– Ты… ты чего…

– А ничего, – мрачно откликнулся Кощей. – Изловлю и крапивой выпорю, чтоб знала. Вон ее как много растет. Как раз хватит.

– Не подходи ко мне! Помогите-е-е-е! СПАСИТЕ-Е-Е-Е!

– Да они все хмельные спят, кто тебе помогать будет? Мавки болотные? Так они мне подруги верные, против хозяина-то не пойдут.

Водичка бодрила. Холодная, чистая, аж радостно. Если бы не девица – насладился бы озером да звездами над головой, расслабился, природу послушал. Все у этой маленькой Яги не так. Вечно весь покой портит.

Завидев, что шутки кончились, Василиса решила улепетывать. Озерцо было небольшое, минут десять переплыть – и другой берег. А там и в чаще можно скрыться, и на дерево залезть. На дерево-то уж он не полезет. Не дело Кощею Бессмертному на елках сидеть.

План был прост, как лапоть: догнать, поймать, на берег вытащить, корзину вручить и извинения выслушать. Плавал Кощей быстро, усталости не знал, и нечисть в округе нос высунуть боялась. Так что Чудище отчаянно гребло, но стремительно проигрывало.

И тут вдруг мокрая макушка снова скрылась под водой.

«Ага, опять камни нагребает», – догадался Кощей.

И решил подождать. На ходу от камней отбиваться-то неудобно. Метко швыряется Чудище.

Вот только что-то ее долго не видно.

– С одной стороны, это хорошо, – задумчиво произнес Кощей. – Раз! – и нет проблемы, утопла. С другой, меня ж ее бабка со свету сживет потом. И не прикинешься ветошью: свидетели были. Целый табор, королевич и даже медведь. Да и мавки подтвердят, дескать, был Кощей. Всех распугал, за Василисушкой погнался, да и утопил бедняжечку. Еще приукрасят и пару разваленных часовен повесят.

Пришлось нырять. Кощей этого страсть как не любил. Вода в уши заливается, в носу хлюпает, глаза потом неделю чешутся! Какой упырь вообще Чудище понес в ночи купаться? Здесь и без его помощи утонуть несложно.

В два гребка он доплыл до стремительно опускающейся на дно девчонки и, с трудом подавив желание тащить ее к берегу за волосы, обхватил поперек туловища, взвалив на плечо. Так и поплыл, не стесняясь по пути в выражениях.

Ну и девицы нынче пошли. Никакого уважения к старшим и бессмертным!

Сгрузив Чудище на землю, Кощей задумчиво окинул девицу взглядом. А чего бы не посмотреть, раз погубить не получилось? За спрос не бьют и денег не просят. Точнее, бывает и такое, но от этой дождешься. Она только на нервах играть умеет, к другим игрищам не приспособлена.

«Тощая!» – наконец заключил Кощей.

Тощая, шебутная, заполошная. Разве что волосы густые и роскошные, прямо как у Лиха. Только растут в нужном месте, а не на Чудище целиком. Ну и личико ничего: милое такое.

Ладно, грудь девичья тоже сойдет. Но в остальном – как есть Чудище.

– Эй! – Кощей похлопал ее по щеке. – Вставай давай.

Воды наглоталась, что ли? Да как же за минуту-то успела!

– Должна будешь, – буркнул он и полез в брюки, за мешочком с темной пылью.

Сдул щепочку с ладони, так, чтобы на лицо Чудищу попала – и та закашлялась, отплевываясь от воды.

– Мя-а-а-ау! – раздалось откуда-то.

– Не понял…

Что-то темное метнулось из кустов и сбило Кощея с ног прямо в воду.

– МЯ-А-А-А-АУ! – Второй вопль получился пронзительнее и истошнее – водичка ночная коту не понравилась.

Да так не понравилась, что от страха котяра, вроде бы называвшийся ученым, взгромоздился прямо Кощею на макушку, оставив по дороге на спине и плечах саднящие царапины.

– Ты с дуба своего златоцепного рухнул?! – рявкнул Кощей, отрывая кота-истеричку и, как дворового помоечного жителя, за шкирку выбрасывая обратно в кусты.

– Василисушку! Василису Ильиничну! В обиду не да-а-ам! – прорычал откуда-то из кустов Баюн.

– Дурак ты, а не кот ученый. – Кощей сплюнул. – Я ее спасал! Лучше б ты свою Василисушку плавать научил. А не в лесу сторожил.

