И все бы удалось, если бы в дверях не возник его напарник, который держал в руках баллончик. Он прыснул чем-то на тетку, отчего она повалилась кулем на полку, в это время толстый сумел отодрать от себя кота и надеть маску.

Лена сжалась на верхней полке в тщетной надежде, что ее не заметят, но эти двое тут же ее обнаружили.

– Поменялась, зараза, с бабой этой… – прошипел толстый, – думала, не найдем…

Лена хотела сказать, что они ее с кем-то путают, но резко пахнущая струя из баллончика остановила ее. Она уже не помнила, как на голову ей надели темный мешок, и толстый перекинул ее через плечо и понес по коридору к выходу из вагона.

Проводница сидела в своем купе, глядя перед собой пустыми глазами, высунувшемуся из купе парню напарник толстого едва не переломил дверью шею.

Сначала Лена почувствовала боль. Что-то острое вонзалось в ее правый бок. Потом сквозь плотный черный занавес беспамятства пробился чей-то гнусавый, настырный голос, раз за разом повторявший одну и ту же короткую фразу:

– Где оно? Где оно?

– Что ты твердишь, как попугай? – перебил другой голос – скрипучий, как несмазанная дверь. – Она же в отключке! Лучше плесни на нее воды, может, тогда очнется… или вот нашатырь…

Тут же Лена почувствовала резкий, острый запах, охнула – и вынырнула из вязкой темноты.

Она осознала, что сидит в старом кресле с продранной плюшевой обивкой.

Из кресла вылезали пружины – одна из них впилась в ее бок. Эта боль и была первым, что Лена ощутила сквозь беспамятство.

Она немного передвинулась.

Боль утихла, точнее, переменила место.

И тут же снова прозвучал гнусавый голос:

– Ага, похоже, очнулась… а ну, говори, где оно?

Лена с трудом повернула голову, чтобы увидеть обладателя гнусавого голоса.

Это был мужчина лет тридцати, крупный и толстый. Одна щека у него была заклеена пластырем. Несмотря на явно нездоровую толщину, он излучал ощущение медвежьей силы. И маленькие красные глазки тоже напомнили Лене медведя.

Не настоящего живого медведя, а игрушечного, плюшевого, который был у нее в детстве.

Медведь был не простой, а заводной. Точнее, электрический, с батарейкой.

В лапах он держал бочонок меда, и, если Лена нажимала незаметную кнопку у него на затылке, он начинал утробно ворчать, поднимал бочонок к морде, а глаза у него загорались красным.

Вот этого игрушечного медведя напомнил Лене толстяк – поэтому она мысленно обозвала его Медведем. Только вот тот медведь был славный, Лена его любила, а в этом толстяке не было ничего хорошего.

И он, как будто в нем тоже включили простенькую программу, снова повторил, злобно глядя на Лену:

– Где оно?

– Это ты о чем? – спросила Лена удивленно.

Точнее, она хотела это спросить – но из пересохшего горла вырвался только какой-то нечленораздельный хрип.

– Где оно? – повторил плюшевый медведь.

– Пить! – прохрипела Лена – и на этот раз Медведь ее понял.

Он подошел к ней, наклонился, обдав кислым запахом пива и застарелого пота.

– Скажешь, где оно – дам воды!

Лена прохрипела что-то непонятное.

– Да дай ты ей воды, иначе она говорить не сможет! – прозвучал второй голос – тот, скрипучий, как ржавый замок.

Лена скосила глаза – и увидела второго человека.

Этот был худой как жердь, с впалыми щеками и глубокими тенями под красными, как у вампира, глазами.

Медведь что-то неодобрительно проворчал, но отошел и вскоре вернулся с пластиковой бутылкой. Отвернул крышечку, протянул бутылку Лене:

– Пей!

Лена схватила бутылку и жадно присосалась к ней.

– Эй, хватит уже! Хорошенького понемножку! – Медведь отобрал у нее бутылку и повторил свою непонятную мантру:

– Где оно?

Лена проводила бутылку жадным взглядом и проговорила на этот раз довольно внятно:

– Про что ты спрашиваешь? Что это – оно?

– Ты мне тут дурочку не изображай! – рявкнул Медведь. – Отлично знаешь, про что!

