Одноклассница состроила выражение лица «достала». Стряхнула снег с каблуков и одними губами сказав «пока», ушла в ту же сторону, что и Юлька. Я осталась возле магазина. В кармане лежал список продуктов, оставленный мамой на столе утром. На работу она уходила рано и часто, особенно в последнее время, брала дополнительные часы в выходные. В нашем городке устроиться было задачей той ещё, приходилось держаться за место изо всех сил. Я знала, что ей отчётливо дали понять – не устраивает что-то – ищи другое место.

Вывеска магазина выцвела уже давно, но менять её никто не собирался, как и сбитые ступени.

– Пока голову кто-нибудь не разобьёт, не сделают ничего, – проворчала старушка, спускаясь с пакетом. Я подорвалась к ней, вмиг забыв и о нашем с мамой положении, и о Юльке.

– Давайте я помогу.

Я придержала её и помогла спуститься, а после сама зашла внутрь.

– Две тысячи девятьсот восемьдесят девять, – объявила уставшая кассирша с кругами под глазами.

От неё так и веяло безнадёжностью, и мне вдруг стало страшно. А что, если я лет через двадцать стану такой же? Измученной и уже ничего не ждущей от жизни? Погрязну в бесперспективности и проблемах? Проживу жизнь с каким-нибудь «Мишей», потому что это будет лучшим из вариантов или потому, что других у меня не будет? Маринкино «нецелованная» засело в голове. Я нарисовала себя рядом с Глебом – уверенным и наверняка целующимся, как бог. Или дьявол. А я…

– Добрый день, Ася.

Я так и вздрогнула. Карточка выпала из рук под взглядом Глеба Сергеевича.

Я наклонилась, чтобы поднять её, и ударилась локтём о стол. Очень неудачно – боль отдалась во всей руке.

– Тише, – он присел и, подняв, протянул мне карту. – Впереди экзамен. Будет хорошо, если ты доживёшь до него.

– Да уж, неплохо. Здравствуйте, Глеб Сергеевич. Я тут… – показала на продукты. – Субботний поход.

Было неловко. Ещё и оделась я, как самая настоящая чмошница – старые джинсы, кроссовки, которые пора было выкинуть ещё в прошлом году. И опять я покраснела. Глеб Сергеевич молчал, зацепившись большими пальцами за карманы куртки. Снова посмотрел на мои пакеты и взял все три в одну руку.

– Пойдём, – сказал он. – Помогу тебе. Всё равно в одну сторону.

– Да не надо… – я напоролась на его строгий взгляд. – Неудобно, Глеб Сергеевич. Я бы сама.

Он меня проигнорировал. На его руке выступили вены, запястье напряглось.

– Глеб Сергеевич, давайте я всё-таки сама?

Он открыл дверь и вышел на улицу. Я шла рядом, не находя себе места от неловкости.

– Твой дом там? – показал он на жмущиеся друг к другу хрущёвки. – Ты же, вроде, недалеко от меня живёшь?

– Ну да. Вон в том.

Я столько раз представляла себе, что мы идём рядом, но в воображении всё было совсем не так. В моих фантазиях мы непринуждённо говорили о музыке и кино, а потом… Мимо проехала машина, и мне пришлось прижаться к бордюру. Я случайно задела руку Глеба, и меня как током ударило. Стало жарко, а по спине мурашки побежали.

– Как твоя подготовка? – спросил он.

У меня в голове шумело, язык к нёбу прилип.

– Я… Да хорошо всё.

– Ну хорошо, раз так. Если будут вопросы, можешь спрашивать. Какой подъезд?

Я показала на дверь серо-коричневого цвета и, опомнившись, бросилась к домофону.

– Спасибо большое, Глеб Сергеевич.

– Открывай, я донесу до квартиры. Какой этаж?

Этаж у нас был пятый, без лифта. Я проклинала всё на свете. Неловкость зашкаливала, но вырывать пакеты из рук Бернева было бы совсем глупо. Открывая ключом дверь, я лихорадочно вспоминала, не валяется ли ничего такого в коридоре. Глеб Сергеевич ждал, а я боялась, что он заметит, что у меня подрагивают пальцы.

Войдя, он поставил пакеты в коридоре.

– Спасибо, – промямлила я в очередной раз и набралась смелости. – Может быть, выпьете чаю? С печеньем. Я сама пекла.

– Нет, Ася. Это лишнее.

– Да, конечно, простите, – я нервно заправила волосы за ухо, хотя они были убраны в хвост. – Я просто… Холодно же на улице, да и чай вкусный. Я только перед уходом заварила – чёрный с мятой и малиной.

Его взгляд оставался беспристрастным, а лицо отчуждённым. Но он вдруг расстегнул куртку.

– Хорошо. Раз с малиной.

Я обмерла, состояние было предобморочным. Мысленно я повторяла себе – это просто чай, ничего такого. Но… Мы были вдвоём. Только он и я, и я явственно услышала голос Маринки, как она говорила Юле «он в первую очередь мужчина».

Оставив Глеба на кухне, я метнулась в комнату. Распахнула шкаф, не имея представления, что надеть. Что-то похожее на домашнее и в то же время, чтобы он увидел меня другой. Я стянула неприметный серый свитер и поспешно разорвала пакетик с новенькой футболкой, которую берегла на лето.

– Переоделась? – спросил Глеб, когда я вернулась.

Отложил телефон, но на меня толком не взглянул. Чайник выключился, и я разлила по чашкам кипяток.

– Вы с сахаром пьёте? У меня мёд есть, если что. Ещё кажется, варенье…

– Ты обещала домашнее печенье, – его голос прозвучал немного мягче. Я подняла голову и натолкнулась на взгляд со скрытыми смешинками.

Губы стали сухими, чайник дрогнул в руках, и я отставила его.

– Точно.

– У тебя уютно. С кем ты живёшь?

– С мамой.

Я поставила вазочку. Одна часть меня боялась сгореть в его близости, другая жаждала этого. Я присела на диван. Изнутри меня обдавало жаром, а руки были холодные.

– С кем ты живёшь?

– С мамой, – ответила я, гоняя ложечкой чаинки, чтобы скрыть волнение.

Соберись, Ася! Опять подумала о Юльке. Она бы уже давно ему глазки состроила, а не мялась.

– Они с папой давно развелись. Я ещё совсем маленькая была, не помню его. Только фотографии видела.

Он задержался на мне взглядом. Глаза казались темнее, чем раньше, я впервые смотрела на него с такого маленького расстояния. Воздуха перестало хватать. Когда-то он уже смотрел на меня так – в прошлом году, когда я сделала вид, что потеряла серёжку и вернулась в класс. Тогда он проверял контрольные. Я ползала под партой и держала в кулаке серёжку, которую на деле не теряла, а когда распрямилась, поймала его взгляд…

– А вы? Почему вы решили преподавать географию? Неужели так любите её? – мой голос звучал ровно, и я даже улыбнулась уголками губ.

Руки начинали согреваться. Первая неловкость прошла, мне стало уютно и спокойно, хоть я всё ещё не могла расслабиться.

– Кто-то же должен преподавать географию.

Я засмеялась.

– И вы решили, что это будете вы? Пойти в педагогический… Ну не знаю… Это же просто так не делается.

– Да. – Его ладонь вдруг легла на мою.

Лёгкость прошла, а мурашки побежали опять. Рука его исчезла так же без предупреждений, и он поднялся.

– Мне пора, Ася.

– А чай? – Его чашка так и осталась нетронутой.

– В следующий раз.

Он прошёл в нашу узкую прихожую и оделся в молчании. Прижавшись плечом к стене, я смотрела на него. Что я не так сделала?

– Вы… Когда у нас подготовка к экзаменам начнётся? Будут же какие-нибудь дополнительные.

– Будут. Я скажу на одном из следующих занятий. – Он сам открыл дверь. – Запрись. Нечего сидеть с открытой дверью.

Бернев вышел, даже не попрощавшись. Как на автомате, я повернула замок и вернулась на кухню. Нетронутый чай стоял на столе, в кухне пахло мятой и едва уловимо – запахом его одеколона. Я дотронулась до чашки и выдохнула. Потёрла лицо ладонями. Он сказал – в следующий раз. Значит, надо сделать так, чтобы следующий раз случился, и тогда…

– Он в первую очередь мужчина, – напомнила я себе, только слова повисли в воздухе, а в горле встал ком.

Глава 3

– Ты что грустная такая?

Я мотнула головой.

– Да ничего. Так…

– Влюбилась, что ли? – с мягкой улыбкой спросила мама и открыла косметичку.

