какие они теперь родственники? Бывший муж и бывшая свекровь…

Сейчас Лена убрала под нижнее сиденье свою дорожную сумку, но подумала и вытащила паспорт с вложенной в него двухтысячной купюрой. Остальные деньги у нее были в кошельке, а кошелек – в кармашке сумки. А это так, на всякий случай, тетя Дуся советовала.

Денег немного, но все же… Паспорт она положила в потайной карман костюма, чтобы при себе был, добавила туда еще сложенный конверт с письмом и улеглась на верхнюю полку.

Поезд тронулся, соседи угомонились, а Лена, лежа на верхней полке, думала, как же дошла она до жизни такой, что совершенно не к кому обратиться за помощью. Подруг близких у нее нет, мама умерла пять лет назад…

Да если честно, то не были они с мамой особенно близки.

Отца Лена совсем не знала; лет в пять, когда они переехали в этот город, у нее появился отчим.

Муж матери был мужчина крупный, здоровый, с тяжелыми, большими руками, поначалу Лена его боялась.

Надо сказать, что этими руками Виктор мог делать очень многое – и по дому, и на дачном участке, и велосипед Лене починить, и в школе карнизы прибить. Но он все время молчал, говорила мать – упрекала его за то, что мало денег, за то, что торчит в этом провинциальном городе, еще много за что.

Отчим отмалчивался, Лена не помнит, чтобы он когда-нибудь заорал в ответ, как и то, чтобы этими своими большими руками он тронул мать или саму Лену. И плохого слова никогда не сказал, он вообще почти ничего не говорил.

Мама умерла, когда Лена закончила бухгалтерские курсы и собиралась устраиваться на работу. Об институте не было и речи, хоть училась она и неплохо, но кто будет ее кормить пять лет?

Мама умерла внезапно, был у нее инсульт, от которого она так и не оправилась.

Потом врачи говорили, что дело к тому давно шло, оттого и характер у нее совершенно испортился. Все время она ругалась и кричала на мужа и дочку, несколько работ поменяла, а потом вообще не работала, со всеми соседями перессорилась, а подруг у нее и раньше не было. Одна тетя Дуся пыталась с матерью как-то общаться, а потом и Лене очень помогла, когда матери не стало. Когда-то давно они с матерью вместе работали, дружили даже. С тех пор тетя Дуся связи с Леной не теряла.

Отчим воспринял все происходящее со всегдашним своим каменным спокойствием, денег дал, сколько нужно, но даже на похоронах не сказал ни слова.

Подошли сорок дней, и снова отчим все одобрил, что Лена делала, а потом вызвал ее на разговор, не успела она посуду вымыть после того, как люди ушли.

– Вот что, – сказал он твердо, – нужно нам квартиру эту менять. Так оставаться не может. Выгонять тебя на улицу не собираюсь, но что-то нужно решать.

Лена тогда растерялась – что, как, да только сорок дней прошло, почему так скоро… Отчим на это сказал, что ждать все равно толку не будет, а что люди скажут, ему все равно.

Тетя Дуся сказала тогда: соглашайся. Зачем тебе постороннего мужика обихаживать, даже и неудобно это. А так – сама себе хозяйкой будешь.

Теперь-то Лена думает, что тетя Дуся все заранее знала.

Квартиру разменяли быстро. Отчиму – однокомнатную, а Лене – комнату. Квартиру эту отчиму в свое время от завода дали, так что обмен справедливый был.

Только разобрались с обменом – отчим женился. Лена тогда встретила его на улице, не сдержалась: совесть, кричала, у тебя есть? Полгода со смерти матери не прошло, а ты уже с другой? Отчим, как всегда, отмолчался, потом только буркнул, что у нее своя жизнь, а у него – своя.

Ну и ладно, решила Лена, и с того времени если случайно его где-то встретит – вид делает, что они незнакомы. Тете Дусе так и сказала: не было отца – и это не отец, и слушать про него больше не желаю. Та только головой покачала.

Потом Лена свободной себя почувствовала, стала свою жизнь устраивать. С Максимом познакомились они, стали встречаться. Показался он ей хорошим парнем, живой, веселый, друзей много.

Съездили вместе в отпуск, потом он и предложил пожениться. Или хотя бы вместе жить. А где? У него мама в двушке маленькой, а у нее соседи против того, чтобы мужик посторонний в квартире болтался. Распишемся, Максим сказал, и тогда квартиру поменяем, как раз у тети Дуси соседи размен задумали. Так и сделали, и один бог знает, как Лена сейчас об этом жалеет.

Поезд тряхнуло, соседка снизу пробормотала что-то во сне. Кот безмолвствовал. Один сосед жутко храпел, второй ворочался так, что полка едва не отваливалась.

Под этот храп и скрип Лена решила, что не станет думать о своей неудачной семейной жизни. Было бы что вспоминать!

