Я обязана выбраться отсюда. Я должна найти Брайана и рассказать ему обо всем. Не ради того, чтобы мы стали парой, я больше не буду просить его остаться – насильно мил не будешь, но я буду просить его о другом. Он должен убить Поула и Элли, только в таком случае ребенок будет в безопасности. Не только наш, но и многие другие, над которыми Элли решит провести очередные эксперименты. А она решит. Ведь даже считая, что ребенок внутри меня приходится ей внуком, она готова пожертвовать им ради свершения своего замысла. А замысел-то в чем заключается? Править всеми, чтобы никто даже не смел посягнуть на ее трон? Создать армию, с которой не справятся даже мутировавшие?

Дрянная старуха.

Даже представить не могу, что у нее и у безэмоционального и бесхребетного Патрика родился такой замечательный человек как Адриан. Он ведь совершенно на них не похож, а вот Миранда вполне могла бы быть их дочерью. Такая же змея как и Элли.

Официально заявляю, Миранда самый неоднозначный человек в моей жизни. Не уверена, что когда-нибудь смогу понять ее.

Когда силы окончательно покидают меня, я сажусь на землю прямо посередине тропы. Сколько прошло времени? Я не знаю.

Сижу раскинув ноги и прикрываю веки, чтобы хоть немного сбить вращение, что в очередной раз застало меня врасплох. Глаза сухие, будто я только что достала их из песка и вставила в глазницы.

Болит все, но в разной степени. Что-то горит, где-то колет, где-то ноет и так далее до бесконечности.

Сейчас я не уверена, что меня вырубила ветка, куда более вероятно, что это произошло из-за пойла, которым меня отравили. Видимо, у этого яда куча побочек и, кажется, я испытываю их все.

Слух улавливает странный звук слева. Что-то среднее между щебетанием птицы и фырканьем. Стараюсь не делать резких движений, приподнимаю веки и медленно поворачиваюсь.

Среди кустов сидит создание, изуродованное природой, когда-то очень давно, скорее всего… это могло бы быть зайцем, сейчас же от первоначального облика милого зверька остались только уши и красные глаза. Морда настолько безобразна, что хочется отвернуться и проморгаться, чтобы забыть его вид, но я не смею этого сделать. Чудище смотрит на меня, повернув голову немного вправо. Оно не увидит меня, если будет держать голову прямо, ведь глаза расположены, как у птиц – по бокам. Серая шерсть растет клочками – тут мягко, там голо. Стоит животине открыть пасть, как оттуда вылетают странные звуки, которые и привели меня в чувство. Крепко сжимаю рукоять пистолета. Если эта тварь решит напасть, то я выстрелю, не задумываясь. Да, это выдаст мое примерное местоположение, но я не могу позволить себе отрубиться из-за яда мутировавшего животного. Не факт, что когда я буду без сознания этот зверь останется сидеть и смотреть на меня. Скорее всего он оттяпает самый привлекательный кусок и приступит к насыщению желудка. Вот же прожорливый уродец.

Минуты утекают сквозь пальцы, и постепенно из травы появляются все новые и новые уши. Насчитываю восемь особей и медленно поднимаюсь на ноги. Чем дольше я буду сидеть, тем больше их придет, а магазины с патронами не резиновые. Да и стрельба в любом случае выдаст меня с потрохами. Жаль, что у меня нет пистолета Брайана, бесшумного и безжалостного, как и его владелец.

Чудища не бросаются на меня, но стоит мне начать движение, как они издают более громкие звуки и идут следом, не покидая пределы высокой травы. Даже боюсь представить, что у них за лапы. На данный момент я могу сказать две вещи. Первая, эти кролики-птицы точно мутировавшие. Второе, они падальщики, так как идут за мной, но не предпринимают попыток напасть. Терпеливо ждут, когда я совсем останусь без сил и потеряю сознание, тогда-то они и примутся за меня.

– Пошли вон, – рычу я, остановившись и обернувшись к ним.

Они в ответ чирикают и шипят, от этого звука становится тошно. Смотрю на их клювы, что раскрываются и захлопываются с характерным звукам, и воображение моментально рисует картину, как я, блуждающая по лесу, валюсь без сил, и чудовища начинают рвать тело, вонзаясь клювами.

