Я готова была сдаться, но положение спасла Аленушка. На пир она явилась поздно, зато с неизменным топором и козлом на поводке.

– Хочешь из копытца попить? – заискивающе поинтересовалась она у королевича и дернула козла поближе, демонстрируя последствия непослушания.

Королевич сглотнул, попятился, выскальзывая из неплотно сидящего на шее ошейника, а там его Лебедяна подловила. С чаркой…

Я успела крикнуть «нет!», но в залихватском «эй-нэ-нэ» его никто не услышал. Королевич чарку выпил залпом и упал.

– Ну вот что ты творишь? – спросила я у Лебедяны, когда пробралась мимо цыган.

– Ну а что? Ему же проспаться надо! А пока ходит, поди-ка уговори! Вон на все уже согласный. А ну-ка, Аленка, подсоби. Давай его в опочивальню утащим.

– Да подожди ты! Я сейчас помогу.

– А вы, Василиса Ильинична, откушали бы. А то вон вся на ветру шатаетесь, и язык заплетается. А потому что закусывать нужно. Для кого готовили столько?

Спорить с Лебедяной было себе дороже. Я махнула на нее рукой и отправилась к столу, как-то очень быстро обнаружив себя в компании мавок. Иногда мне казалось, что в голове вместо мозга у них тина. Но девчонки были веселые, а несколько чарок хмельного меда очень быстро снимали интеллектуальные различия. И скоро я смеялась наравне с ними и предложение сходить и остудиться к лесному озеру восприняла позитивно.

Мавки – коварные. Мужика, который купаться с ними пойдет, и притопить могут. А меня не тронут. Боятся. Да и неинтересно. А мужики у нас ученые, на такие предложения не ведутся и подглядывать точно не станут.

Глава четвертая.

Отец драконов и других сказочных тварей

На закате, когда сон самый сладкий, в окно что-то ударилось.

«Бздынь!» – жалобно звякнуло стекло, но устояло. Кощей перевернулся на другой бок.

«Бздынь!» – звук повторился.

Да что такое? Опять брачные игры у летучих мышей? Где вообще Лихо, за что он ему жалованье платит?

«Бздынь!» – На третий раз стекло не выдержало и со звоном рассыпалось на мириады маленьких кусков.

– А говорили – зачарованное… небьющееся, – мрачно вздохнул Кощей.

Сон сняло как рукой. Лихо куда-то подевалось, и теперь ему предстояло или шлепать по осколкам, или браться за веник с совком, что вообще не соответствовало статусу самого загадочного бессмертного мага сказочных земель.

Впрочем, репутационные проблемы отошли на второй план, когда в комнату влетело нечто подозрительно напоминающее горыныча. Маленький, размером с кошку, трехглавый дракон ворвался через разбитое окно и запутался в люстре, истошно вопя.

– Лихо! – разъярился Кощей. – Ты совсем уже?! Где ты шляешься?! Почему в доме всякая нечисть?!

Замок ответил тишиной, нарушаемой лишь бьющимся в тисках канделябров змеем.

Пришлось со вздохом, одновременно гадая, как вообще мелкий горыныч мог здесь появиться, лезть наверх и спасать бедолагу. А заодно и антикварную люстру, доставшуюся Кощею вместе с замком.

Надо сказать, задачей это было непростой: горыныч дергался, вопил, сопротивлялся и метался. И наверняка обогатил словарный запас, хотя Кощей и не мог вспомнить, умеют ли горынычи разговаривать.

Наконец, едва не сверзившись со спинки кресла, на которую пришлось залезть, чтобы дотянуться до высоченного потолка замка, ему удалось высвободить истеричную зверушку.

– Откуда ты вообще взялся?! – рыкнул Кощей.

Он подскочил к окну, чтобы выбросить нахального змееныша туда, откуда он прилетел, но тот вдруг обмяк, посмотрел на спасителя огромными наивными глазами и пропищал:

– Папа…

От неожиданности Кощей подавился.

А внизу меж тем, в том уголке заросшего мрачного сада, куда выходила хозяйская спальня, творилось неладное. Там, среди зарослей терновника, обломков старых фонтанов и хищных гигантских мухоловок носилось Лихо. Внешне оно напоминало нечто среднее между обросшим шерстью гномом и ожившим тюком сена с глазами (Кощей так и не выяснил, что за тварищу в свое время спас от болотных мавок).

