Я растягиваю губы в полуулыбке, намеренно демонстрируя, что эта ситуация меня забавляет.

– Уже жалеете о нашей договоренности?

Она переводит взгляд обратно на меня.

– Вы заставляете меня идти на риск, мистер Марсо. – Беверли прищуривается и поворачивается в кресле лицом ко мне, ее глаза становятся похожими на осколки льда. – Сколько предложений о работе вы получили после вашего фиаско в Шривпорте? Хм?

Ее колкое замечание пробуждает во мне бурю гнева и воспоминания о предательстве, от которых учащается пульс. Желание выплеснуть на нее свою ярость обжигает горло, но я лишь вопросительно выгибаю бровь в ответ.

– Вот именно. Ну что ж. – Она презрительно фыркает. Или неуверенно. Возможно, и то и другое. – Ле-Мойн обладает безупречной репутацией, за поддержание которой я несу ответственность. Уход Мак-Крекен и моя готовность нанять вас на ее место вызвали нежелательные подозрения.

Несмотря на то что Шривпорт разрушил мою профессиональную карьеру, причина моего ухода с должности так и не была обнародована. Тем не менее слухами земля полнится. И я подозреваю, что вскоре они дойдут до большинства преподавательского состава Ле-Мойна и родителей учеников. Я предпочел бы озвучить правду, а не подвергать себя суждениям, основанным на искаженных сплетнях. Но условия, на которых Беверли предлагает мне должность, требуют моего молчания.

– Не забывайте о нашем соглашении. – Она прижимает локти к бокам, в ее глазах появляется лихорадочный блеск. – Держите рот на замке и позвольте мне сдерживать этих баранов и их пустую болтовню.

Она говорит это так, будто на меня должны произвести впечатление ее неэтичные методы работы. Но, сама того не подозревая, Беверли лишь раскрыла свои карты. Я чувствую ее страх. Она незаконно уволила штатного преподавателя и заплатила этой женщине за молчание, и все ради того, чтобы нанять меня, преследуя личную выгоду. Если бы она действительно контролировала ситуацию, то не испытывала бы необходимости заводить этот разговор. Она достаточно безжалостна, чтобы разрушать жизни людей, но это вовсе не значит, что она готова играть в эту игру. Мою игру.

Я потираю большим пальцем нижнюю губу, наслаждаясь тем, как ее глаза неохотно следуют за моим движением.

Кожа над ее застегнутым воротничком заливается румянцем.

– Для нас крайне важно сосредоточить всеобщее внимание на ваших достижениях как педагога, – заявляет она, вздергивая подбородок. – Я ожидаю, что вы будете служить примером профессионализма в классе…

– Не указывайте мне, как выполнять мою работу. – Я был довольно уважаемым педагогом до того, как поднялся по служебной лестнице и пополнил административные ряды. К черту ее и ее самоуверенную наглость.

– Как и у большинства учителей, у вас, похоже, тоже имеются проблемы с усвоением материала. Поэтому постарайтесь быть внимательнее. – Она наклоняется вперед, понижая голос, и продолжает более резким тоном: – Я не позволю, чтобы ваши извращения порочили репутацию моей школы. Если ваше недостойное поведение в Шривпорте повторится здесь, наша сделка расторгается.

Напоминание о том, что я потерял, разжигает огонь в моей груди.

– Вы уже второй раз упоминаете Шривпорт. К чему бы это? Вас гложет любопытство? – Смотрю на нее с вызовом. – Давайте, Беверли. Задайте вопросы, не дающие вам покоя.

Она отводит взгляд, ее шея напряжена.

– Вряд ли кто-то нанимает на работу бабника, чтобы потом выслушивать рассказы о его похождениях.

– Ого, так теперь я бабник? Вы меняете условия нашей сделки?

– Нет, мистер Марсо. Вы знаете, почему я вас наняла. – Ее голос повышается на целую октаву. – С жестким условием, что не будет никакого непристойного поведения.

Затем, понизив голос, она добавляет:

– И я больше не хочу слышать об этом ни единого слова.

Я позволял ей диктовать условия с того момента, как она связалась со мной. Пришло время насладиться небольшим унижением.

