Новые законы денег от Самого Богатого Человека в Вавилоне (страница 3)
– Да… – в голосе Урук-Сина послышался вздох. Это не ускользнуло от внимания Аккада.
– У тебя что-то не получилось? – задал он вопрос.
– Все получилось хорошо, мастер хвалил меня.
– Тогда о чем же ты вздыхаешь?
– Мне кажется, благодетель, что мастер Ашур намеренно не дает мне учиться.
– Вот как? – удивился Аккад. – Из чего ты сделал такой вывод?
– Я быстро и качественно готовлю плитки для клинописи, я старательно чертил строки прописей вместе с восьмилетними мальчиками, которые пришли к Ашуру, не зная грамоты. Я научился выбивать литеры не хуже, чем многие опытные подмастерья. Я чувствую, что способен быстро и качественно исполнять заказы, но мастер Ашур даже не собирается давать мне более или менее серьезную работу. Он сказал, что я буду, как и все мальчики, переписывать расхожие пословицы, потому что таков древний обычай клинописцев. Сколько глины я еще переведу на пустое занятие?
– Я бы не стал беспокоиться о расходе глины, – улыбнулся Аккад. – Вавилон стоит на глине, хотя другие народы уверены, что на золоте. Значит, фраза, которую ты начертал сегодня, была пословицей?
– Точно так, благодетель.
– И какая же это была пословица?
– Бесконечные разговоры – вот чем занят человеческий разум большую часть времени.
Аккад погрузился в молчание, которое длилось несколько минут.
– Знаешь ли ты, Урук-Син, сколько слов в языке?
– Точное количество неизвестно мне, почтенный Аккад.
– Столько же, сколько звезд в видимых нами небесах. А знаешь ли ты, сколько фраз можно составить из этих слов?
Урук-Син промолчал.
– Столько же, сколько звезд в невидимых нами небесах, – сам ответил на свой вопрос Аккад. – То есть бесконечное количество. И лишь мизерная часть этих фраз становится пословицами. А знаешь ли ты почему?
Юноша отрицательно покачал головой.
– Потому что в пословицах отражены величайшие законы мироздания. На этих законах зиждется мир. Но люди бездумно повторяют слова поговорок к месту и не к месту, забыв об их истинном значении. Когда я говорил, что ты должен стать жрецом Набу, бога писцов, ты не мог понять, как это поможет тебе вернуть богатство. Но если ты будешь прилежен в учебе и станешь вникать в смысл начертанных тобою слов, то возвысишься быстрее, чем можешь ожидать.
Урук-Син хотел что-то сказать, но Аккад жестом остановил его.
– Скажи, Урук-Син, чем был занят твой разум, когда сегодня ты готовил глину, формировал плитку и семижды выбивал на ней поговорку? О чем ты думал?
– Я думал о Нибаде… – мечтательно произнес юноша. – Вспоминал счастливые годы в Уре, свое беззаботное детство и юность. Я думал о том, как было бы замечательно вернуть это прекрасное время!
– То есть ты думал о чем угодно, только не о выполняемой работе.
– Да, но качество от этого не пострадало ничуть! – воскликнул юноша. – Ашур похвалил меня, он был очень доволен моей табличкой.
– Не сомневаюсь в этом. Но вот тебе мой наказ, Урук-Син: завтра, когда пойдешь в мастерскую Ашура, сосредоточь свои мысли исключительно на том, что ты делаешь. Разум будет предлагать тебе милые сердцу картины прошлого или заставит тревожиться о будущем. Но ты должен призвать свою волю и сделать из нее сито, которое будет отсеивать все посторонние мысли и оставит лишь то, что непосредственно касается твоей работы.
С этими словами Аккад сделал знак рукой и отослал юношу.
Когда разум подобен зеркалу
С первыми лучами солнца Урук-Син отправился в мастерскую Ашура. Начал он, как всегда, с подготовки глиняных плиток. Он всеми силами старался сосредоточиться на том, что делают его руки, но мысли уносили его прочь от клинописной мастерской. То и дело Урук-Син ловил себя на том, что думает о совершенно посторонних вещах. Вот он говорит прекрасной Нибаде о том, как любит ее. А вот он награждает резкими словами и парой сильных тумаков противного сластолюбца Анки, изгоняет его из города прочь, в пустыню, на съедение шакалам! В мыслях юноши вставали светлые картины детства, то беззаботное время, когда была жива его матушка, дочь звездочета… Часто по ночам они поднимались вместе на высокую башню, принадлежавшую его дедушке, и с плоской вершины наблюдали за звездным небом.
Поймав себя на очередном отвлеченном мечтании, Урук-Син встряхивал головой, словно пытаясь отогнать мысли. Но это удавалось ему с большим трудом. А еще Урук-Син заметил, что такая борьба с собственным разумом очень сильно вредит работе. Плитки в это утро выходили неровными и все время ломались. Мастер Ашур даже спросил юношу, не болен ли тот. Миновал полдень, а Урук-Син еще не приступил к начертанию знаков. Наконец юноша разозлился и строго-настрого запретил своему уму думать о чем-либо, кроме глины. Ему удалось сделать несколько более или менее ровных плиток, и он тут же приступил к начертанию вчерашней поговорки: