Меж распахнутых створок в густеющих зимних сумерках стоял Чу Ваньнин в алом плаще поверх белых одежд. Он грациозным движением опустил свой бумажный зонт и тщательно отряхнул его от снега, после чего поднял блестящие раскосые глаза, откинув занавесь длинных ресниц, и холодно взглянул на своих учеников.

Наткнувшись на его взгляд, Мо Жань почувствовал, что сердце у него внезапно забилось быстрее, ладони вспотели и даже дыхание невольно перехватило.

Гул голосов в зале мало-помалу стих. Даже в обычное время, когда Чу Ваньнин появлялся в зале Мэнпо, ученики не смели при нем шуметь, а сейчас и подавно. Подумать только, он так долго находился в затворе, а сегодня, в эту снежную новогоднюю ночь, внезапно решил показаться на людях. Благодаря колкому снегу и морозу его лицо выглядело еще прекраснее, а суровые черные брови были сведены на переносице сильнее обычного.

Мо Жань поднялся с места и пробормотал:

– Учитель…

Сюэ Мэн с грохотом вскочил и, словно радостный котенок, подбежал к Чу Ваньнину, после чего с воплем «Учитель!» бросился к нему с объятиями.

Мокрая от снега одежда Чу Ваньнина на ощупь была ледяной, но стоило ему взглянуть на лицо Сюэ Мэна, как ему тут же стало так тепло, как бывает под ласковым весенним солнцем.

– Учитель, вы наконец вышли! – продолжал восклицать Сюэ Мэн. – А я уж думал, что так и не увижу вас до отъезда! А вы и впрямь любите нас, учитель… Учитель…

Ши Мэй тоже подошел поприветствовать Чу Ваньнина и отвесил ему учтивый поклон. Его лицо осветилось радостью.

– С возвращением из затвора, учитель.

Чу Ваньнин легонько похлопал Сюэ Мэна по голове и кивнул Ши Мэю.

– Я немного опоздал. Пойдемте вместе встретим Новый год.

Он сел за стол рядом с Сюэ Мэном, напротив Мо Жаня.

С появлением Чу Ваньнина былое веселье как ветром сдуло. Все присутствующие тут же вернулись к прежним привычкам и теперь чинно сидели рядом с наставниками, стараясь сохранять серьезный вид. В зале воцарилась поистине удивительная тишина.

На столе лежали мука, мясной фарш, яйца и другие продукты, а также новенькая блестящая медная монетка.

Мо Жань знал толк в пельменях как никто другой, поэтому его решили назначить главным.

– Что ж, я соглашусь, ведь повиновение – истинное проявление вежливости, – улыбнулся Мо Жань. – Кто-нибудь умеет раскатывать тесто?

Все молчали.

– Ладно, тесто раскатаю я, – сказал Мо Жань. – А ты, Ши Мэй, займись начинкой: у новогодних пельменей она почти такая же, как у маленьких, которые ты обычно стряпаешь.

– Но… Э-э-э… Некоторая разница все же есть, – поколебавшись, заметил Ши Мэй. – Боюсь, у меня не очень хорошо получится.

– Главное – чтобы было съедобно, – сухо вставился Чу Ваньнин. – Не стоит так сильно переживать.

– Ну ладно, – улыбнулся Ши Мэй.

– А ты, Сюэ Мэн, можешь передавать воду, закатывать нам рукава и все такое прочее. Только умоляю, не мешайся под ногами.

Сюэ Мэн не нашелся что на это ответить.

– Что же касается вас, учитель, – с улыбкой продолжил Мо Жань, – не желаете ли просто посидеть рядышком и выпить чаю?

– Я буду лепить пельмени, – ледяным тоном произнес Чу Ваньнин.

– А? – Мо Жань перепугался, подумав, что у него плохо с ушами. – Что-что вы будете делать?

– Я сказал: буду лепить пельмени.

Потрясенный Мо Жань промолчал.

Ему внезапно подумалось, что лучше бы у него и правда было плохо с ушами.

Глава 57
Этот достопочтенный вновь слушает вашу игру на гуцине

Ко всеобщему удивлению, пельмешки у Чу Ваньнина получались не такие уж некрасивые, хоть он и лепил их несколько неуклюже. Вполне себе прелестные, кругленькие, они один за другим выходили из-под его длинных пальцев и ровными рядами ложились на стол.

Трое учеников, невольно вытаращив глаза, наблюдали за ним с открытыми ртами.

