– Приходи в пятницу, – фамильярно подмигнул Игорь, – встретишься со своим кумиром.

– Каким? – не сдержалась я.

Он только широко улыбнулся. И улыбка такая уверенная и располагающая, какой никогда не бывает у обычного человека. Зуб даю, ежевечерне тренирует ее перед зеркалом!

– Не потеряй свой шанс, – пафосно сообщил.

Желание веселиться пропало. Кого угодно взбесит такое пренебрежение. Надо же, идти куда-то, чтобы добиться чьей-то благосклонности. Нашлись тут любимчики фортуны! Само по себе мерзко, а уж когда к этому имеет хотя бы побочное отношение этот тип под личиной друга детства!

– Слушай, Игорь. Объясняю всего раз. Я перепутала вашего… друга с одним человеком, которого очень давно не видела. Но это совершено точно не он – я навела справки и потому уверена.

– Точно? – игриво переспросил он. С таким развлечением, как я, Игорь, похоже, расставаться не собирался.

– Совершено точно. Тот… он умер, понимаешь?

Он непроизвольно выпрямился. Видимо, в моих глазах было достаточно правды, чтобы убедить Игоря. Еще бы… стоило вспомнить, что предстало передо мной вместо Кости, и на глаза слезы сами собой наворачивались. Ведь с какой-то стороны он, и правда, умер… прежний.

Игорь заторможенно кивнул – соболезнований, правда, не последовало, зато и приглашение не забрал, карточка осталась лежать на столе, а он ушел, утащив за собой свою подружку.

Карточку я предложила девчонкам, но увидев, куда она, они с сожалением отказались, объяснив, что клуб слишком дорогой, хотя и хотелось бы там хоть разочек побывать. Бесплатный проход – дело, конечно, хорошее, но такая мелочь по сравнению с ценами на столики и бар!

– Может, когда-нибудь потом, – вздохнула Соня.

Честно говоря, сминала приглашение в маленький круглый шарик и пуляла им в мусорное ведро я с большим удовольствием!

На второй день к компании Б присоединилась Ася, один взгляд на которую заставил меня покраснеть и отвернуться. Может, грудь у меня и неплохая, но до той, что выпирала из узкого вязаного платья с глубоким вырезом, мне как до небес.

Ася громко смеялась и все время прижималась бюстом к Танкалину. Тот был явно не против.

Повезло, что в этот момент пришел Стоцкий (потому что общаться с девчонками, у которых глаза направлены куда угодно, но не на того, с кем разговаривают, довольно сложно), и я переключилась на общение с кем-то более вменяемым. Он как раз вчера был у Марины Сергеевны, которая занимается иногда работой для таких, как мы – постоянную, конечно, не предлагают, но для желающих подработать могут подобрать временную, на несколько дней. Естественно, оплата там тоже почти символическая, но не в моем положении выбирать. Кроме того, у Стоцкого имелся давний знакомый в одном из бюро по трудоустройству, который периодически тоже подкидывает какие-то варианты. Он сказал, что когда объявится что-нибудь стоящее, сообщит мне первой.

Похоже, общество Стоцкого, которого не волновали ни окружающие, ни их внешность, ни их поступки, не говоря уже о мелочах (вроде того, кто как посмотрел, и связанных с этим сплетен), действовало на меня положительно, так что впредь я ходила на обед только с ним, и неделя закончилась совершено спокойно, без нервотрепки. То есть для меня. Был еще большой спектакль, который даже мы со Стоцким посмотрели не без интереса.

Это случилось в пятницу. Соня сдалась и в виде исключения набрала себе нормальной еды, а Настя, наоборот, ограничилась супом и салатом, но даже их ела так медленно, что все уже замучились ждать именно ее.

А у меня жутко чесалось все тело выше пояса. Мой любимый серый свитер, который я практически не снимаю (как и любую другую вещь, которая чем-то необъяснимым прикипела к душе), сох после стирки, а этот зеленый, мало того что был очень узким, так еще и кололся нещадно. Когда в столовую заявилась компания А, которая вообще редко появлялась в столовой, их главарь Руслан Парин целенаправленно потопал к столику, где расположились Б-шники. Он навис над Танкалиным, к которому, как обычно, прижималась Ася, почти налегая сверху, и так сверкнул глазами, что она тут же отодвинулась в сторону – видимо, зная, что последует, и опасаясь вмешиваться.

– Ты… (нецензурно), это точно ты въехал в моего паршивца! Что, до сих пор даже на автомате не научился парковаться? Или это такая неловкая попытка подпортить настроение, а? Мелковато работаешь, Танкалин – втихую напакостить. А слабо на Каперсую ночью сгонять? Кто быстрее, а? (Нецензурно) только можешь?

О, зрители были в восхищении – где еще пронаблюдаешь за мирным общением двух возможных будущих дипломатов? Ругался Парин, надо признать, мастерски (а уж я в этом толк знаю)! Да и выглядел впечатляюще: вытертый джинсовый костюм, длинные распущенные волосы и взгляд человека, терпеливо ждущего малейшего промаха оппонента, чтобы, не сдерживаясь, заехать ему в рыло. В общем, зрелище было отличное!

Танкалин, как ни странно, остался довольно спокойным, разве что сильно помрачнел. Надо же, я была уверена, что вывести его из себя легче легко.

– Парин, на стоянке давно установлены камеры, и только такой дурак, как ты, может об этом забыть. Если ты так уверен, что в тебя въехал я, предоставь мне запись, и той же ночью мы встретимся на Каперсой, но не раньше. Понял?

Говорил он негромко, но тишина стояла такая, что расслышали все. Ни одного мата не употребил, к моему разочарованию – я с трудом переношу людей, которые говорят матом, а раз уж я не переношу Танкалина, то он просто обязан вести себя в соответствии с моими о нем представлениями!

В общем, никто никому не врезал, Парин попыхтел, задумался и, развернувшись так, что его грива, прямо как на рекламе шампуня, проделала в воздухе чудный пируэт, молча пошел на раздачу за едой.

Думаю, не будет ничего страшного, если я задам Стоцкому вопрос. Кстати, он, похоже, единственный, кто моментально забыл про скандал и, как ни в чем не бывало, флегматично жевал котлету.

– Сереж, а что такое Каперсая? – да-а-а, голосок у меня как у заправской сплетницы, судя по тому, как воспрянули Настя с Соней, и мы все втроем пододвинулись к Стоцкому так близко, что он поморщился.

– Бульвар Каперсой, там по ночам гонки устраивают. Опасное место, в прошлом году у меня однокурсник там погиб. И с третьего курса один еще покалечился – выжил, но не ходит. На домашнее обучение перевели. Там, в общем, как на дуэлях, выясняют, кто прав, а кто нет. Ну и просто по дури гоняют.

Вот как… Получается, Парин вызвал Танкалина на дуэль, а тот отказался. С одной стороны, слабак, конечно, что струсил. Но ведь с другой – хватило ума не вестись на откровенную провокацию и не гонять ночью в смертельно опасном месте? Даже и не знаю…

Собственно, что это я? Какое мне дело? Правильно, ни-ка-ко-го!

В субботу мы отправились на день рождения Сони. Ее саму с продуктами и Настей (которая электрички не переносила еще больше, чем метро) родители отвезли на машине, а мы со Стоцким (так как остальных гостей не знали) отправились вдвоем. Не уверена, что без него добралась бы до нужного места. Одни входы-выходы на вокзале чего стоят – сходу и не разберешь, в какой идти. Да еще названия станций… в общем, Стоцкий выступал в роли моего спасителя.

Дача оказалась одной из целой кучи подобных, построенных друг к другу так плотно, что просто диву даешься, как они тут все уживаются. Я выросла в месте, где свободной земли навалом, так что все эти сплюснутые и прижатые друг к другу участки вызывают даже не удивление, а уже жалость. А если вздумается пойти погулять? Тут же только между заборами дороги – и все, другого места нет. Правда, можно отойти на пару километров и попасть в лес, ведущий к станции, но ходить там никакого удовольствия не вижу, потому как кругом кучи мусора, спрессованного годами.

Хотя воздух все равно получше, чем в городе, да и небо почище.

