Петр Третий. Наследник двух корон (страница 7)
В меркнущем закате тянулись типично немецкие улочки с каркасными домами – фахверками. Каменными были даже не все нижние этажи. Только в «голландском квартале» вдоль дороги стояли уже красные кирпичные двухэтажки с мансардами. Сегодня новолуние, и я ничего, собственно, не успел рассмотреть, а другого уличного освещения, кроме лунного света, тут не предусмотрено. Так что к постоялому двору мы подъехали, уже ориентируясь по факелам перед воротами, да звукам людского гомона в таверне внутри и ржанию лошадей в конюшне.
СВЯЩЕННАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КНЯЖЕСТВО ГАНАУ-ЛИХТЕНБУРГ. АМТ БУКСВИЛЛЕР. 5 января 1742 года
– О, Лиззи, вот ты где! А я думаю, кто это здесь музицирует.
– Доброго дня, Герти, – принцесса Гессен-Дармштадтская оторвалась от клавикорда. – Я вас разбудила?
Невестка была на два года старше Луизы, но они прекрасно сошлись. Даже звали друг друга по второму имени. Все же первое у них было общее и теперь в княжеском доме надо было различать двух Каролин.
– Нет, что ты. Георг с утра уже умчался «по княжеским делам», а я, проснувшись, скучала за книгой.
– Вольтера?
– Не с утра. Я все «Графа де Варвика» мадам д’Онуа никак с разъездами не дочитаю.
В новогодние праздники брату с невесткой выпало съездить и к отцу в Дармштадт, и к тестю в Пфальц. Брат все рвется повоевать за Пруссию, но родители в связи с отсутствием наследника его придерживают.
– Так что же ты играла?
– «В полях», герцог Готторпский прислал свои ноты мне под Новый год.
– Разносторонний юноша.
Принцесса Гессен-Дармштадтская печально кивнула. Они находились в переписке с юным Карлом Петером Ульрихом уже второй год. Она, как и младшая сестра Августа, ответила на его поздравление с Рождеством. Потом было еще письмо на день рождения. У сестры переписка на официальной и остановилась. А вот с Каролиной Елизаветой у герцога Готторпского письма шли уже чуть ли не каждую неделю одно за одним. Нет, ничего амурного. Даже намеков. Просто герцог учился в Кильском университете на медика, и им с принцессой нашлось что обсудить. Начали вроде с ботаники, а потом принц оказался весьма сведущ в химии, в математике, в философии… Даже вот на прошедшее Рождество прислал ей собственноручно составленный самоучитель по русскому. Чудной. Но зимняя роза между листами того самоучителя была приятна. И та, что пришла сегодня, тоже.
– Да, – ответила Лиззи после минутной паузы, – он сегодня вот и стихи прислал…
– Стихи? Можно почитать?
Принцесса протянула листок невестке.
– Читай.
Генриетта побежала глазами по листу:
«Mein Herz. Lini.
In den Feldern, wo die Bö geheul,
inmitten Schnee, dass Blut kühlen,
für dich bin ich mein letzter Mantel
bereit zu geben, bereit zu geben…»
Каролина Генриетта Пфальц-Цвейбрюккенская как будто окунулась в эти строки. «Mein Herz Lini». «Моему сердцу Лине», как жалко, что это не ей! Она перечитала снова:
В полях, где шквал ревет,
Среди снегов, студящих кровь,
Тебе я свой последний плащ
Отдать готов, отдать готов…
Und wenn die Trübsal voraus ist
sowohl harte Arbeit als auch harte Arbeit,
du wirst es auf finden meiner Brust
zu sich selbst Asyl, zu sich selbst Schutzhütte.
Глаза немного запнулись на последней строчке: «…свою защиту, свой приют…»
У стихотворения был свой ритм, и она его где-то слышала. Только что!
– Лизи! Наиграй-ка то, что ты только что играла.
