– И я! Представьте! Перевели! Я в прошлом году в прогимназии был, но оказалось, что там всё известное и вообще скучно. Мне зимой и предложили экстерном экзамены сдать! И я сдал!

Стыдно, Громов. Ребенок вон экстерном экзамены сдал, а ты учёбы боишься.

– И тогда в первый класс приняли! И я закончил! И опять сдал экзамены, уже перед каникулами! И вот во второй перевели.

– Молодец! – Орлов не удержался и дёрнул за козырёк фуражки.

– Доброго дня, – тихий голос показался мне знакомым. – Прошу прощения, что вмешиваюсь в беседу, понимаю, что это невежливо, однако я хотел бы поприветствовать…

Ещё один знакомый.

Да они издеваются там, в Охранке, что ли?

– Елизар! – Метелька первым пожал протянутую руку. – И ты тут!

– Тоже в одном поезде ехали? – Шувалов не удержался от шпильки. И Елизар несколько растерянно пожал плечами.

– В одном трактире ужинали, – Метелька ответил за него и осклабился во всю ширину зубного ряда.

– И после этого прониклись друг к другу нежными дружескими чувствами, – хохотнул Орлов и толкнул под бок Демидова. – Прям как мы с тобой! Помнишь?

– Забудешь тоже… мне до тебя не случалось сиятельным господам рожи бить.

– Это ещё разобраться надо, кто и кому тогда набил…

– Господа, господа, – тихий голос профессора, однако, был услышан всеми. И гомон стих. – Нам пора в класс. А уж на перемене выясните, кто и кому, и для чего… и только, надеюсь, в теории. Спешу напомнить всем, что битие рож, как окрестил сие занятие Яромир, в стенах гимназии не приветствуется.

– Сав, а Сав, а почему ты не написал, – Серега влез между мной и Метелькой. Забавно смотримся. Метелька щуплый, а потому среди гимназистов-второгодников не особо выделяется. А вот я возвышаюсь на голову. И рядом хрупкий невысокий Серега, который, наоборот, на полголовы ниже.

– Потому что… сложно всё. Извини, – отвечаю ему шёпотом. – И не здесь. Потом.

Он кивает с важным видом. А я перевожу тему:

– А тебе не будет сложновато учиться? Тут все вон, постарше… это мы с Метелькой два раздолбая среди малых, а ты наоборот, получается.

– Нет. Я знаю. Я просматривал учебники за второй год. На самом деле Алексей Михайлович сказал, что у меня отличные способности. И ум живой. И что смысла нет заставлять меня проходить то, что я знаю. Тут, конечно, сперва не очень хотели, но потом взяли на испытательный срок и вот оставили. В другой бы какой школе так не согласились. А у меня экзамен директор принимал. И Павел Юрьевич тоже. У меня, между прочим, итоговый балл – четыре и восемьдесят девять сотых!^[6]

Произнёс это Серега с гордостью.

– Молодец, – сказал я, посторонившись. Елизар держался рядом, явно чувствуя себя несколько неловко. – Знакомься, это Елизар.

– Сергей, – Серега протянул руку.

– А ты тут как оказался? – задаю вопрос уже Елизару. – Как вообще? Как брат?

– Замечательно. И матушка вернулась. Теперь у нас другой дом. Его хорошо охраняют.

Елизар пожал протянутую руку.

– А ты тут учился? – ответ я знаю, но уточнить стоит.

– Нет, – держался Елизар несколько настороженно. – До недавнего времени нас учили дома, но теперь отец посчитал, что мне необходимо продолжить образование именно здесь.

Вот, чуется, не сам он это решил.

Интересно, кому мне претензии высказывать? Карпу Евстратовичу? Вряд ли. Не его уровень. Тут кто-то иной решение принимал. Кто-то, кто сидит повыше. И ещё тот, кто не постеснялся бы использовать детишек в этих вот играх.

Интересно, Аннушка в курсе?

Или он настолько меняется, что уже и её мнение не играет роли? Или… я снова чего-то да не понимаю. Одно знаю, любовь любовью, но рисковать сыном она бы не стала. Более того, случись чего с Серегой, она Алексею Михайловичу собственноручно ангельские перышки пообщипает.