Наклонившись вперед, я хватаюсь за подлокотники ее кресла так, что она оказывается в ловушке моих рук.

– Вы лжете, Беверли. Думаю, вы хотите услышать все пикантные подробности моего непристойного поведения. Должен ли я описать позы, которые мы использовали, звуки, которые она издавала, размер моего члена?..

– Прекратите! – Она делает судорожный вдох, прижимая к груди дрожащую руку, затем сжимает ее в кулак и напускает на себя важность, которую обычно демонстрирует всему миру. – Вы отвратительны!

Я усмехаюсь и откидываюсь на спинку кресла.

Она вскакивает на ноги и свирепо смотрит на меня сверху вниз.

– Держитесь подальше от моих преподавателей, особенно женщин в моем подчинении.

– Я ознакомился с предлагаемым ассортиментом на сегодняшнем собрании. Вам действительно стоит обновить окружение.

Было несколько учителей с подтянутыми телами, множество заинтересованных взглядов в мою сторону, но я здесь не для этого. Десятки женщин готовы лечь под меня по первому требованию, и моя ошибка в Шривпорте… Я сжимаю челюсти. Ее я больше не повторю.

– Что же касается вас… – Я позволяю своему взгляду скользнуть по ее застывшему в напряженной позе телу. – Вы выглядите так, словно вам не помешал бы хороший жесткий трах.

– Вы переходите все границы. – Ее предостерегающий тон теряет свой эффект из-за того, что она, пошатываясь, пятится назад.

Беверли поворачивается и поспешно возвращается во главу стола. Чем больше расстояние между нами, тем увереннее становится ее походка. Еще несколько шагов, и она оглядывается через плечо, будто ожидает поймать мой взгляд на своей плоской заднице. От этой мысли меня передергивает. Эта высокомерная сучка на самом деле полагает, что я в ней заинтересован.

Я встаю, засовываю руку в карман брюк и направляюсь к ней.

– Неужели мистер Ривар не удовлетворяет ваши потребности в постели?

Она тянется к краю стола и собирает свои бумаги, избегая встречаться со мной взглядом.

– Если вы продолжите в том же духе, то я позабочусь о том, что вы никогда больше не зайдете в учебный класс.

Из-за ее иллюзии контроля мне чертовски трудно держать язык за зубами.

Я подхожу к ней вплотную, вторгаясь в ее личное пространство.

– Вздумаете еще мне угрожать – и пожалеете об этом.

– Отойдите.

Я наклоняюсь вперед, касаясь своим дыханием ее уха.

– У всех есть секреты.

– У меня не…

– Мистер Ривар согревает чужую постель?

Это всего лишь предположение, но легкое подергивание ее руки говорит о том, что я не далек от истины.

Ее ноздри раздуваются.

– Это возмутительно!

– А ваш безупречный сынок? Что такого он натворил, что поставил вас в это рискованное положение?

– Он не сделал ничего плохого!

Будь это правдой, меня бы здесь не было.

– Беверли, вы дрожите.

– Этот разговор окончен.

Она обходит меня, не сводя глаз с двери, и спотыкается. Беверли теряет равновесие и падает на колени у моих ног, роняя на пол бумаги. «Прекрасно».

Она бросает на меня испуганный взгляд, и, когда понимает, что я и пальцем не пошевелил, чтобы остановить падение, ее лицо заливается краской смущения.

Опустив глаза в пол, Беверли разъяренно собирает разлетевшиеся документы.

– Нанять вас было ошибкой.

Я наступаю ногой на листок бумаги, за которым она тянется, и впиваюсь взглядом в ее макушку.

– Тогда увольте меня.

– Я… – Она смотрит на мои ботинки от «Док Мартенс» с тиснением под змеиную кожу и отвечает тихим, подавленным голосом: – Просто воспользуйтесь своими связями.

Чтобы помочь ее никчемному сыну поступить в консерваторию Леопольда, самый престижный музыкальный колледж в стране. Таков был уговор.

Она дала мне работу преподавателя, когда никто другой не осмелился бы, и я выполню свою часть сделки. Но я не буду прогибаться или трястись от страха, как другие ее подчиненные. Она понятия не имеет, с кем имеет дело. Но вскоре узнает.