Значит, жила она на съемной квартире и решила, что ни за что не уступит бывшему мужу. А пока решила себе спуску не давать. Приоделась немножко, записалась на аэробику и на курсы самообороны, это чтобы бывший не подкараулил в темном переулке. С ним одним она как-нибудь справится.

Дни проходили быстро – работа, занятия.

Тут позвонила соседка тетя Дуся – зайди, мол, нужно не по телефону поговорить.

Ну Лена зашла вечером после работы. Сели чай пить, потом соседка письмо ей подает. Из Петербурга, конверт официальный, в окошечке написано: Нотариус Ганюшкин Е. Г. А сверху в углу штамп «Повторное». Соседка и говорит, что первое письмо Максим разорвал прямо на лестнице, она сама видела, а это она тихонько из ящика за уголок вытащила, думала, может, что важное.

В письме было несколько строк.

«Уважаемая госпожа Голубева! Настоятельно прошу Вас прибыть в нотариальную контору, расположенную по адресу: Санкт-Петербург, улица Грибачева, дом 16В, 12.07.25 в 16.00 по поводу наследственного дела.

Нотариус Ганюшкин».

И подпись, а само письмо отпечатано.

Долго Лена с тетей Дусей письмо разглядывали. Ничего непонятно. Какой нотариус, какое наследство?

Кто Лене мог что-то оставить? Наверное, фамилию перепутали, решила наконец Лена.

А соседка тут увидела, что в штампе телефон меленько записан. Позвонила Лена на следующий день, – так, мол, и так, что такое? Но нарвалась на такую бабу нелюбезную – прямо гадюка и гюрза в одном флаконе.

Нет, говорит, у нас никакой путаницы, точно вам два письма было отправлено, так что если не явитесь, то пеняйте на себя. А сообщать по телефону, в чем дело, да от кого наследство, не имеем права. Может, это и не вы звоните, а посторонний человек совсем…

Так что Лена в конце концов решила ехать и на месте разобраться. Взяла паспорт, оформила на всякий случай неделю отпуска, еще у тети Дуси денег немного заняла и поехала. Никому ничего не сказала, только соседка знала.

А вот интересно, что ее там ждет, в Петербурге…

С этой мыслью она заснула.

Чтобы проснуться от жуткого толчка.

Поезд так резко затормозил, что она едва не слетела с верхней полки, еле удержалась.

Тренер на курсах по самообороне утверждал, что у Лены очень хорошая реакция.

Свет в купе не горел, был слышен громкий мяв кота и крик его хозяйки. Кажется, один из мужиков все-таки слетел с верхней полки, и теперь снизу доносились стоны и ругательства.

Лена достала телефон и посветила вниз. Тетя искала на полу кошачью переноску. Мужик с трудом поднялся, потирая голову. И тут раздался стук в дверь купе. Стук был какой-то не такой, но Лена не определила пока, что ее насторожило.

Стук повторился, и мужик со стоном подошел к двери.

– Не открывай! – встрепенулась тетка. – Спроси, кто такие!

Очевидно, ей тоже что-то не нравилось. Однако пассажир то ли не расслышал ее, то ли решил не подчиняться тетке. Он невнятно пробормотал что-то про тещу, которая так же командует, когда ее не просят, и сдвинул защелку.

За распахнувшейся дверью стояли двое в черном. А может быть, так казалось, потому что свет из коридора падал им в спины.

– Что случилось? – спросила тетка.

– Авария. Дерево на пути упало, – сказал мужской голос глухо.

Тут в коридоре послышался испуганный голос проводницы, заплакал ребенок.

Один из стучавших тут же пропал с глаз, очевидно, пошел разбираться, второй отодвинул плечом пассажира и вошел в купе, где сразу же стало тесно, потому что вошедший оказался очень крупным, можно сказать, толстым.

Он включил сильный фонарь и обвел им купе.

– Пятнадцатое место чье? – спросил он у тетки. – Твое?

– А ты кто такой? – с вызовом спросила она и тут же отвернулась от сильного света.

– Да что происходит-то? – заорал наконец проснувшийся мужик с нижней полки. – Документ предъяви, а потом спрашивай!

Вместо ответа толстый двинул его локтем в солнечное сплетение, и мужик утробно ухнул и затих. Его товарищ предпочел не связываться, ему хватило уже ушибленной головы.

Иное дело тетка.

– Помогите! Убивают! – заорала она.

– Тихо ты, а то получишь! – Толстый шагнул вперед, но под ноги ему попала кошачья переноска.

Он злобно отшвырнул ее ногой, очевидно, от толчка переноска открылась, и что-то огромное и пушистое бросилось на него, мигом вскарабкалось по одежде к самому лицу и впилось в толстую щеку всеми когтями.

– Да чтоб тебя… – из-под кота толстый пустил матом и попытался оторвать его от себя.

– Не трогай Мурзика! – орала тетка, а Лена приготовилась спрыгнуть с верхней полки на спину толстому.