В темно-синей рубашке, закатанные рукава, на виске блестит капля влаги —, возможно, от недавнего душа или утренней пробежки. Он не улыбается, не здоровается. Просто смотрит. В упор. Холодно. Долго.

– Агата, – голос резкий, чёткий, без малейших колебаний. – Второй день, и ты уже опаздываешь. У нас здесь не модельное агентство. Минуты – деньги.

Я оборачиваюсь. Руки скрещены на груди. Его рубашка идеально сидит на плечах, взгляд колючий, как лезвие.

– Я пришла ровно к восьми, – отвечаю, удерживая его взгляд.

– Значит, приходи в 7:55. Чтобы в восемь уже работать, а не в зеркало любоваться.

Вот так, да? Хорошо. Я сдержанно киваю, прохожу мимо него, но чувствую, как он разворачивается и идёт следом. Его шаги – как удары молота.

Он провожает меня в кабинет.

– Ознакомься с задачами, – бросает он. – Сегодня ты после обеда работаешь в логистике. Тебе выдали графики поставок, заявки от отделов и протоколы проверок. Ошибёшься – задержка, штраф, неустойка. Я не собираюсь прикрывать твои ошибки. Здесь не школа жизни, Агата. Здесь работа.

Я сжимаю губы. Не дам ему наслаждаться моментом.

– Вообще-то я не нанималась на эту должность. Но, так как имею опыт работы и понимаю, что работники должны быть взаимозаменяемые и помогать друг другу, я не отказывают от другого фронта работы. Не волнуйся. Я справлюсь. Даже лучше, чем некоторые, кто сюда только потому и попал, что носит твою фамилию.

Да, вчера я узнала, что его сестры сидят в отделе бухгалтерии. Это соседнее административное здание его фабрики.

Он подаётся вперёд, ухмыляется:

– Значит, ты хочешь доказать, что не зря здесь? Хорошо. Я дам тебе шанс. Только помни: здесь не Тюмень, где можно съехать с хостела к очередному "ухажёру" и исчезнуть. Тут придётся работать.

Я резко оборачиваюсь, сердце обжигает ярость:

– Ты, правда, до сих пор веришь в эту чушь?

– Я верю фактам, – сухо отвечает он. – А факты говорят, что ты исчезла, сменила номер и больше ни разу не попыталась выйти на связь.

Я качаю головой, сдерживая дрожь:

– Когда-нибудь ты поймёшь, насколько сильно ошибался. Только вот будет уже поздно.

Он приближается ближе. Слишком близко. Между нами несколько сантиметров.

– И ты правда думаешь, что можно просто вернуться и всё переиграть? – его голос глухой, будто сдерживает крик. – Что тебе всё сойдёт с рук?

– Я сюда пришла работать. А не искать прощения, которое мне не нужно.

Его глаза сверкают. И всё же он отступает.

– Тогда докажи. У тебя сегодня до конца дня, чтобы вникнуть в систему. Завтра – ежедневный отчёт. Ошибки – внеурочные. Я не буду делать скидку на твои бывшие заслуги… или на то, кем ты мне была.

Он уходит, оставляя после себя запах дорогого парфюма и тяжёлый осадок в груди.

И это всё? Ни слова? Ни намёка на то, что вчерашний разговор хоть что-то изменил? Меня передёргивает. Плевать. Я здесь ради мамы. Ради денег. Ради себя.

Алексей, молодой технолог с добрыми глазами, помогает мне включить систему. Я подсоединяюсь к станку Штоль. Всё, что вчера тестировала, – теперь мой постоянный инструмент.

– Ты и правда программист? – удивляется он, наблюдая, как я адаптирую новую палитру под сложную вязаную структуру. – Мы обычно таких, как ты, из Москвы ждали.

– А я вот из Тюмени, – говорю, не поднимая глаз.

– Сама приехала? Или кто-то пригласил? – голос у него слишком невинный, чтобы быть невинным.

– Работа пригласила, – резко отвечаю.

Он отступает, смущённо хмыкает и отходит к своим бумагам.

В обед Эрик появляется снова. Молча встает у входа в мой кабинет. Наблюдает. Минуты две. Я чувствую этот взгляд. Он буквально прожигает мне спину.

– Хочешь показать, что ты умеешь, или просто пришла сидеть? – наконец говорит он, и в голосе столько вызова, что я вскидываю голову.

– Я уже скомпилировала первую часть программы. Можешь проверить лог-файл.