В ней лежали пилочка, маникюрные ножницы, светлая помада, пудра и тушь. Я знала этот набор, кажется, с раннего детства. Каждое утро она готовила завтрак, одновременно собираясь на работу. Как бы ни было тяжело, она всегда приводила себя в порядок, хотя в последнее время под глазами у неё появились тёмные круги. Мне вдруг захотелось всё ей рассказать: про Глеба, про Юльку, которая вот уже несколько недель крутила перед ним задницей, про Маринку с её снисходительным «нецелованная». Но я прикусила язык.

– Просто устала, мам. Скорее бы уже экзамены кончились.

– Кончатся, куда они денутся? – мама отложила тушь. – Ты что-то совсем похудела. Смотри, футболка на тебе висит.

– Неправда, не висит она. Да и вообще… всё это – ерунда. Тебе бы самой отдохнуть. Когда у тебя отпуск?

Она отмахнулась.

– Мам, ну правда. Ты когда в отпуск ходила в последний раз?

– Ну что ты пристала? – Мама обхватила ладонями маленькую фарфоровую чашку. – Вот выучишься, встанешь на ноги, тогда буду отдыхать. Не переживай, Ась. Сейчас лето будет, солнце: съездим с тобой на озеро.

***

Апрель кончился, наступил май, и тепло всё-таки пришло. Но меня изнутри иней покрывал. С Глебом наедине мы больше не оставались, вёл он себя подчёркнуто сдержанно. Вечером я была настроена решительно, но за ночь настрой пропадал, и я опять смотрела на всё со стороны: на Юльку, приходящую на дополнительные в коротких юбках. Она наматывала на карандаш локон волос и закидывала ногу на ногу, а когда спрашивала Глеба Сергеевича, в голосе её слышались грудные нотки. Маринка всё чаще общалась с ней, и всё реже – со мной. Я чувствовала себя преданной.

– Меня Миша на свидание пригласил, – выдала я. Поймала мамин взгляд и добавила: – Два раза уже.

В маминых глазах появился вопрос. Я потупилась.

– Он прикольный, но это же совсем не то. Мам, а ты папу любила?

– Ты у меня красивая.

– А это тут при чём?

– Красивые дети только по любви получаются.

– Мам, я серьёзно. Почему он ушёл, если ты его любила? Или он тебя не любил? – Я знала, что это разговор не для утра. Но заданный Глебом вопрос про отца не давал покоя.

Я всё больше думала, почему он ушёл – отец, а не Глеб. Мама вздохнула и, взяв свой чай, поднялась. Поставила чашку в раковину.

– Он хотел другую жизнь, – ответила она, стоя ко мне спиной.

– Другая жизнь – это что?

– Ась, давай мы не будем про это говорить сейчас. Ты в школу опаздываешь, мне на работу пора. – Она посмотрела с мольбой и долей раздражения. – Прошу тебя. Отложим этот разговор на другое время. – Она покачала головой. – Да что с тобой не так, Ась? Я же вижу, что это не экзамены. У тебя всё в порядке в школе? Что-то давно к нам Марина не приходила, вы не поссорились?

Я медленно мотнула головой. Мама ещё недолго смотрела на меня, потом поцеловала в висок и скрылась в коридоре. Что она прочитала между моих слов? И прочитала ли хоть что-нибудь?

Через несколько минут мама ушла, я тоже пошла одеваться. Сегодня вечером были дополнительные, и я ещё вчера решила, что надену юбку. Не унылую тёмную, как прописано в правилах дресс-кода нашей школы. Всё равно плевать всем, кто в чём ходит. В нашем городке всем было на всех плевать, по крайней мере, порой мне так казалось. Только слухи разлетались со страшной силой, ведь в отсутствие других развлечений нужно было чем-то скрашивать дни.

Выйдя из подъезда, я буквально наткнулась на Мишку.

– Привет. – Он протянул мне герберу.

– Зачем это?

– Просто так. Ты мне нравишься, Ась. Слышал тут, что Серёга Иванов к тебе подкатить собирается. Решил, что хрен он получит.

Я взяла цветок скорее от неожиданности.

– Серёга? М-м… Я прям звезда какая-то. Это у вас всех весеннее обострение?

– Может, и не весеннее. – Он посмотрел в сторону и нахмурился.

Я тоже повернула голову и увидела идущего к нам Глеба.

– Доброе утро, Глеб Сергеевич.

Он кивнул нам.

– Сегодня дополнительные, Березовская. – Шаг его замедлился. – Ты не забыла?