– Мне устроили экзамен и по результатам его предложили зачислить сразу во второй класс, – продолжил Елизар и посторонился, пропуская лохматого мрачного паренька, на лице которого читалась вся радость гимназиста от предстоящей встречи с любимыми преподавателями.

– Ясно, – сказал я. – Ладно, давайте вот потом встретимся?

Класс был просторным и светлым. В нём пахло деревом и едва слышно – лаком, которым это дерево покрывали. Ещё цветами. Табаком. Бумагой и чернилами. И кажется, всем тем, чем должно пахнуть в школе первого сентября.

Августа, мать вашу.

Августа!

Эта жизненная несправедливость с украденным месяцем каникул ранила сердце. Но только моё.

– Погоди, – я придержал Метельку, который ломанулся было вперед. – Нас всё равно сзади посадят. Так чего уж.

И я плюхнулся за ближайшую парту, заработав укоризненный взгляд Сереги.

– А вы, малышня, вперед давайте, – велел я.

– Но…

– На перерыве, Сергей. Всё на перерыве… да и не переживай, никуда я отсюда не денусь.

После того, что увидел там, в зале, так точно.

– Слово даю, что не денусь, – заверил я его. – И вообще, лучше сиди отдельно, чтоб не отвлекаться. А то нехорошо получится.

Кивок.

А вот Елизар, оглядевшись, устроился перед нами.

– Надеюсь, – осторожно поинтересовался он. – Вы не будете против? Я не хочу навязываться, но я тут ни с кем больше не знаком.

– Да без проблем. Вместе веселей, – Метелька погладил парту и, наклонившись, понюхал. – Ишь ты… как новая. И гладенькая вся.

Ну да, в приюте парты выглядели совершенно иначе. Там и не парты-то, но обыкновенные столы, которые имели дурную привычку скрипеть, а то и вовсе раскачивались.

– Доброго дня, класс, – поприветствовал собравшихся Павел Юрьевич. И ответом ему был нестройный гул голосов. А подниматься никто не поднялся. – Рад встрече с вами. И надеюсь, что вы тоже рады…

Гул был потише, хотя детишки честно попытались изобразить радость.

– В этом году наш состав несколько изменился. Так, полагаю, вы заметили отсутствие Григория Островского. Увы, он вынужден был отбыть в Рязань вместе с семьёй. Как и Леонид Арефьев.

Лёгкий шепоток пронёсся над партами.

– Дела рода… – Павел Юрьевич развёл руками. – Однако несмотря на сии, вне сомнений, печальные обстоятельства, нас всё же стало больше. Итак, представляю вам новых учеников… Елизар Витальевич Нагорный… будьте добры, расскажите о себе.

– Я… – Елизар поднялся и огляделся. Кажется, ему стало слегка не по себе. – Я рад учиться здесь. Я…

Он запнулся. И окончательно растерялся.

– Вы из Петербурга? – пришёл на помощь Павел Юрьевич.

– Д-да… отсюда.

– И чем увлекаетесь?

– Естественными науками. Я целитель. Пока дар открылся. Развивается. Могу немного, но кое-что умею. Надеюсь, что здесь получится развить его, – Елизар выдохнул. – Ещё люблю механизмы. Разные. То есть, люблю разбираться в том, как они функционируют. Пытаюсь сам, но…

– В таком случае, полагаю, вам будет интересна наша электромеханическая мастерская. Там вы найдёте тех, кто разделяет это увлечение.

– Да?! – Елизар выдохнул. – Конечно. Извините. Спасибо большое.

– Чудесно. В таком случае представляю вам ещё одного ученика. Козьма Иванович Метельский.

Метелька поднялся.

– Я не отсюда. Издалека. Жил. Раньше. В деревне вот жил, – он повёл плечами и подобрался. – Родители померли. Был в детском доме. Потом вот… попал. И это… дара нет. Из увлечений… так… ну… тоже, чтоб особо… стреляю неплохо. Могу с ножичком управиться. Или вот…

Я дёрнул его за рукав.

– Рожи бить умею! – радостно закончил Метелька и плюхнулся на место.

– Рожи… – Павел Юрьевич с трудом удержал улыбку. – Что ж, жизнь такова, что любое умение может оказаться и нужным, и полезным. Но в вашем случае, полагаю, стоит направить его в нужное русло. У нас имеется отлично оборудованный спортивный зал. И опытные наставники помогут вам раскрыть свой потенциал…

– Спасибо, – Метелька потёр шею. – У нас уже есть один… так раскрывает, что порой кости в кучку собирать приходится.