Он подходит ближе. Встает за моей спиной. Его рука скользит по столешнице рядом с моей. Случайно? Не думаю. Сердце предательски замирает. Он пахнет чем-то дорогим. Спокойным. Слишком знакомым.

– Не думал, что ты справишься так быстро, – тихо говорит. – Умнее, чем была. И сосредоточеннее.

Я поворачиваю голову и смотрю ему в глаза:

– Люди меняются, Эрик. Особенно после предательства.

– Или после того, как сбегают от любимого человека. – Его голос становится жёстче.

Я отворачиваюсь.

– Лучше бы тебе проверить выходной код, а не тратить время на пустые обвинения.

Он хмыкает.

– Ты всегда была дерзкой. Это даже… заводит. После обеда тебя ждут в отделе логистики. – И уходит.

До обеда я работаю как автомат. Машина гудит, рисунок формируется, а у меня перед глазами – его лицо. Тот взгляд. Та холодная усмешка.

Позже, уже после обеда, когда я беру на руки первый образец вывязанного полотна, Эрик неожиданно появляется снова. В этот раз он не шутит, не язвит. Он берёт полотно в руки, разворачивает.

– Ты… молодец. – Тихо, почти шёпотом.

Я впервые вижу в его глазах не злость, не обвинение. А что-то другое. Гордость?

– Приятно удивлена, что ты способен это признать, – говорю. – Видимо, сегодня и вправду день чудес.

– А ты всё такая же… – он прищуривается. – Ядовитая. Но красивая. Когда работаешь – особенно.

У меня всё внутри переворачивается. Чёрт бы тебя побрал, Эрик. Зачем ты так смотришь? Зачем эти полутона? Эти слова? Не трогай меня. Не трогай прошлое.

– Я ушла в отдел логистики, но учти, это первый и последний раз. Пока я не добьюсь нужного результата больше не смей меня кидать в другой отдел, – бросаю и иду прочь, не оглядываясь.

За спиной тишина. Но я чувствую – он смотрит. До самой двери.

Вгрызаюсь в работу. Часы летят. Бумаги, таблицы, схемы. Всё – новое. Я еле справляюсь. Отдел логистики – как большой муравейник: шум, цифры, звонки. Я задаю вопросы, получаю короткие, иногда усталые ответы. Коллеги сначала смотрят с опаской, потом – с удивлением. Я не ною. Не жалуюсь. Работаю.

Ближе к вечеру захожу в кабинет к Эрику, с бумагами о выполненной работе. Он сидит за столом, пальцы бегают по клавиатуре. На его лице – лёгкая тень усталости, но глаза всё те же. Холодные.

– Что-то случилось? – спрашивает, не поднимая взгляда.

– Нет. Я закончила.

Он берёт листы из моих рук. Внимательно просматривает. Несколько минут тишины. Потом – короткое:

– Не плохо.

– Только "не плохо"? – не удерживаюсь.

Он смотрит прямо в меня. И в его взгляде – что-то, что пробирает до костей.

– Лучше, чем я ожидал. Намного. Хотя я не знаю, кому ты больше что-то хочешь доказать – мне или себе.

Я прикусываю губу. Хочу сказать что-то колкое. Но не могу. Вместо этого поворачиваюсь к двери.

– Я завтра приду раньше. В 7:55. Чтобы не слышать твои язвительные комментарии.

Он усмехается:

– Я не комментирую. Я просто наблюдаю. А то, что ты всё ещё умеешь удивлять – это, пожалуй, приятно.

И вот это – выбивает у меня почву из-под ног. Приятно? Мне? Ему?

– Не надейся, – бросаю через плечо. – Я здесь не для того, чтобы тебе нравиться.

– А жаль, – слышу в ответ. – Ты в этом всегда была хороша.

Словно ножом по коже. Закрываю за собой дверь и выдыхаю. Грудь стянуло, руки дрожат. Чёрт бы тебя побрал, Эрик.

Глава 10

Я едва узнала себя в зеркале.

Слишком яркая помада. Слишком чёткие стрелки. Волосы – волной, как раньше. Те же серёжки, что носила в студенчестве. Я собиралась просто заглянуть на пару часов, подарить вино, сказать тост и – исчезнуть. Но теперь, глядя на своё отражение, я понимала: я готовилась. Не к вечеринке. К встрече. Даже если сама себе в этом не признавалась.

«Ты же сильная. Ты справилась. Ты не боишься. Ни его, ни воспоминаний».