– Да я и сам не умею… – смущенно признался Баюн. – Правда, что ли, спасал?

– Ну.

– А чего это? Ты ж – Кощей!

– Вот именно. Я – Кощей. Я сам убиваю врагов, а не оставляю это дело случаю. Кощеева мудрость гласит: если труп твоего врага плывет по реке, вылови, откачай – и снова утопи. Так моральное удовлетворение больше.

– Ой, что делать-то… что делать… – Кот забегал вокруг бессознательно посапывающего Чудища. – Василиса Ильинична в себя придет… разозлится! Расстроится! А когда Василиса Ильинична злится…

Он тяжело вздохнул. Да уж, суровый нрав у новой хозяйки, вся в бабку.

– А ты ее в избу отнеси, – посоветовал Кощей, – да спать уложи. Проснется поутру, скажешь – приснилось.

И не дожидаясь развязки, он быстро засобирался восвояси, пока Чудище и вправду в себя не пришло.

Зачем приходил? Чего хотел? Ерунда какая-то вместо мести вышла. Шел-то он подкидышей вернуть да охоту пакостить отвадить. Хотя пакостить-то, может, и перестанет. А вот что с птенцами делать – загадка великая.

– Эй, кот! – крикнул Кощей вслед Баюну, который уже, надрываясь, тащил хозяйку обратно в деревню. – Забери своих…

Он осекся, поняв, что возвращаться Баюн не собирается.

Пять пар глаз смотрели на Кощея из корзинки.

– Папа! Папа! Папа!

Теперь они говорили все хором.

– Да чтоб вас…

Может, Лихо их в суп приспособит? Жар-птицы как деликатес, конечно, суховаты. Но с соусом и под сыром, поди, съедобно?

Вот так и вернулся Кощей Бессмертный в замок несолоно хлебавши. Только Лихо, спину расцарапанную заметив да одежду мокрую увидав, ехидно усмехнулось. Но на то оно и Лихо. Что с него, неразумного, взять?

Глава пятая. «

Сказочные» последствия сказочного пира

Солнце было такое яркое, что казалось, будто магистр магии, преподававший у нас зельеварение, светит мне в глаз своей магической указкой, с которой он не расставался никогда.

Свет – еще ничего! Он теоретически мог и огреть самых нерадивых по рукам, а «особенно одаренных» – и по макушке. Впрочем, голова раскалывалась так, что на минуту я подумала, такая оказия со мной и приключилась. Иначе почему мне так плохо?!

Только вот последний зачет по зельеварению я сдала. Давно сдала, если память не подводит. Года три назад.

Неприятные мысли, которые копошились в голове, словно рыжие противные тараканы, заставили меня открыть глаза и со стоном закрыть их снова, так как солнечный свет стал ярче, а головная боль усилилась. Возвращаться в мир не хотелось, пить с мавками – тоже. Больше никогда. Мамой клянусь. Бабушкой клянусь. Сказочным лесом клянусь и его обитателями!

Мир в виде обеспокоенного Баюна, заглянувшего в светлицу, все же заставил меня восстать. Я бы проигнорировала, но Баюн был не один, а с подносом, на котором стояла стопка с мутной жидкостью. На ней лежал кривоватый, пупырчатый, и даже отсюда одуряюще пахнущий соленый огурец.

Удивительное зелье, заботливо приготовленное Лебедяной, могло без проблем вернуть с того похмельного света кого угодно.

– Что вчера было? – хрипло простонала я, и Баюн печально вздохнул.

– Угулялась ты с мавками, Василиса Ильинична! Знаешь же, что нельзя тебе бесконтрольно меды хмельные да настойки употреблять! Не мавка чай! А уж смешивать одно с другим! Ну что ты как маленькая? С этих-то вертихвосток что взять? Девки-то давно мертвые! Что пьют, что не пьют – все одно им. А ты живая, между прочим.

– Чуть живая, – простонала я, боясь даже голову оторвать от подушки.

– Ну а я о чем?

Я не стала дальше слушать нравоучения Баюна. Зажмурилась, схватила стопку с подноса и на выдохе выпила одним глотком. А потом спешно зажевала воистину «потрясающий» вкус ядреным соленым огурчиком.

Ужасная смесь огуречного рассола, хреновухи и чего-то такого же забористого и очень тайного. Я так понимаю, Лебедяна не просто так ингредиенты в тайне держала. Иначе никто это пить бы не стал!

Из глаз хлынули слезы, и вместе с ними в голове появились воспоминания.

Лучше бы не появлялись! Едва я отдышалась, сразу вознамерилась спросить у кота ученого, какого лешего вчера вообще происходило. Откуда взялся Кощей? Кто меня вытащил из озера? Где я наглоталась столько воды, что из ушей течет? Но обнаружила, что Баюна и след простыл. Даже дверь не закрыл за собой, мерзавец!

Я присела на кровати, прогоняя из головы остатки хмеля, проморгалась, попыталась забыть вчерашние постыдные приключения… но поняла, что это невозможно, и отправилась приводить себя в порядок.

Зелье от похмелья избавляло качественно. Этого у него не отнять. Ни головной боли, ни сушняка, ни головокружения. Но состояние – словно пыльным мешком по голове ударило.

Еще полчаса ушло на то, чтобы из растрепанного Чудища (тьфу ты, непрошеные мысли о Кощее в голову полезли) превратиться в Василису. Все еще не прекрасную, но уже, по крайней мере, приличную. На премудрость после вчерашнего я даже не претендовала. Не мое это, не мое.

Тут и кофеек, которого осталось на последнюю заварку, очень кстати пришелся. Я налила себе его в яркую кружку и вышла по доброй традиции на балкончик, как делала каждое утро. Сейчас солнце стояло высоко и нещадно палило в макушку. Но малиной по-прежнему пахло одуряющее, и птички чирикали. Только, пожалуй, чуть ленивее, чем обычно. А еще внизу, на поляне, с которой еще не успели убрать столы после пира, происходило что-то интересное. Впрочем, когда у нас было иначе?

Там я увидела всю нашу сказочно-лесную компанию в действии. Правда, действие было престранным. Из-под скатерти торчали три пятые точки. Аленушкина в красном сарафане, Лебедяны в цветастой юбке и пушистая кошачья с подергивающимся хвостом.

Это само по себе было крайне подозрительно. А если учесть, что эти разномастные задницы весьма сноровисто передвигались под столом, все становилось в разы занимательнее.

Я какое-то время понаблюдала за этими передвижениями, но так ничего и не поняла. Пока с одной стороны из-под стола не выкатилось что-то небольшое, круглое, золотисто-коричневого цвета.

– Это еще что за!.. – воскликнула я, оставила недопитый кофе и кинулась на улицу – разбираться с очередными неприятностями.

Первый маленький, но зубастый колобок вцепился мне в летящую юбку почти у входа в терем. Я только сбежала с высокого крыльца. Хорошо хоть, не носом в высокие травы полетела. Когда за верхнюю ступеньку запнулась.

– Это еще что за хрень? – выругалась я.

Попыталась его стряхнуть, но не смогла: зубами он держался крепко и зыркал на меня весьма злобно.

Нет. У нас жил тут один свободолюбивый… Точнее, как жил… прикатывался иногда, пугая окружающих грязными зачерствевшими боками. Вон, королевича испугал и снова свалил в очередное путешествие. Но он, как все сказочные жители, был уникален. Я никак не думала, что вместо Колобка на нас могут напасть маленькие злобные булки. Думала, наша сказочная природа не способна дважды создать самостоятельно катающийся хлеб, обладающий зачатками разума.

– Еще один! – пропыхтела Аленушка.

Она коршуном кинулась на меня и, изловив завизжавшего поганца на моей юбке, сноровисто сунула его в кадушку.

Лебедяна в таких солила огурцы да грузди. Тяжелая деревянная кадка прикрывалась плотной крышкой и сверху придавливалась камнем. Именно туда вся моя честная братия собирала разбегающихся колобков.

– Мне кто-нибудь объяснит, что тут вообще происходит? – еще раз спросила я.

– Да если бы мы знали, Василисушка Ильинична-а! – провыл кот, отдирая очередного колобка от хвоста. – Лебедяна вчера на пир пирожки пекла. Обычные пирожки, ты вечером сама десяток скушала и не заметила.

– Я десяток? – Ну правда. Даже стыдно стало. Негоже красной девице пирожки десятками уминать, а то филей в сарафан не влезет.

– Ну вот что ты придираешься? – обиделся Баюн. – Может пяток, а не десяток, я же не считал. Но начинки у нее не хватило.