– Понятия не имею.

– Ты меня за кого держишь? – прорычал Медведь и замахнулся на Лену огромным кулаком. – За дурака?

«А ты он и есть», – подумала Лена, но, разумеется, промолчала.

Потихоньку возвращались воспоминания.

Вот она едет в поезде на верхней полке, вот просыпается от толчка, и в купе входят двое в черном, очевидно, это они и есть. Ну да, морду этому толстому кот расцарапал… как же его звали… Мурзик.

Она хотела позлорадствовать, но вместо этого спросила, стараясь, чтобы ее голос не дрожал:

– Где мы? Куда вы меня привезли? Что вам от меня нужно?

– Что нам нужно? Не придуривайся! Ты отлично знаешь, что нам нужно. Говори, где оно! – толстый уже орал.

– Да хоть скажи, что это за оно!

Лене показалось, что разговор их пошел по кругу, как заезженная пластинка.

Медведь вдруг успокоился, отошел и проговорил почти равнодушно:

– Ладно, Барсук приедет, он с тобой быстро разберется. У него не забалуешь…

Лена невольно вздрогнула – эти слова не сулили ей ничего хорошего…

Она отдышалась и огляделась.

Они находились в большой полупустой комнате, где из мебели был обшарпанный стол, пара колченогих стульев, то самое продранное кресло, в котором сидела Лена, да фанерный шкафчик с застекленными дверцами, на которые изнутри были наклеены выцветшие репродукции пейзажей средней полосы.

Еще на стене висел календарь за какой-то давно минувший год, на котором пышная брюнетка собирала виноград.

Все это вместе напоминало какое-то помещение из давно прошедших времен. Такое Лена видела в старых фильмах. Соседка тетя Дуся любила их смотреть, Лена ей диски доставала.

Вдруг за окном раздался приближающийся приглушенный звук автомобильного мотора.

Медведь встрепенулся, торопливо шагнул к окну и проговорил, потирая руки:

– А вот и он! Вот и Барсук!

Мотор приблизился и затих.

Скрипнула дверь, и в комнату вошел высокий сутулый мужчина лет сорока с густыми сросшимися бровями, в черной куртке и матерчатой кепке.

Медведь метнулся к нему и торопливо проговорил:

– Тут она! Но этого у нее нет, мы ее хорошенько обыскали. При ней его нет…

– Значит, плохо искали… – отмахнулся от него новый персонаж и подошел к Лене.

Он удивленно уставился на нее.

От его холодного, пронзительного, презрительного взгляда Лена почувствовала холод в сердце. Ей захотелось вернуться в уютную, безопасную тьму беспамятства. Комната вокруг нее закачалась, как палуба корабля. Она зажмурилась и начала действительно терять сознание, но сквозь туман дурноты услышала холодный, безжизненный, словно механический голос пришельца:

– Кто это?

– Как – кто? – удивленно затараторил Медведь. – Как это – кто? Она это, Вася!

– Не Вася, а Васса, сколько можно повторять! Но только это не она! – отрезал Барсук. – Кого вы привезли?

– Но как же… ведь ты нам сказал, на каком она месте будет… ведь эта аккурат на том самом месте была… Тринадцатый вагон, пятнадцатое место…

– На том самом! – передразнил его Барсук. – Говорю тебе – это не она! Она вас перехитрила! Обманула! Ушла! А у меня была такая верная наводка! Теперь когда еще удастся ее найти…

Лена вспомнила, что на пятнадцатом месте должна была быть тетя с котом, и Лена с ней поменялась, но решила не высовываться. Да и тетку эти двое видели, их с Леной никак нельзя перепутать.

– А что же теперь с этой делать? – растерянно спросил Медведь, его напарник молчал.

– А что ты с ней можешь сделать? Она вас обоих видела, хуже того – она меня видела! Нужно от нее избавляться. Отвезите ее к старой мельнице и сбросьте в омут. Там ее никогда не найдут!

От услышанного Лена окончательно потеряла сознание, снова провалившись в мягкую спасительную темноту…

Но очень скоро она снова очнулась от резких толчков и ударов.

На этот раз ей хватило ума не издать никаких звуков, никак не показать, что она пришла в себя.

Для начала она попыталась проанализировать свои ощущения.