Я повторяла это, пока ехала за город. Пока фары выхватывали из темноты силуэты деревьев и заборов. Пока сердце стучало так, будто я опаздываю на экзамен – на самый важный экзамен в жизни.

Я не собиралась никуда идти. После рабочего дня и больницы хотелось только в душ, плед и забыться. Но моя одноклассница Лариса, которая вышла замуж за одноклассника Эрика, позвонила и почти умоляла: «Агата, ты же теперь снова в городе! Ты должна прийти! Мы сто лет не виделись. У меня же день рождения».

Я согласилась. Не из вежливости. Не из желания. А чтобы доказать самой себе, что мне плевать. Что я ничего не боюсь, и встретиться с людьми из прошлого – тоже.

Дом был больше, чем я ожидала. Не дача – целый особняк. Панорамные окна, тёплый свет изнутри, музыка льётся через стекло, как в новогоднем фильме.

Я стою на пороге, прижав подарок к груди, и на секунду думаю: «Развернуться и уехать?» Но дверь уже открывается. И Лариса – сияющая, с бокалом в руке – обнимает меня:

– Агата! Ну наконец-то! Я уж думала, ты передумала!

– Я почти… – улыбаюсь, хотя внутри всё ноет.

Лариса умеет устраивать праздники.

Скатерти с золотым узором, лёгкий саксофонный джаз в живом исполнении, свечи в фонарях – как будто не на даче, а на приёме у элиты.

Я стою у порога, сдержанно улыбаюсь.

Смотрю на стол, за которым полно знакомых лиц. Почти все – из прошлого. Из того города, который я покинула.

Из той жизни, где была влюблена, как дура.

Меня затягивает внутрь шум, смех, тепло, запах специй и парфюма. Повсюду знакомые лица – старые друзья, одноклассники Эрика, кого-то помню, кого-то – нет. Кто-то машет, кто-то подмигивает, кто-то уже шепчется:

– Ты видела? Это она…

– С ума сойти, столько лет прошло…

И тут я чувствую (не вижу, а именно чувствую), как на меня смотрят. Жёстко. Точно. До мурашек.

Поворачиваю голову.

Он стоит у барной стойки. Темно-синяя рубашка, расстёгнутый воротник, рука в кармане. Свет лампы сбоку подчеркивает линию скулы. Он будто не изменился. Или, наоборот, стал тем, кем всегда должен был быть.

Эрик.

Он не улыбается. Не здоровается. Просто смотрит. Как будто видит меня заново. Как будто я – чужая. Или, наоборот, слишком знакомая, чтобы что-то говорить.

Сердце сжимается, но я держусь. Прохожу мимо, будто ничего не случилось. Хотя всё уже случилось – в ту самую секунду, когда наши взгляды встретились.

– О-о-о! Ну надо же! Агата! Сколько лет, сколько зим! – кричит кто-то от стола. – Иди сюда, у нас тост за старую гвардию!

Садимся с Ларисой рядом. Она придвигается ближе и шепчет:

– Надеюсь, ты не в обиде, что мы и Эрика пригласили. Все же он друг Андрея.

– Нет, все нормально, – отвечаю тихо.

– Ну, теперь вы хотя бы не на ножах, раз вместе работаете. Может, этот вечер всё и наладит?

Я не отвечаю. Потому что с другой стороны стола он уже сел. Прямо напротив. Бокал в руке. Подбородок чуть приподнят. Тот самый взгляд. Знающий. Больной. Острый.

Я снова среди людей. Но чувствую себя в капкане. Или как на сцене, где свет софитов вырывает нас с ним из толпы и оставляет только двоих.

И тогда:

– Агата, – вдруг говорит один из друзей, – а ты помнишь, как на выпускном Эрик тебе в любви признался?

Смеются. Кто-то хлопает Эрика по плечу. Кто-то кричит:

– Да ты же тогда на колено встал, придурок!

Смех, улюлюканье, аплодисменты. Кто-то даже встаёт, чтобы изобразить.

– Ты тогда растерялась! А он весь такой: «Я женюсь на ней!» – кричит Андрей, хозяин дома, и задыхается от смеха.

А Эрик… просто смотрит на меня.

– Было дело, – спокойно говорит.

– Смешно сейчас, а тогда – жизнь закрутилась с этого признания, – кто-то добавляет.

– Ученица девятого класса и одиннадцатиклассник. Скандал в школе был, помните?

И мне вдруг хочется провалиться сквозь землю. Или встать. Или просто исчезнуть.

Но я остаюсь.

– Да, знаменитая парочка была. Самая красивая в школе.