Компания оказалась вполне обычной, очень похожей на те, к которым я привыкла в школе. Половина перепились, кто-то упал в мангал и обжег руку, кто-то разлил на джинсы сок и ходил без штанов. Они все время вспоминали какие-то школьные хохмы и проделки, а нам со Стоцким ничего не оставалось, кроме как просто слушать и вежливо улыбаться. А слушать истории, которые не кажутся смешными тому, кто в них лично не участвовал, довольно скучно, потому мы с ним тоже перепились и вечером, когда совсем стемнело, вышли посидеть в беседке под деревьями в самом углу участка. Стоило усесться на скамейку и откинуться на стену, как Сергей надо мной склонился и молча меня поцеловал. Ни к чему это не привело и никакого продолжения не имело. Не было ни взрыва пламенных эмоций, ни даже щемящей нежности. Разве что теплое дыхание. Почти сразу же меня посетила мысль, от которой стало смешно, и Стоцкий спокойно отодвинулся, терпеливо ожидая объяснений.

– Да просто, Сереж, подумала. Ты, прости, не мой принц. А я не твоя принцесса. В общем, ничего у нас не выйдет. А окажись на моем месте Цукенина… она бы растаяла от одного твоего прикосновения. Прости.

– Да ладно, – мирно ответил Стоцкий, устраиваясь рядом и больше не делая попыток меня целовать. – Мы с тобой друзья.

Я согласилась. Как-то всегда получалось, что все окружающие молодые люди сразу причисляли меня к друзьям, и никто огромной любовью ко мне не воспылал. Как, впрочем, и я.

– Тебе Цукенина совсем не нравится?

Любопытно, как она воспринимает Стоцкого? Наверняка ведь думает, что и характер у него, в соответствии с внешностью, ангельский. А вот и нет, Сергей довольно равнодушен к окружающим. Совсем холодный, честно говоря, и любить его довольно затруднительно.

– Устал я от этих девиц, – поморщился тем временем Стоцкий, – которые меня за какое-то животное принимают. Нацепят юбку в ладонь длиной и норовят под нос сунуть, будто мне больше ничего и не надо, кроме мягкого места, которое можно пощупать. Да и вообще дуры эти богатые все как одна балованные. Они мне еще в прошлом году надоели.

– Зря ты так… Она же не виновата, что родилась в семье с деньгами.

– Да я ничего не говорю… закончу университет, женюсь на какой-нибудь дочке, вступлю в семейный бизнес… А пока ну их.

Ничего себе мальчик-одуванчик!

– Фу-у-у, как пошло звучит.

– Павлова, ты как ребенок детсадовского возраста, – снисходительно сообщил мне Стоцкий, вытягивая ноги и беззастенчиво пододвигая ими мои, – ничего, привыкнешь со временем.

– Упаси боже, – пробормотала я, но спорить не стала.

И вот вроде все прошло спокойно и без эксцессов, но на следующей неделе я узнала, что наш «пламенный поцелуй» кто-то успел заснять на смартфон и разместить в общей группе в фотоотчете о поездке. Конечно, Цукенина тоже в этой группе состояла – там весь курс был, – и хотя моего лица на фотках было не разглядеть, обычные джинсы и мой любимый серый свитер без труда узнает каждый, кто учился со мной хотя бы неделю. Так вот, если раньше Цукенина просто меня демонстративно не замечала, то теперь окатывала таким взглядом, что казалось: сейчас меня поведут на расстрел. С помощью пулемета.

Стоцкий, которому я предъявила новость, сказал буквально следующее:

– Хм… ну так и лучше – пусть думают, что мы встречаемся. Может, приставать меньше будут.

– А мне в этом какой резон? – нахмурилась я.

– Ну, не знаю… но ты подумай, и если согласна, то говори.

На том и порешили.

Время, однако, шло, и стоило думать о работе. У Стоцкого пока ничего не наклевывалось, поэтому я решила все-таки отметиться у Марины Сергеевны. Не оттягивая, на следующий же день после лекций понеслась в деканат. Повезло: Марину Сергеевну я застала на месте, но она громко с кем-то переругивалась по телефону, одновременно вороша кипы бумаг в шкафу. Заметив меня, прикрыла ладонью трубку и шёпотом попросила подождать в коридоре.