Ее то и дело мягко подбрасывало и кидало из стороны в сторону.

Так, похоже, что ее везут в машине по неровной, ухабистой проселочной дороге…

Рядом с ней было что-то большое, пахнущее пивом и потом…

Она вспомнила этот запах – и вспомнила все, что было до очередного провала.

Вспомнила комнату, похожую на жилконтору, вспомнила двух громил – Медведя и второго, с черными тенями под глазами.

Вспомнила, как приехал третий человек, и как он велел… велел отвезти ее к какой-то мельнице и сбросить в омут!

Вот туда ее сейчас и везут!

Везут, чтобы убить!

Лена осторожно, стараясь не выдать себя, приоткрыла глаза.

Она полулежала на заднем сиденье машины.

Рядом с ней сидел тот толстяк, которого она мысленно назвала Медведем. Он занимал своей тушей почти все сиденье, оттеснив Лену в самый угол.

За рулем машины сидел его тощий напарник.

Машина ехала по неровной проселочной дороге, то и дело подскакивая на ухабах – отчего Лена и очнулась.

За окном было темно – все еще тянулась бесконечная, ужасная ночь. Из темноты выглядывали иногда огромные ели, тянули к машине руки своих ветвей…

Лена с ужасающей ясностью поняла, что этот лес – самое последнее, что она увидит в своей жизни. И эта вонь от немытого мужского тела – последнее, что она ощутит. Потому что очень скоро они сбросят ее тело в омут, и ее никогда не найдут. А если найдут, то не опознают – некому опознавать.

Искать ее никто не будет, да никто и не знает, куда она делась. Пропала и пропала. Уехала из города тайком.

С работы ее уволят, тетя Дуся, может, вспомнит, а бывший муж только обрадуется. Со временем выпишет ее из квартиры и заживет там с новой женой.

От этих мыслей Лена едва не застонала в голос, еле удержалась.

Тут водитель вспомнил о ней и спросил Медведя:

– Как там она – не очухалась?

– Да нет, в отключке…

– Зря мы ее не связали…

– Вот еще, возиться с ней! Никуда она не денется, я за ней слежу, и двери заблокированы…

Машину снова тряхнуло на ухабе.

Медведь качнулся, еще сильнее прижав Лену.

Вдруг она почувствовала бедром что-то твердое.

Тоже, что ли, пружины вылезли, как в том кресле?

Лена снова ощутила, что события повторяются, как музыка на испорченной пластинке.

Она незаметно опустила руку, ощупала сиденье.

Там, в щели между сиденьем и спинкой, она обнаружила отвертку.

Обычную небольшую отвертку. Как уж она там оказалась – кто знает?

На всякий случай Лена зажала ее в руке – мало ли, пригодится… может быть, удастся открыть этой отверткой дверь…

Вдруг машина поехала медленнее.

Водитель неуверенно проговорил:

– Вроде здесь должен быть поворот к мельнице…

– Там еще такой камень большой! – проворчал Медведь.

– Точно, камень… но только я его не вижу… ох, не застрять бы в темноте! Не проехали ли мы тот поворот? Ты бы вышел, посмотрел, что там…

– Вот еще! – недовольно фыркнул Медведь.

– А что – лучше будет, если мы тут в глубокую яму колесом попадем и застрянем до утра? Что потом с ней делать? – Он неопределенно мотнул головой в сторону Лены, которая усиленно делала вид, что она не пришла в себя.

– Ладно, выйду… – Медведь тяжело вздохнул, открыл дверцу со своей стороны, выбрался из машины и побрел в темноту.

Вскоре он появился в свете фар.

Он пятился, размахивая руками:

– Давай, поезжай за мной на самой малой… там, впереди, тот самый камень! От него дорога к мельнице начинается!

«К мельнице, – мысленно повторила за ним Лена. – Они везут меня туда, чтобы убить. Если я хочу остаться в живых, сейчас – последний случай… самый последний… другого не будет…»

Она тихонько потянулась к дверце, ухватилась за ручку – и тут водитель повернулся к ней:

– Ты это куда собралась?

И тут Лена от страха и безысходности, совершенно инстинктивно ударила водителя.

Она ударила его в ухо рукой, в которой все еще сжимала отвертку…