Как и опасался Эрах, царский астролог прибыл для того, чтобы передать приказ царя: отдать Нибаду в храм. «Звезды говорят, – важно заявил астролог, – что, если ты не принесешь эту жертву, Мардук разгневается на весь Вавилон, нашлет на нас дикие племена пустыни, и стены славного города будут разрушены. Так что либо возвращай долг, либо выполни волю богов».

– Когда мне нужно отдать долг храму? – спросил Эрах, склоняясь в почтительном поклоне.

Астролог погладил свою завитую бороду и ответил:

– В ближайшее новолуние. Так сказали звезды.

Анки, стоявший позади царского посланника, согласно закивал.

– Что ж, – молвил Эрах. – В ближайшее новолуние город получит эти деньги; либо же Нибада, дочь моя, покрывшись покрывалом Иштар, войдет в храм Мардука.

Прощаясь с хозяином, Анки не скрывал своего торжества. Ну где разорившемуся купцу взять такую астрономическую сумму? И за месяц он не соберет даже десятую часть; а до новой луны осталось всего лишь три дня!

Самый богатый человек в Вавилоне

Сразу же после отъезда царя Эрах послал за Урук-Сином (тот оставался в Вавилоне с самого дня сватовства, чтобы быть поближе к своей любимой). Узнав о договоре с астрологом и жрецом, Урук-Син пал духом. Ведь его семья тоже была разорена! Возможно, отец благодаря своим многочисленным связям и смог бы одолжить деньги у торговых партнеров в других городах. Но на это требовалось время, а в запасе было всего три дня!

– Есть лишь один человек, который может нам помочь, – тихим, доверительным голосом сказал Эрах Урук-Сину. – Это Аккад, мудрец и звездочет, самый богатый человек в Вавилоне, а значит, и на всем белом свете. Он щедрый и милостивый человек и уже отдал нуждающимся добрую часть своего состояния. Но поверь: в его сундуках все еще остается больше золота и серебра, чем звезд на небе. Иди к нему и расскажи о своей беде.

– Я слышал о нем, но не думал, что увижу его, как тебя! – воскликнул юноша. – У нас в Уре его почитают как бога; и рассказ о его деяниях и богатстве передается от поколения к поколению. Неужели он еще жив?

– Да, жив. И хотя он ветхий годами, ум его остр, а сердце безгранично и щедро. Я бы пошел к нему сам, но думаю, твоя горячая любовь убедит его лучше, чем тысячи моих слов.

Аккад владел многими красивыми и высокими домами в Вавилоне; в них жили его многочисленные родственники. Сам же он уединился в скромном жилище у восточных ворот: там он проводил время, ухаживая за небольшим садом, читая книги и беседуя со старыми друзьями, которых оставалось все меньше и меньше. Урук-Син с волнением вошел в красивую резную калитку, выкрашенную в ярко-голубой цвет. Аккад принял его в дальних покоях, где не было ни одного окна. Свет масляной лампы не столько освещал, сколько прочерчивал дряхлое лицо Аккада глубокими морщинами. Он действительно был ветхим старцем. Но глаза самого богатого человека в Вавилоне светились огнем юности.

Урук-Син поклонился и сел на указанное хозяином место. По законам вежливости гость не должен был говорить прежде хозяина, а молодость не должна была забегать вперед старости. Поэтому юноша терпеливо ждал, пока Аккад не заговорит первым. Но хозяин молчал и лишь изредка давал знак слуге, чтобы тот утер капли пота с его старого лба. Неизвестно, сколько прошло времени; Урук-Син сидел в молчании так долго, что у него затекла спина и стали гудеть ноги. Он начал беспокойно шевелиться, стараясь привлечь внимание старого мудреца. Но тот, казалось, был погружен в себя, и ничто не могло отвлечь его от каких-то своих сокровенных мыслей.

Наконец, когда Урук-Син был совсем измучен и уже чувствовал, что еще немного, и он упадет от изнеможения, Аккад взглянул на юношу.

– Самое трудное в мире – находиться в молчании, – глухим, но удивительно четким голосом произнес хозяин. – А все потому, что молчание подобно морской глубине. Нырнув в глубину, человек неподготовленный сразу умрет от кипения крови. Но тренированный ныряльщик находится на глубине без вреда для здоровья и отыскивает там самые крупные и драгоценные жемчужины.