Павел Юрьевич, кажется, несколько удивился. Но опыт за его плечами был немалый, а потому он лишь кивнул. И произнёс.

– И последний из новичков. Савелий Иванович Гронский.

Я поднялся и с трудом сдержался, чтоб не отступить. Нет, вот какого они все так на меня уставились. В кругу тварей и то спокойней себя чувствовал, потому что тварей хотя бы убивать можно.

А тут…

Вон, этот вихрастый щурится и под партой дулю крутит. А та парочка, что с другой стороны, взглядами обмениваются. И в этом обмене уже мне мерещится заговор.

Спокойно, Громов.

Это дети.

Это просто дети одиннадцати-двенадцати лет от роду. Ты ж вон и на той стороне выжил, и с бандитами сталкивался, и с революционерами. Стыдно трястись перед детишками.

Или это не я?

Тело?

Остатки Савкиной памяти? Личности? Чего-то такого, что завязывает кишки тугим узлом и заставляет язык прирасти к нёбу.

– Я… как и Метелька, потерял родителей, – заговорить всё же пришлось. – Заболел и сам. Выжил… попал в детский дом. Там нас нашёл наставник, а после и помог попасть в хорошую семью. Увлекаюсь… сложно сказать, чем увлекаюсь. Умею стрелять. Бить рожи тоже умею, но обещаю, что не стану без веской на то причины.

И Павел Юрьевич чуть наклоняет голову, показывая, что услышал.

– Мы… вообще не особо понимаем, что да как. Раньше учились в приюте. Потом сестра помогала. И при фабричной школе чутка буквы там и в целом. А тут в гимназию попали. Случайно. Думаю, будет тяжко. Считаю я нормально, но пишу, как курица лапой…

Кто-то тихо рассмеялся.

– Поверьте, – улыбка Павла Юрьевича стала шире. – Не вы один, не вы один… правда, Складовский?

– Ага, – парень с бритою башкой, на фоне которой оттопыренные уши казались неоправданно огромными, радостно кивнул. – Я не лучше!

– Вот… с французским и латынью вовсе мрак. Но мы будем стараться!

– И замечательно, – Павел Юрьевич поправил очочки. – Для учёбы важны не только и не столько способности, сколько желание учиться. Разум, как и тело, нуждается в тренировке. И чем с большим усердием вы его тренируете, тем более заметен эффект. Слышали, Складовский?

– А что я?

– Ничего. К сожалению, ничего. Что ж, надеюсь, господа, вам понравится в нашей школе.

Ну, тут я не сомневаюсь.

Главное, чтоб школа уцелела.

Глава 4

А во многих ресторациях там предлагают испробовать «куршского голубя», изготовленного по особому рецепту. Но след быть внимательным, поскольку во многих заведениях нечистые на руку хозяева подают отнюдь не голубей. Их тяжко изловить, ибо голубь – птица редкая и осторожная, тогда как ворона, наоборот, водится на Куршской косе в великом множестве. Местные крестьяне давно уж приловчились ловить ворон и поставлять их в город. Возникли даже особые умельцы, коих именуют «кусателями ворон»^[7], которые…

Путевые заметки.

В беседке, что спряталась меж двух огромных кустов шиповника, было прохладно и спокойно. Я расстегнул гимнастёрку и выдохнул.

Пальцы не занемели.

Пальцы вообще не ощущались. А туда же… впереди ещё два урока.

– Сав, может, лучше обратно на фабрику? – поинтересовался Метелька, пытаясь оттереть от руки и манжета чернильные пятна. Рука ладно, этим местных гимназистов не проймёшь, а вот манжет – это грустно. Это застирывать придётся и не факт, что мыло возьмёт.

– Может, и лучше, но нельзя.

Метелька испустил тяжкий вздох.

– Зато кормят хорошо, – он явно пытался найти в ситуации что-то положительное.

– Это да, – согласился я.

Кормили и вправду неплохо. На завтрак, состоявшийся после вводного урока, подали молочную кашу, щедро приправленную маслом. И булки. И мёд. И варенье, что из смородины, что свежесваренное яблочное, в котором яблоки полупрозрачными дольками.

Сразу как-то и жить стало веселей.