Бывший муж. Босс. Миллиардер (страница 9)
Я сажусь на жёсткий стул в коридоре, в ожидании разрешения войти в палату. Пластиковая поверхность неприятно холодит спину, в нос бьёт запах хлорки. Слышу где-то вдали крики санитаров и звуки каталки по полу.
Внезапно приходит сообщение от технолога с работы. Он спрашивает, смогу ли я сегодня прийти на час раньше: пришёл новый заказ на разработку детской шапки, нужно срочно начать составление программы.
Я смотрю на экран телефона и понимаю, что не в состоянии сейчас обсуждать работу. Хоть мне и интересно, что за новая модель и какой узор придётся прорабатывать, решительно набираю ответ: «Раньше точно не приду, даже опоздаю, наверное. Пришла проведать маму в больницу».
Секунда, и приходит ответ: «Что случилось?»
Отвечаю, что мама в интенсивной терапии. Что я не могу просто так уйти, пока не увижу её. Что я должна быть здесь.
Ответ короткий: «Понимаю. Скорейшего выздоровления твоей матери. Жду тебя».
Я смотрю на экран телефона и чувствую, как ком в горле становится ещё тяжелее. Сегодня я не хочу думать о фабрике, о том, что ждёт меня завтра. Я не хочу думать о Валентине Аркадьевне и её словах, которые звучат в голове как приговор: «Она беременна. Он женится. Ты – тень из прошлого».
Слёзы наворачиваются на глаза, но я стираю их ладонью. Не сейчас. Сейчас я должна войти в эту палату и быть сильной ради мамы. Даже если она спит и ничего не слышит.
Я поднимаюсь и иду к двери. Я уже спокойно могу смотреть на маму. За эти две недели, что я тут, я привыкла к ее внешнему виду, но сердце до сих пор ноет оттого, что ей пришлось пережить такой кошмар и боль. Медсестра открывает дверь, кивает мне, и я вхожу в палату, где моя мама лежит неподвижно, с повязками на теле и лице, а рядом мерцает монитор, фиксирующий её дыхание и сердцебиение.
Я подхожу ближе и беру её за руку. Она теплая.
– Мамочка, я рядом, – шепчу. – Ты справишься. Ты сильная. Мы справимся вместе. Извини, что вчера не смогла прийти.
И мне кажется, что её пальцы чуть дрогнули. Или это я просто так хочу думать.
Хоть медсестра и протирает мамины руки и ноги каждый день, делает она это машинально, быстро, без участия – как по конвейеру. Я понимаю, что для неё это рутина, просто работа. Но для меня это святое. Это моя мама.
Поэтому я приношу ей шоколадки, наборы конфет, иногда кладу в карман купюру, чтобы она хотя бы не раздражалась на мои просьбы, не делала это с отвращением. Мне больно смотреть, как к человеку, который был для меня целым миром, относятся с усталой холодностью. Но я ведь понимаю, понимаю… Их зарплата. Их переутомление. Их выгорание…
Сегодня я особенно остро ощущаю это. Я не пришла вчера. Не было ни шоколадки, ни денег, ни моего взгляда через плечо. И я точно знаю: сегодня маму ещё никто не обтирал.
Я достаю мягкое полотенце, опускаю его в тёплую воду, отжимаю. Ткань влажная, теплая на ощупь. Медленно, с трепетом провожу по её руке, по шее. Обхожу осторожно перевязанные участки. Аккуратно – лоб, щеки, пальцы.
– Мам, – шепчу я, будто она слышит. – Всё хорошо. Я с тобой.
Внезапно, словно из-за угла, в голове, как удар током, всплывают её слова. Её. Валентины Аркадьевны: «Ты испорченный товар. У тебя поломанная ДНК. У тебя мать-эпилептичка. Ты родишь больных детей».
Ком в горле. Меня передёргивает. Противно. Даже не от самих слов – от того, что они снова отравляют мне жизнь. Зачем я вспомнила это сейчас? Здесь? В палате, где мама лежит без сознания, такая беззащитная и любимая?..
Я отвожу взгляд от неё, стискиваю зубы. Стараюсь выдохнуть, переключиться.
Вспомни, что мама рассказывала. Не это. Не её. Вспомни свет.
Как она, хрупкая, с тонкими пальцами и добрыми глазами, прижимала руку к животу, когда ждала меня. Как с трепетом вспоминала, что выносить ребёнка было почти невозможным. Что только во время ремиссии, когда болезнь немного отступила, она смогла подарить мне жизнь.
Она говорила: «Мы с папой так хотели тебя… Я знала, что, возможно, ты у нас будешь одна. Единственная. Но ты – наша любовь, Агата».
И я вспоминаю, как соседи качали головами: «Как же это он, такой образованный, перспективный, выбрал её? С её диагнозом? С таким хрупким здоровьем?»