Урук-Син не знал, чем ответить на эти слова, лишь посмотрел на хозяина с мольбой.

– Встань, юноша, и подвигайся, – повелел Аккад. – А то кровь в твоих венах закипит и мы не сможем решить твое дело. Сейчас нам принесут поесть: сам я давно питаюсь только сушеным инжиром и недельными лепешками, но тебе нужны силы, ешь не стесняясь.

Урук-Син с трудом поднялся с подушек и тут же с благодарностью поклонился мудрецу. С наслаждением пошевелил руками и ногами, чуть прошелся по комнате, восстанавливая кровообращение. За это время слуга накрыл небольшой столик, и Урук-Син вернулся на место. Перед ним поставили блюдо с целой горой мяса, и лучшее вино было предложено гостю в серебряном кубке с золотой каймой. Аккад удовольствовался сухой и тонкой, как осенний лист, лепешкой и водой в простой глиняной чашке. Юноша поначалу стеснялся, но под одобрительным взглядом хозяина начал есть – давно ему не доводилось пробовать настоящего, жирного мяса!

– О твоей беде я наслышан, – сказал Аккад, когда трапеза была окончена, а столик убран. – И помогу тебе, конечно: мне самому деньги уже не нужны, а наследники мои обеспечены на несколько поколений вперед.

Услышав это, Урук-Син кинулся в ноги хозяину и стал горячо благодарить его, обещая навек стать его рабом, чтобы потом и кровью оплатить немалый долг.

– Успокойся, юный гость, и поднимись, – приказал Аккад. – Рабов у меня достаточно. И ты, не будучи рожден в рабском состоянии, не станешь хорошим слугой. Да, за Нибаду Анки требует немалую сумму, но все это ерунда. Мои деньги – не только в моих подвалах; по всем городам Двуречья имею я дома и торговые лавки. Днем и ночью идут в Вавилон мои караваны с зерном, маслом, оливками и вином. Даже если все они пропадут, как пропали караваны твоего отца, – я останусь таким же богатым, как и сегодня. Я это знаю так же точно, как и то, что солнце сегодня зайдет на западе, а завтра первый его луч осветит восточные ворота. Ведь я никогда не совершал ошибку, которую сделал твой отец и отец Нибады. Я не вкладывал все деньги в одно дело. И одалживаясь у Мардука (а все деловые люди время от времени приходят в храм за деньгами), я думал: а чем буду отдавать, если дело мое прогорит? Но затем и существуют ошибки, чтобы на них учиться. Вопрос только в том, какой именно урок ты из них извлечешь.

Аккад посмотрел на Урук-Сина долгим пытливым взглядом. Юноша понял, что старец ждет от него ответа.

– Знаю, о мудрый Аккад: это будет плохим оправданием, но торговыми делами моей семьи заправляет мой отец, он и принимает все решения… Что же до досточтимого Эраха, то не мне судить его.

– Твой ответ вежлив, но уклончив, – ухмыльнулся Аккад. – Однако вернемся к твоему делу. Итак, я даю тебе деньги на уплату долга, и ты женишься на Нибаде. Но подумай вот о чем, юноша: ты сейчас беден, бедна и твоя невеста. Хочешь ли ты жить с женой-красавицей, перебиваясь с хлеба на воду, и плодить бедняков, или же готов к тому, чтобы вернуть былое величие обоих домов?

– Возможно ли это? – удивился Урук-Син. – Или ты в своей безграничной щедрости и доброте решил доверить мне деньги, чтобы я вложил их в торговлю?

– Думаешь, у тебя получится? – вкрадчиво спросил Аккад.

– Буду честен с тобой, мой спаситель. Люди говорят, что характером и натурой я пошел в свою нежную мать, которой, к сожалению, уже нет с нами… Ее тянуло к наукам и созерцанию мира, и я имею те же склонности. Отец мой обладает торговой хваткой и недюжинным умом; а я мало что смыслю в этом ремесле. В детстве более всего я любил слушать сказки и предания и читать на глиняных плитках о подвигах великих героев. Я мечтал стал историком или звездочетом. Отец не препятствовал мне, он говорил, что найдет хорошего управляющего для моего наследства. Я же смогу заниматься науками.