– А учитель, оказывается, умеет лепить пельмени…

– Мне это снится?

– Ловко у него получается.

– Ого…

Разумеется, Чу Ваньнин прекрасно слышал, о чем они шептались. Хотя на его лице с поджатыми губами и опущенными ресницами сохранялось бесстрастное выражение, малиновые кончики ушей выдавали его смущение.

Сюэ Мэн не вытерпел и спросил:

– Учитель, вы впервые лепите пельмени?

–…Угу.

– Но тогда как они у вас получаются такими красивыми?

– Когда я собираю своих механических воинов, я делаю примерно то же самое. Нужно лишь подвернуть, сделать несколько складок и защепить в нужном месте. Что в этом сложного?

Мо Жань бросил на него короткий взгляд через деревянный стол и невольно погрузился в воспоминания.

В прошлой жизни он видел Чу Ваньнина за готовкой лишь единожды: после смерти Ши Мэя. В тот день Чу Ваньнин отправился на кухню и не спеша налепил тех самых маленьких пельменей, которые у Ши Мэя всегда получались очень вкусными. Однако не успел наставник бросить их в котелок с кипятком, как обезумевший от гнева Мо Жань выбил их у него из рук. Белоснежные пельмени рассыпались по полу.

Мо Жань не помнил, как выглядели те пельмени, были ли они круглые или приплюснутые, красивые или уродливые.

Он помнил только выражение лица Чу Ваньнина в тот момент. Учитель лишь взглянул на Мо Жаня и не произнес ни слова. С испачканными мукой щеками он казался совсем не похожим на себя, выглядел растерянно и глупо…

Мо Жань ожидал, что Чу Ваньнин рассердится, прямо-таки вспыхнет гневом, но тот так ничего и не сказал. Лишь нагнулся и один за другим собрал в кучку перепачканные пылью и грязью пельмени, а потом самолично выбросил их.

Что же Чу Ваньнин чувствовал тогда?

Мо Жань понятия не имел. Он даже никогда не задумывался об этом, не желал задумываться, да и, честно говоря, не смел.

Когда пельмени были готовы, снеговик отнес их на кухню поварам – на варку. Следуя традиции, Чу Ваньнин положил внутрь одного из пельменей медную монетку. Поверье гласило, что тому, кто съест пельмень с монеткой внутри, будет сопутствовать удача.

Очень скоро снеговик принес на деревянном подносе сваренные пельмени, приправленные уксусом и перцем.

– Попробуйте первым, учитель, – предложил Сюэ Мэн.

Чу Ваньнин не стал отказываться. Подцепив палочками пельмень, он положил его себе в тарелку, но прежде, чем съесть, поочередно взял с подноса еще три и разложил их по пиалам Сюэ Мэна, Мо Жаня и Ши Мэя.

– С Новым годом, – сухо поздравил Чу Ваньнин.

Ученики сперва обомлели, а потом их лица осветились улыбками.

– С Новым годом, учитель!

Это было и впрямь невероятное совпадение, но стоило Мо Жаню укусить первый же пельмень, как его зубы со стуком уперлись в медную монетку. Такого он совершенно не ожидал и едва не сломал об нее зуб.

Ши Мэй взглянул на его лицо, искаженное гримасой боли, и рассмеялся.

– А-Жань, тебя в новом году ждет невероятная удача!

– Ха, из него еще тот везунчик, – пробурчал Сюэ Мэн.

– Учитель, ну и метко же вы выбрали для меня пельмень! – воскликнул Мо Жань со слезами на глазах. – Первый же оказался с монеткой…

– И чем ты недоволен, если это к удаче? – поинтересовался Чу Ваньнин.

– На вкус он был как подбитая железом подошва! – пожаловался Мо Жань.

Чу Ваньнин не стал ничего на это отвечать.

Мо Жань потер щеку и глотнул чаю, который ему передал Ши Мэй. Когда боль в зубах немного утихла, он в шутку сказал:

– Ха-ха, учитель, вы что, запомнили, в какой именно пельмень положили монетку, а потом нарочно мне его дали?

– У тебя слишком богатое воображение, – холодно отрезал Чу Ваньнин, после чего опустил голову и приступил к еде, больше ни на кого не обращая внимания.

Возможно, Мо Жаню лишь показалось, но при теплом свете свечей он увидел, как лицо наставника будто бы слегка порозовело.

Когда все съели свои пельмени, повара принялись подавать роскошный ужин, и столы оказались быстро уставлены разнообразными мясными кушаньями.