Лихо гонялось сразу за двумя жар-птицами, гарпией и почему-то обычной курицей. Такими же мелкими, как горыныч, пригревшийся в руках.

– Лихо! – рявкнул Кощей так, что змей пискнул и задрожал. – Что у тебя тут происходит?! Ты мне почему спать не даешь?!

– Кощей Кощеич! Да не виноватое я! Они сами вылупились!

– Что сделали?

– Так это… вылупились… Ой!

Жар-птица, пользуясь паузой, ловко тюкнула раскаленным клювом Лихо куда-то в шерсть.

– Откуда вылупились?! Как могли вылупиться две жар-птицы, гарпия, курица и вот это?!

В доказательство Кощей вытянул горыныча, крепко держа сразу за все головы, как курицу над супом.

– Папа! Папа! Папа! – кажется, тот воспринял это за игру.

– Да из яиц они вылупились! Из тех, что Василиса Ильинична принесла и у оградки оставила!

– Так зачем ты их в дом занес?! – взвыл Кощей.

– Я думал, гостинцы это! Кощей Кощеич, не губите!

– Дурное ты, Лихо, – пробурчал он. – Ладно! Собирай всех вылупившихся. —

Он посмотрел на слегка озадаченного горыныча.

– Нанесем Василисе Ильиничне ответный визит.

– Мама! – обрадовался змей.

Пятеро новых питомцев уместились в ту же корзинку, в которой, стараниями несносной девицы, именуемой Кощеем не иначе как Чудище, и прибыли. Наотрез отказавшись слушаться Лиха, они дружно притихли при виде хозяина замка. И послушно расселись, с любопытством выглядывая в большой страшный мир.

Чувствовал себя Кощей при этом крайне странно. Но злость подгоняла, заставляя идти через лес и нести Василисе Ильиничне гостинец.

Чудище появилось в лесу около года назад. Старая карга, с которой они худо-бедно установили шаткий мир, куда-то смылась, а вместо нее из столицы приехало вот это. С блестящей косищей, огромными глазами, мерзким голоском и неуемной прытью, от которой взвыл весь лес.

Кощея тогда и в лесу-то не было, путешествовал, заклятия новые изучал. А когда приехал, обнаружил забившееся в уголок замка Лихо и… забор. На добрую сажень заходящий на его, Кощееву, землю!

– Ничего не знаю! Согласно королевским кадастровым картам, вы самовольно захватили часть территории леса, принадлежащей моей бабушке. Извольте соблюдать закон.

С законом Кощей никогда не спорил. Поэтому наслал на забор проклятый терновник. Поселившиеся в нем летучие мыши-вурдалаки за версту чуяли желающих приблизиться к границе и предвкушали сладкий пир. До смерти не кусали, но чесались после них всей деревней!

И все как-то утихло. Чудище не совалась к Кощею, Кощей – в деревню. Лишь изредка до него доносилась музыка и гомон – с приездом Чудища в лесу стали пировать чаще.

Так что королевича Кощей натравил больше веселья ради. Что он, совсем чурбан, что ли, чуждый простому смертному юмору? Подумаешь, оскорбилась! Всего-то ружьем возле носа помахали.

Деревня спала. Погасли окна и огни на главной улице. Разбрелись по опочивальням сказочные твари. Лишь в отдалении, в стороне озера, слышался плеск воды и девичий смех.

Туда Кощей и направился: чутье подсказывало, что Чудище именно там.

Тишину темной чащи вдруг нарушила музыка, сопровождавшаяся «Эй-на-нэ-на-нэ!» или чем-то таким. Она становилась все громче и громче, пока не пошатнулись близлежащие кусты и на полянку не вывалился целый ансамбль цыган в цветастых нарядах. Определенно хмельные, они лихо отплясывали, потрясая бубенцами. Но что самое интересное – среди всей этой безумной толпы Кощей узнал королевича. Того самого, что с ружьем на чудо-юдо идти собирался. Ружье, кстати, все еще было при нем.

Кощея иностранная делегация, кажется, даже не заметила. Поплясав немного на поляне, табор вместе с наследником государства двинулся дальше.

– А ты смотри, – фыркнул Кощей, посмотрев на маленького горыныча, – как свой вписался. Даже не отличить. Даром что королевских кровей.

– Папа! – выразил однозначное согласие змееныш.

Чуть поодаль, на тропу, ведущую к озеру, выскочил медведь. Остановился, завидев Кощея, напрягся, почувствовав силу темную.