– Что ж, и это благородный путь для знатного гражданина, – кивнул Аккад. – Значит, хорошо читаешь на табличках? А владеешь ли ты клинописью?

Урук-Син изумленно уставился на хозяина. Клинопись – удел рабов, благородные люди не пачкают руки в глине!

– Что ж, Урук-Син. Ты пришел сюда, чтобы продать себя в вечное рабство; а я предлагаю тебе стать жрецом одного бога…

– Жрецом? – снова удивился Урук-Син.

– Да, жрецом. Нибада не наденет покрывало Иштар, но взамен ты отметишь себя знаком Набу, бога мудрецов, ученых и писцов. Я повелеваю тебе, Урук-Син, стать учеником клинописца. Каждый день ты будешь выбивать на табличках то, что скажет тебе старый мастер, а по вечерам мы с тобой будем обсуждать написанное. Ты образован, но не мудр и не постиг всей глубины преданий, которые так любил читать и слушать. Начни же с азов: как мальчик-раб, ты будешь упражняться в клинописи, чертя на сырой глине простые истины. Они же – самые вечные и верные указатели на суровом жизненном пути.

Так Урук-Син стал учеником клинописца. Серебряную чашу своего рождения он сменил на глиняную миску простого ремесленника. Такова была воля Аккада, самого богатого человека в Вавилоне, мудреца, который спас Урук-Сина и невесту его Нибаду.

Глава 2. Первый секрет богатства: время жизни

Старый мудрец не отправил юношу к царским писарям, где так много повседневной рутины: то нужно внести в архив новые данные, то переписать осыпающиеся страницы древних книг. Ученики в царском архиве учатся в процессе самой работы. Никто не дает им прописи, не следит за наклоном линий и округлостью полусфер. А главное, тексты, которые переписывают юные ученики, слишком длинны и сложны. Подмастерья их пишут автоматически, не задумываясь о смысле. Это совсем не подходило для того, что задумал Аккад.

Каждое утро, еще до рассвета, Урук-Син покидал свою сплетенную из камыша постель, выходил из маленькой гостевой пристройки в доме Аккада и отправлялся в клинописную мастерскую, располагавшуюся в самом центре большого базара. Здесь скреплялись личными печатями торговые договоры и писались деловые письма. Такая работа – не для ученика, а для опытного подмастерья. Урук-Сину в первые две недели своей работы не пришлось даже держать в руках стило: сначала он учился подготавливать глину, а потом стал делать и плитки. Лишь на исходе луны мастер Ашур стал показывать ему, как управляться со стилом. Дело пошло быстро, ведь учить грамоту Урук-Сину не было нужно. И вот настал тот день, когда юноше доверили начертать текст на первой в его жизни клинописной табличке. И это не был договор, или деловое письмо, или даже короткая записка. По древней традиции всякий ученик начинал упражняться в клинописи с расхожих поговорок, которые были известны любому вавилонянину. Мастер Ашур дал в руки юноше стило и велел ему семижды начертать на свежей табличке такие слова:

Бесконечные разговоры – вот чем занят человеческий разум большую часть времени.

Урук-Син был прилежным учеником и выбил текст так чисто и красиво, что Ашур даже пожалел о своем тайном уговоре с Аккадом. Старый мудрец попросил мастера не давать юноше никаких заказов, но учить его так, как издавна учили мальчиков, не умеющих ни читать, ни писать. А теперь Ашур думал о том, что Урук-Син, обладая явным талантом к клинописи, мог бы стать правой рукой мастера, а затем и унаследовать клинописную мастерскую. Сыновей у Ашура не было, боги благословили его четырьмя дочерьми, три из которых уже вышли замуж. К сожалению, Урук-Син был обручен с Нибадой; но если брак не состоится, то мастер Ашур будет счастлив иметь такого зятя. Впрочем, то были просто мечты. Ашур получил от Аккада немалую плату за обучение Урук-Сина и должен был вести юношу от самых азов к вершинам мастерства.

Вернувшись в дом Аккада, Урук-Син первым делом умылся и сменил рабочую одежду на чистое платье, а затем отправился навестить своего старого благодетеля.

– Чем ты занимался сегодня? – спросил по своему обыкновению Аккад.

– Мне доверили начертать одну фразу, – ответил юноша.

– Ты поднялся выше еще на одну ступень, поздравляю тебя! – одобрительно заметил мудрец.