Не удержавшись, дарю уснувшей малышке нежный поцелуй в лобик, кладу ее в кроватку, укрываю тонким одеялом со зверушками.

Тушу большой свет, оставив ночник.

Еще немного любуюсь спящей девочкой. На сердце радостно, что она успокоилась и теперь даже улыбается во сне.

Выхожу из комнаты, не до конца прикрыв дверь.

В ступоре останавливаюсь от представшей моим глазам картины.

Отец малышки спит на диване. Не разделся. Будто просто присел, но сон его сморил, и он завалился на подушку, согнув ноги в коленях.

Сколько он без сна, раз его без конца рубит? Очевидно, очень–очень долго.

С минуту разглядываю заросшее бородой лицо, пытаясь представить его без нее. Наверное, он красивый. И не настолько стар, как мне показалось изначально. Просто из–за усталости на лбу, переносице и возле глаз собрались морщинки, плюс щетина, все это прибавило ему лет десять.

Бедолага, – качаю головой и укрываю пледом, тушу свет.

Выхожу из комнаты, осматриваюсь.

Справа по коридору еще одна дверь, подозреваю, там спальня. Не знаю, что мной движет, возможно, простое женское любопытство, но я оглядываюсь на Николая, проверяя спит ли он.

Спит.

На цыпочках подхожу к закрытой двери.

В груди барабанная дробь, ладошки потеют, по спине холодок.

Не знаю, что увижу там, боюсь, но ничего не могу с собой поделать, толкаю дверь.

Заперто!

В какой–то степени чувствую облегчение, что она закрыта, с другой стороны – просто так обычные комнаты не запирают.

Иду на кухню. В раковине гора посуды, на столе упаковки из–под китайской лапши, пиццы и банки с детской смесью. Несколько детских бутылочек в упаковке и после смеси.

Замечаю, что бутылок после алкоголя нет. Даже в мусорном ведре, что стоит в шкафу под раковиной, пусто. Ну, хоть не пьет, не заливает горе алкоголем.

А вообще кухня красивая, уютная, несмотря на беспорядок. С белыми занавесками на окне и жалюзи. Герани два горшка на подоконнике. На полках баночки для сыпучих продуктов в одном стиле.

Поливаю цветы, они на грани засыхания. Мою посуду, собираю в пакеты мусор, навожу порядок. Сама прислушиваюсь, не проснулась ли малышка.

Тихо.

Закончив уборку на кухне, иду в ванную. Развешиваю белье. Еще раз проверяю Верочку. Спит.

И отец ее тоже.

Мне здесь делать больше нечего. Тихонько покидаю чужую квартиру, иду к Вике.

Подруга еще не спит, хотя время уже за полночь.

– Ты чего так долго? – зевая, хлопает сонными ресницами, стоя в халатике в проеме своей комнаты. – Я уж думала, не придешь. – Прислушивается к тишине. – Ты что, усыпила их? – округляет глаза.

– Николай от усталости стоя спал, представляешь? – рассказываю, застилая диван простыней. – И Верочка после купания сама уснула. Верочка – это его дочка. Пока я не пришла, у малышки даже имени не было.

– М–м, Николай, Верочка… – многозначительно играет бровями Иванова. – Ладно, спасительница сирых и несчастных, давай и мы спать будем, мне утром к восьми.

– Ложусь уже. Зубы только почищу.

– И ты это, – Вика усмехается, – на новом месте приснись жених невесте, помнишь?

– Помню, – отвечаю ей усталой улыбкой. Столько событий за день.

– Расскажешь потом, кто приснился. Проверим, работает или нет.

Глава 9

Николай

Просыпаюсь от оглушающей тишины. Откидываю плед. Откуда он тут взялся? Принимаю сидячее положение, тру лицо ладонями. Щетина колючая. Зарос.

В комнате и за окном темно.

Некоторое время мне кажется, что весь тот пипец, который я переживал, мне приснился. И моя Надежда со мной.

Красивая. Любимая и любящая. Живая!

Спит в нашей спальне, а меня сморило тут, на диване. Бывало иногда, когда валился от усталости после работы.

Она не стала будить, укрыла пледом.

Уже через пару минут осознаю, что пипец продолжается. Просто сейчас на паузе.