Мало-помалу зал Мэнпо вновь наполнился веселым шумом. Сидевшие на почетных местах Сюэ Чжэнъюн с госпожой Ван раздали снеговикам пухлые красные конверты^[2] и велели разнести их по залу.

Один из снеговиков подскользнул к Чу Ваньнину и принялся стучаться о его колено, пристально глядя на него своими подвижными глазками-камешками.

– Что? И мне тоже? – слегка растерялся Чу Ваньнин.

Он взял и вскрыл конверт. Внутри оказался невероятно ценный подарок: листок сусального золота. Чу Ваньнин поднял голову, нерешительно взглянул на Сюэ Чжэнъюна и увидел, что этот простоватый мужчина смотрит на него с широкой улыбкой на устах. Глава поднял чарку с вином, показывая, что пьет за его благополучие.

«Как же это глупо», – подумал Чу Ваньнин.

И тем не менее он ощутил, что Сюэ Чжэнъюн и правда… правда…

Какое-то время Чу Ваньнин пристально смотрел на него, а затем не выдержал и улыбнулся в ответ, едва заметно приподняв уголки губ, после чего тоже поднял чарку, отдавая дань уважения главе, и залпом осушил ее.

Позднее золотой листок был разделен на равные части между учениками. Когда все выпили по несколько чарок, на сцене начались выступления, и атмосфера за их столом окончательно потеплела – главным образом потому, что трое озорников, кажется, перестали робеть в компании наставника.

Однако на Чу Ваньнина выпивка почти не действовала.

– Учитель, учитель, а хотите, я вам по ладони погадаю? – храбро предложил Сюэ Мэн, которому винные пары застили разум первому из всех.

Он схватил руку Чу Ваньнина, притянул ее поближе к глазам и принялся внимательно рассматривать. Если бы не выпитые три чарки вина, он бы никогда не осмелился вести себя так неуважительно, даже если бы кто-нибудь одолжил ему лишней храбрости.

– Линия жизни длинная, но прерывистая. Ваше здоровье, похоже, крепостью не отличается, – забубнил Сюэ Мэн. – Легко заболеваете.

– Весьма точно подмечено! – со смехом сказал Мо Жань.

Чу Ваньнин бросил на него косой взгляд.

– Безымянный палец длинный и тонкий. Учитель, вы могли бы легко разбогатеть… Три линии начинаются из одного места. Линия любви спускается к линии ума и упирается прямо в нее. Обычно это означает, что человек готов пожертвовать собой ради тех, кого любит…

Пару мгновений Сюэ Мэн оторопело глядел на ладонь Чу Ваньнина, а потом вдруг поднял голову и спросил:

– Это правда?

Чу Ваньнин весь позеленел и процедил в ответ:

– Сюэ Цзымин, тебе, видно, жить надоело.

Но захмелевший Сюэ Мэн, который уже перестал что-либо соображать, ответил Чу Ваньнину добродушной улыбкой, вновь опустил глаза на его ладонь и продолжил бормотать:

– А, вот, еще на линии любви, к тому же прямо под безымянным пальцем, есть округлость, по форме похожая на островок. Учитель, вы не очень хорошо понимаете других… А возможно, совсем их не понимаете…

Чу Ваньнин больше не мог этого выносить. Он с возмущением выдернул ладонь из пальцев Сюэ Мэна и сердито взмахнул рукавом, собираясь немедленно уйти.

Мо Жань хохотал так, что едва не помер. Схватившись за живот, он согнулся пополам и корчился бы, наверное, целый час, если бы не наткнулся на ледяной, суровый взгляд Чу Ваньнина. Тогда Мо Жань попытался унять хохот, и от стараний у него даже разболелись ребра.

– Что тебя так развеселило? – сердито спросил Чу Ваньнин. – Разве тут есть что-то смешное?

Вне себя от злости, он собрался уйти, но Сюэ Мэн намертво вцепился в его рукав. Мо Жаню вдруг резко расхотелось смеяться. Сюэ Мэн с осоловелым взглядом потянул Чу Ваньнина обратно и уперся головой ему в грудь, после чего обхватил руками его за пояс и доверительно потерся лбом о его одеяние.

– Учитель, – в нежном юношеском голосе промелькнули капризные нотки, – не уходите, давайте еще выпьем.

Чу Ваньнин выглядел так, будто вот-вот умрет от удушья.

– Сюэ Цзымин! А ну-ка, прекрати нести эту безобразную чушь! Немедленно отпусти меня!