Я подталкиваю листок бумаги к ее пальцам и придерживаю его носком ботинка.

– Полагаю, мы разобрались с условиями… – я приподнимаю ногу, позволяя ей выхватить листок – …а также с нашими точками зрения относительного данного соглашения.

Она напрягается, опуская голову еще ниже.

С унижением покончено.

Я разворачиваюсь и неторопливо покидаю библиотеку.

Глава 3
Айвори

– Говорят, она набивает свой лифчик салфетками.

– Ну и шлюха.

– Разве она не носила эти туфли в прошлом году?

Приглушенные голоса разносятся по переполненному коридору, слова хоть и произнесены полушепотом, но предназначены для моих ушей. Неужели эти девчонки не смогли за три года придумать что-то новенькое?

Проходя мимо группы перешептывающихся девиц в брендовых нарядах с айфонами лимитированной версии и черными картами «Американ Экспресс», я растягиваю губы в широкой улыбке, напоминая себе, что, несмотря на различия между нами, я заслуживаю того, чтобы учиться здесь.

– Интересно, из чьей постели она выползла сегодня утром.

– Без шуток, я даже отсюда чувствую ее запах.

Эти комментарии меня не задевают. Это всего лишь слова. Лишенные воображения, незрелые, пустые слова.

Да кого я обманываю? Некоторые из этих острот вполне правдивы, и у меня перехватывает дыхание от того, с какой ненавистью они звучат. Но я убедилась на собственном опыте, что слезы только еще больше их поощряют.

– Прескотт говорил, что ему пришлось трижды принять душ после тусовки с ней.

Я останавливаюсь в центре коридора. Поток учеников расступается передо мной, когда, сделав глубокий вдох, я возвращаюсь к их группе.

Заметив мое приближение, несколько девушек поспешно удаляются. Остаются лишь Энн и Хизер, которые наблюдают за мной с тем же нездоровым любопытством, с каким туристы разглядывают моих бездомных соседей. Немигающие взгляды, прямые спины, неподвижные ноги танцовщиц под юбками до колен.

– Привет. – Я прислоняюсь к шкафчикам рядом с ними и улыбаюсь, когда они обмениваются взглядами. – Я вам кое-что расскажу, но вы должны держать язык за зубами.

Они прищуриваются, но их любопытство осязаемо. Эти девушки любят сплетни.

– Правда в том, что… – Я показываю на свою грудь. – Я их ненавижу. Так трудно найти рубашки по размеру, – «не говоря уже о том, чтобы их себе позволить», – а когда и нахожу, вот, посмотрите. – Тычу пальцем в английскую булавку. – Пуговицы отрываются. – Я окидываю взглядом их плоские груди и искусно скрываю укол зависти, который испытываю к их худосочным фигурам, за саркастическим тоном: – Наверное, здорово не беспокоиться об этом.

Девушка, что повыше, Энн, возмущенно фыркает. Стройная, грациозная и уверенная в себе, она лучшая танцовщица в Ле-Мойне. А еще невероятно красивая, с оценивающим взглядом, полными губами и темно-коричневой кожей холодного оттенка.

Если бы в академии проводили балы, она была бы там королевой. По какой-то причине она всегда ненавидела меня. И даже никогда не рассматривала другой возможности.

Затем идет ее подружка. Я уверена, что это Хизер высказалась по поводу обуви, но она сдержаннее Энн, и у нее кишка тонка говорить гадости мне в лицо.

Я приподнимаю ногу и выворачиваю ступню, чтобы они могли видеть протертую до дыр подошву.

– Я носила их в прошлом году. И в позапрошлом. И три года назад. На самом деле это единственные туфли, которые вы на мне видели.

Хизер перебирает пальцами свои каштановые волосы, заплетенные в длинную косу, и, нахмурившись, смотрит на мои поношенные балетки.

– Какой у тебя размер? Я могла бы отдать тебе…

– Мне не нужны твои обноски.

Они мне очень нужны, но я ни за что не признаюсь в этом. Мне и так тяжело не давать себя в обиду в коридорах школы. И я уж точно не собираюсь делать это в чужой обуви.