А еще сегодня в моей квартире хозяйничала какая–то пигалица. Точнее, ворвалась без спроса, без разрешения, вместо меня успокоила, искупала мою дочь, уложила ее спать.

И пока она занималась моей дочкой, меня вырубило там, где присел. Отцовский инстинкт просто аннулировался. Как по щелчку. Бах и отключило.

Как?! Как я мог уснуть, забыв про дочь, оставив ее с посторонним человеком?

Что с ней? Почему, черт возьми, в квартире так тихо?

По спине бежит неприятный холодок, пульс учащается мгновенно.

Где малышка?

Если с ней что… Горло перегрызу! В первую очередь сумасшедшей соседке, которую я видел первый раз в жизни.

Из детской сочится тусклый свет ночника.

Подорвавшись, иду туда, на ходу замечая, что чувствую себя бодро. Выспался. Впервые за несколько недель. А может, это просто всплеск адреналина.

Выдыхаю, когда вижу, что дочь мирно посапывает с соской во рту.

Это что–то нереальное. На грани фантастики. Я думал, тишины не будет больше никогда.

Первый раз она так тихо и спокойно спит.

Реально надо было пеленать, чтобы Вера спала?

А еще купать, давать почаще воды, разговаривать!

Вера.

Надя ей дала это имя, едва узнала, что носит под сердцем девочку.

Сегодня я впервые ее назвал так.

Верочка. Вера Николаевна Сотникова.

Надо получить свидетельство о рождении. Оформить кучу каких–то бумаг. Я не вникал.

На работе нужно показаться. У меня пока оформлен бессрочный отпуск.

У дочки подрагиваю реснички, и она активно чмокает соской. Вот–вот проснется.

– Чш–ш… – успокаиваю ее, пошатав кроватку. Хорошо, что взяли с маятником. Выручает.

Не проснулась.

Выхожу из детской, чтобы не тревожить ребенка.

Иду на кухню. И, щелкнув выключателем, застываю на пороге. Моргаю несколько раз, ослепленный светом и… идеальным порядком. Ни мусора, ни грязной посуды.

А я помню, что был бардак. Мне было не до чистоты. Меня дочь с ума сводила своим ревом.

Даже бабка какая–то приходила. Вроде из соседнего подъезда. Мигрень у нее, видите ли, и давление от детского крика. Как будто я был рад, что дочь плачет.

Послал ее… лесом.

Обещала участкового вызвать, опеку.

Пусть.

Я так устал, что мне было все равно на ее угрозы.

Иду в ванную. Белье развешано!

А девчонка эта молодец. Шустрая. И Веру успокоила, и прибралась тут. Пледом меня укрыла тоже она.

Представляю, каким чудовищем выглядел в ее глазах – уставший, небритый, невменяемый.

Как ее зовут? Она же говорила…

Не помню.

Но помню, что она из сорок второй квартиры. А там вроде другая девчонка жила.

Возвращаюсь на кухню. Мой телефон лежит на подоконнике между двух гераней. Хм, она даже цветы полила. Еще один плюсик соседке.

Беру телефон. Он почти разряжен и стоит на беззвучном.

Там много пропущенных звонков, в основном с работы, и сообщений. Почти все – соболезнования. Несколько поздравлений с рождением дочери.

Марина опять спрашивает нужна ли мне помощь.

Я думал, справлюсь с Верой сам. Один. Но сейчас, после того, как тут побывала соседская девчонка и помогла мне с дочкой, понимаю, что один не вывезу.

Никому не отвечаю и не перезваниваю. Во–первых, поздно. Часы показывают два ночи. Во–вторых, не хочу.

Ищу зарядку, бесшумно бродя по квартире. Намеренно «не замечаю» нашу с Надей спальню. Она заперта.

Рана моя еще свежа.

Обида на жену тоже.

Да и просто тяжело. Всё там напоминает о прошлом. Даже запах духов жены еще не выветрился.

Зарядку нахожу на полочке у телевизора. Точно помню, что сюда я ее не клал. Она валялась на полу возле дивана. Значит, девчонка эта лупоглазая прибрала.

Вот же… свалилась на мою голову. Помощница. Поблагодарить надо хотя бы.

Убеждаюсь, что телефон заряжается, иду в ванную, чищу зубы.

И, скинув одежду, ложусь спать на тот же диван. Он мне уже родной. Со дня…

Рождения дочери.