Исполняя просьбу принцессы Пфальц-Цвейбрюккенской, ее золовка пробежалась по клавишам клавикорда.
– Это песня!
– Я тоже так подумала, но там есть перепад ритма.
– Не о том думаешь, Лиззи, не о том!
Вот же заучка! Ей прислали признание в любви, а она слоги считает!
– Давай играй, а я спою. Даже лютню возьму, на два инструмента лучше звучать будет.
Слова легко легли в память. И они быстро спели в унисон:
Wenn du mit mir in einem tauben Land bist,
wo gibt keine Sonne, wo völlig Nacht,
ich wäre glücklich wie im Paradies,
mit dir, mein Licht, mit dir, mein Licht…
Каролина Дармштадтская с каждым повтором все более краснела, пытаясь представить описанное в строчках:
Была б ты со мной в краю,
Где только ночь, где солнца нет,
Я был бы счастлив как в Раю,
С тобой, мой свет, с тобой, мой свет….
Каролине Луизе почему-то захотелось плакать. И что в этих словах такого?
– Знаешь, подруга. Это лучшее признание в любви на немецком, которое я читала.
– Признание в любви, Герти? – принцесса Гессен-Дармштадтская все-таки тихо заплакала.
– Ну, ну, девочка! Зачем же ты ревешь? – Каролина обняла голову золовке, а та уткнулась ей в корсет.
– Маленький он. Я на шесть лет старше! Понимаешь? Старше!
Принцесса Пфальц-Цвейбрюккенская улыбнулась, похоже чувство герцога не безответно.
– Ну и что? Я вот тоже твоего брата старше.
Всхлип.
– Ты всего на год.
– Там много кто и на больше. Вспомни тетушек своих. Или королев. Счастье годы не считает.
Каролина Луиза откровенно заревела. Невестке надо было срочно выручать мужнину сестру.
– Ну, плачь, плачь. А что он тебе еще прислал?
– Там… Ну… Розы в гербарий… Самоучитель…
Вот же одержимые. Впрочем, может, так и нашел этот Карл Петер Ульрих к девичьему сердцу дорожку?
– Стоп, Лиззи. Какой самоучитель.
– Русского.
– Русского? А что у нас там в последнем куплете?
Лиззи продекламировала:
– Gott würde zu mir sagen: Dein Erbteil – der König der Erde, der Ganzen Erde…
– Погоди, Лиззи, погоди. Ему, стало быть, назначат «лен Царя земли, ВСЕЯ ЗЕМЛИ».
– Так написано, Герти.
– А чьим он наследником приходится?
– Шведским. Ну и… русским, еще.
Генриетта продекламировала:
– …ich würde den Thron mit dir teilen, Мeine Liebe, meine Liebe, Лиззи, Dein Peter.
– Я б разделил с тобою трон, Моя любовь, моей любви. Твой Петер… ПЕТЕР! – повторив за невесткой слова, Луиза снова заплакала. – Герти, и что мне делать?
– Радуйся, подруга, радуйся. И учи русский. Отправь ему перевод его признания: он поймет.
Каролина Луиза принцесса Гессен-Дармштадтская покачала головой, не отрываясь от корсета невестки и не переставая плакать. Она не верила еще, но очень желала, чтобы так и было и чтоб слезы ее текли от радости.
КОРОЛЕВСТВО ПРУССИЯ. БРАНДЕНБУРГ. ПОТСДАМ. ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР. 6 января 1742 года
На этот раз для нас нашелся постоялый двор и получше. По здешним меркам можно сказать четырехзвездочный отель. Впрочем, нам его рекомендовали и даже «забронировали». Им регулярно пользуется русская миссия, и посол фон Бракель заранее снял для нас шесть комнат. Так что только Румберт с Бастианом делили одну спальню. И свечи тут не экономят как в Виттенберге. Впрочем, мы здесь планируем передохнуть денька два, отоспаться помыться, снестись с посольством. Бумаги подорожные справить и деньгами пополниться.