– Туда, – ткнул Кощей пальцем в сторону ушедшего табора.

И благодарный косолапый понесся по своим делам дальше. Вероятно, молясь всем медвежьим богам за ниспосланную удачу. Что есть, то есть: звери Кощея пугаются. А Чудище с косищей – нет! Ну какова несправедливость?!

Голоса стали громче, сквозь листву пробивались отблески огоньков: мавки наловили светляков, чтобы те красиво освещали поверхность озера.

На самом деле Кощей понятия не имел, что собирается делать. Не топить же эту дурочку (хоть и велик соблазн). Но корзинку с детенышами вручит ей непременно! И будет наслаждаться тем, как дурная девица бегает по берегу, пытаясь спастись от новоявленного потомства.

Да, пожалуй, если жар-птица клюнет ее в мягкое место, он удовлетворится.

Но не успел Кощей выйти из чащи да ступить на берег, как кусты зашевелились, затряслись, и выскочила из них – вот удача-то улыбнулась! – Василиса Ильинична. Во плоти, да без рубахи. С растрепанными мокрыми волосами, раскрасневшаяся. Выскочила – и замерла как была, в чем мать родила.

– Мама! – обрадовался горыныч.

«Сиськи!» – зачем-то подумал Кощей.

Поднялся такой визг, что стайка ворон с воплями взмыла в небо! У Кощея уши заложило, а птенцы дружно спрятали головы в корзинке, хотя страусов среди них вроде не наблюдалось.

Он успел лишь мельком оценить нагую, обласканную лунным светом девчонку. С удивлением найдя в себе даже некоторый… интерес.

Чудище всегда представлялась ему чем-то вроде надоедливого противного зверька, снующего под ногами. Писклявого, нездешнего, дурного. Он так привык быть в одиночестве, что даже забыл, когда в последний раз засматривался на красных девиц. Или не на красных. Хотя бы просто на девиц. И не с целью добыть пару слезинок для очередного темного зелья.

Миг – и Чудище скрылось в кустах.

Насвистывая песенку, Кощей двинулся к берегу, весело покачивая корзинкой.

Добрый десяток мавок при виде него разбежался кто куда. Через несколько секунд над озерцом повисла тишина. Нарушало ее лишь недовольное сопение Василисы Ильиничны, не успевшей одеться и, спасаясь от незваного гостя, забежавшей в воду по самую шею.

– Отвернись! – потребовала она откуда-то из камыша.

– Зачем? – хмыкнул Кощей, усаживаясь поудобнее и пристраивая рядом корзинку. – Мне и тут хорошо.

– Чего тебе?! Зачем в мой лес сунулся?!

– Не в твой. А в Яги. Бабка-то твоя знает, что ты тут перед всякими колдунами голышом пляшешь?

– А всяких колдунов никто не звал! Тебе кто границу пересечь дозволил?! Немедленно отвернись!

– Вот и сиди теперь там. Посмотрим, как долго высидишь. Глядишь, икру метать начнешь, карась водиться станет.

– Я тебе сейчас…

Яростно взметнув длинной гривой, Чудище скрылось под водой с головой, и Кощей даже слегка разволновался. Чего это она? Утопиться вдруг решила? Было бы, конечно, неплохо. Но эту знай, она ж в мавку превратится и совсем житья не даст.

С негромким всплеском Василиса всплыла, фыркнула, отплевалась и… запустила в него гладким круглым камушком. Да так метко, что едва в корзинку не попала! У жар-птицы даже искры из клюва вырвались от возмущения.

– Эй! – Кощей отодвинул корзину за спину. – Будешь кидаться – прокляну. Ни один молодец не позарится!

– Да чего тебе от меня надо-то?!

– Покаяние надо. Смирение. Извинения, опять же, официальные. Ты мне, Чудище, жизнь портишь. Всякую гадость к забору подкидываешь. Скандалить изволишь. Границы мои нарушаешь. Что, скажешь, наговор?

«Бам!»

В него полетел еще один камень, и уж теперь-то Кощей не успел увернуться. Меткая девица эта Василиса. Бабка ее не такая сноровистая, уж он-то проверил не раз.

– Ну все! Сама напросилась!

С этими словами он принялся расстегивать рубашку. Портить дорогую одежду, таким трудом добытую в здешней глуши, не хотелось. Да и идти потом по лесу в мокром – тоже.

Чудище побледнело.