Думал, что выспался за все прошлые бессонные недели, однако… проваливаюсь в сон, едва голова касается подушки.

Кажется, мне ничего не снится. По крайней мере на утро не помню.

Просыпаюсь от кряхтения Веры.

Сначала мутным взглядом смотрю в окно. Светает. Потом на часы – начало седьмого утра. Дочь сегодня спала на удивление долго.

Ребенок дает мне еще несколько минут, чтобы как следует продрать глаза. Потом начинает прибавлять громкость.

«Никто девочке внимания не уделяет…» – вспоминаю укол пигалицы.

Разговаривай с дочерью! – мысленно даю себе подзатыльник.

Я и правда… немногословен. Был.

– Минуту, доча. Дай папка постельное уберет.

Замолкает, прислушиваясь. А потом снова «зовет».

Ладно, постельное подождет.

Натягиваю домашние спортивки, только после этого иду в детскую.

– Привет, дочь, – нависаю над кроваткой. – М–м… ты же теперь с именем. Вера. Верочка. Ага, – расплываюсь довольной улыбкой: – узнала папку! Я рад.

Освобождаю ребенка от кокона из пеленки. Вера, почувствовав свободу, потягивается! Как червячок крутится, вытягивая ручки и ножки.

Обалдеть! Первый раз вижу столько эмоций на личике крохи – сплошное удовольствие!

Глава 10

Николай

– Доброе утро? Я смотрю, у тебя хорошее настроение, значит, точно доброе.

Обеими руками поглаживаю тельце малышки, делаю потягушки.

Улыбаясь, Вера машет ручками со сжатыми в кулачок пальчиками, сучит ножками. Ей нравится!

Сегодня день открытий.

– Знаешь, дочь, мне кажется, мне тебя подменили, пока я спал. Хотя нет, это ты, я свою кровиночку ни с кем не спутаю… – А–а, я понял! Это соседка тебя заколдовала?

Вера дрыгает ножками и ручками активнее. Я попал в точку?

– Ты случайно не запомнила, как ее зовут? Нет? И я нет. Эх…

Трясу погремушкой, вкладываю ее в руку дочери. Вера сжимает ее пальчиками, трясет сама.

– Оу, а ты круто подросла за эту ночь.

Не за ночь, конечно. А с момента, как я принес ее домой из роддома. Стала чуть крупнее. Отъела щечки. И взгляд стал более осмысленным.

– Надо поесть, чтобы еще подрасти, да? Пойдем готовить тебе завтрак. И папке заодно.

Приподнимаю.

– Не понял. А кто это тебе в памперс столько напрудил, Вера Николавна? Ты с таким полным мешком килограмма на два потяжелела. Давай–ка избавимся от него.

Раздеваю Веру, приговаривая:

– Скажи мне, дочь. Что такое с тобой вчера было, а? Со мной, значит, плачешь, а с какой–то левой девчонкой любовь–морковь?

– А–ау, – довольное в ответ.

– Что она такого сделала, что ты уснула аж до утра? Молчишь? Не знаешь? И я не знаю. А мы возьмем и спросим при случае, какое заклинание она использовала. А пока… Давай договоримся сегодня дружить друг с другом, да?

– А–уа.

Это согласие? Мне кажется да.

Первые дни боялся даже прикоснуться к ребенку. Думал, она хрупкая, а я такой большой, грубый, повредить могу. Едва не впал в отчаяние.

К счастью, спасла патронажная медсестра. Женщина пенсионного возраста пришла, показала, рассказала, что как куда сколько. Помогла с выбором детской смеси, с размером памперсов. Сказала, когда и по сколько кормить ребенка. Я ведь даже не знал, как подмывать девочку. Она научила.

Раньше я был далек от всего этого. Надя пыталась что–то рассказать мне, научить, я не вникал. Наивно думал, что она сама со всем разберется и справится, а я просто буду на подхвате: подержать, подать и прочее.

Если бы жена мне все рассказала…

После «науки» патронажной сестры стало легче. Я смелее. Вот только не понимал, почему Верочка плачет почти все время.

Может, болело что. Может, ей нужна была мать.

Пигалица ее успокоила в два счета.

На раз–два снимаю памперс. Вера сама рада избавиться от нее. Гулит что–то на своем языке, кулачок сосет. Голодная.

Осторожно протираю детские складочки специальными салфетками.