– Хрен вам, – бросаю я и продолжаю путь.

Периодически оборачиваюсь, чтобы проследить за моим сопровождением – они не отстают и не приближаются. Держатся на идеально выверенном расстоянии, чтобы я не смогла нанести им вреда. Умные гадины.

– Не дождетесь, – шепчу я и сама не понимаю, кому именно отправляю эти слова, Поулу и Элли или же кроликам-птицам.

Мыслям становится тесно, я продолжаю переставлять ноги, шепча себе под нос все, что планирую сделать в ближайшее время.

– Сначала я доберусь до Салема и узнаю, что случилось с Адрианом. Схожу к доктору, чтобы получить подтверждение или опровержение заявлению Элли.

Голова идет кругом, нога подгибается, и я присаживаюсь на колено, фокусирую взгляд на чем-то примечательном выше по склону и приказываю себе подняться. Иду не отводя взгляда и, когда до предмета остается всего ничего, останавливаюсь. Это человек. Он лежит на спине, руки его раскинуты в стороны, а ноги согнуты в коленях и покоятся слева, тем самым скручивая тело в районе талии. Форма на нем из Дэйли, это военный, вот только его кто-то застрелил четким попаданием в лоб и снял все боеприпасы. Несмотря на это, я все равно подкрадываюсь к телу, потому что вижу фляжку на его бедре. Не могу думать ни о чем другом, я адски хочу пить.

Мои верные друзья-падальщики прутся за мной и в любом случае выдадут мое местоположение, если кто-то прячется в кустах, лежит в траве или стоит за вон тем толстым стволом старого дерева.

Плевать.

Жажда сильнее инстинкта самосохранения.

Протягиваю руку к фляжке и отстегиваю ее, чувствую тяжесть и без зазрения совести откручиваю крышку. Даже не понюхав содержимое, с жадностью вливаю в себя воду, она скатывается по подбородку и проливается мимо, но я не могу остановиться и пью, пока внутри не остается всего пару глотков.

Губы растягиваются в улыбке. Поднимаю фляжку и салютую падальщикам.

– За мое здоровье, уродцы.

Оставшуюся воду не трачу, закручиваю крышку и обшариваю корманы служителя Дэйли. Больше ничего нет.

Смотрю на молодое лицо с дырой во лбу.

– Кто же на тебя охотился? – спрашиваю я в пустоту.

Ответить он мне не сможет, даже если бы и хотел. Самой догадаться или найти подтверждение любой из догадок – не вариант. Его мог убить Адриан или случайно забредший охотник. Может, он что-то не поделил с людьми из своего отряда и за это его пристрелили и бросили здесь, а по приезду в город, убийцы могут придумать любую историю, ведь проверять никто не станет.

Главы городов продолжают мериться членами, а страдают от этого вот такие юные, еще не пожившие и ничего не видевшие юноши. Жалость к убитому уже ничем ему не поможет.

– Спасибо за воду, – шепчу я.

Поднимаюсь и продолжаю путь, а солнце тем временем клонится ниже к земле. Резко оборачиваюсь на усилившийся звук издаваемый зайцами. Трое раздирают тело парня, один отпугивает оставшихся. Видимо, у них есть своя иерархия и порядки. Ужасное зрелище. Отворачиваюсь и продолжаю путь, понимая, что теперь за мной идет меньше падальщиков. Разделились? Или эти поняли, что к той добыче их никто не подпустит?

Ночью здесь будет хуже, чем днем. Если блуждающие тучи спрячут от меня луну, то я не смогу ориентироваться.

Заблудиться страшно, именно поэтому я не схожу с тропы, пока вконец не темнеет.

Осматриваю ближайшие к тропе деревья, но не рискую залезать на них. Толстые ветви располагаются достаточно высоко, и если я свалюсь, то убьюсь мгновенно. Одна из подобных веток уже одержала надо мной верх, так что рисковать не буду.

Отхожу немного в лес и выбираю мохнатый куст с белыми цветами, они лениво закрывают бутоны, готовясь ко сну, который мне, как и им необходим.

В животе урчит, но порадовать его совершенно нечем. Косо смотрю на кроликов и прикидываю, отравлено ли мясо мутировавших? Если да, то подействует ли яд на меня? Я ведь была заражена, подтверждение тому не уходящие рисунки на теле.

По идее я могу попытаться поймать одного из них с помощью плаща, но тут же столкнусь с другой проблемой. Огня мне не раздобыть, а сырое мясо… Пусть пока живут.

– Зря вы за мной идете, – говорю я шерстяным клювам, разворачиваю плащ и устраиваюсь под деревом за кустом.

Спать в лесу опасно, но за неимением выбора я сдаюсь и прикрываю веки, концентрируясь на звуках преследователей. Кажется, что они не сокращают расстояние, и я постепенно расслабляюсь.

Из пучины психоделического сна меня вырывает боль в руке. Распахиваю веки и вскрикиваю. Передо мной стоят все восемь кроликов-птиц, и один из них только что меня клюнул в тыльную сторону ладони.

– Я вообще-то еще жива, – рычу я.

Пинаю ближайшего к ногам наглеца. Нога запуталась в плаще, и только это спасает наглую голодную уродскую морду от сокрушительного удара.

Они, пища и клацая клювами, начинают прыгать на… лапах? Не знаю, как обозвать их конечности, они слишком уродливы, чтобы смотреть на них дольше пяти секунд. Что-то паучье-собачье.

– Пошли вон, – гоню их я.

Им плевать на мои просьбы, они бесцельно бегают-прыгают кругами. Раздражают.

Компания снова вместе. Ненасытные твари сожрали парня и даже не взяли перерыва, отправились за мной.

Я бы назвала это бесконтрольной паникой уродцев, иного определения придумать не могу. Они позволили мне поспать около пары часов. По крайней мере, я так ощущаю. Снова закрываю глаза, но под неутихающий гомон невозможно заснуть, поэтому поднимаюсь, выхожу на тропу и продолжаю идти вперед.

Мысли постепенно заполняют мозг, а потом одновременно улетучиваются, оставляя после себя пустоту. Нахожусь в прострации. Возвращаюсь из нее. И уже через час снова делаю привал и вырубаюсь.

Мне снится Брайан. Снова находимся в его доме. Мы не разговариваем, но по его взгляду я знаю – он снова отвергает меня. В груди становится так больно, будто мне кол вогнали в сердце. Все так же безмолвно он переводит взгляд на дверь.

– Уходи отсюда, – говорит он и тем самым делает мне еще больнее, хотя, кажется, что больнее уже быть не может. С чувством маньяка-садиста он проворачивает кол с заостренными краями прямо в сердце.

– Я не хочу, – слышу свой голос, но губы не шевелятся. – Ты читаешь мои мысли?

– Никогда не хотел знать, о чем ты думаешь. Уходи. Уходи отсюда и иди домой.

Неожиданно он толкает меня, и я возвращаюсь в реальность.

Даже во снах я унижаюсь перед ним, а он только и делает, что приносит мне боль и опустошение.

Слух улавливает странные шорохи на тропе, и я тут же забываю про сон. Кто-то шаркает по истоптанной дороге.

День уже вошел в битву с ночью за права главенствования, и это помогает разглядеть троих. Слева идет женщина примерно моих лет, она поддерживает мужчину, который явно угодил в передрягу, ведь его нога то ли прострелена, то ли проколота в районе бедра, под другую руку его держит огромный мужчина со слишком мохнатым лицом. Нет, он не какой-то там изменившийся или мутировавший, ему просто никто не рассказал, что всю эту длинную хрень с лица можно хотя бы состричь.

Их форма не дает мне расслабиться. Очередные люди из Дэйли. Старуха что – отправила весь город на мои поиски? Она не прекратит, пока не получит ребенка, или пока не умрет. Другого варианта ее остановить не существует.

Я одна и измождена.

Их двое с половиной.

Я не могу сойтись с ними в рукопашном бою, слишком велик шанс проигрыша. Недальновидно вступать в схватку, если на твоей стороне меньше пятидесяти процентов удачи. На моей сейчас что-то около пятнадцати.

От прямого столкновения меня отодвигает новое положение.

– Они так и идут за нами, – обливаясь потом шипит раненый.