Единственный нашедшийся стул грозил развалиться с минуты на минуту. Я примостилась на скрипучем сиденье, растирая зудящие ноги. Толстые подошвы ботинок по краям порядком исцарапались, но обитые металлом каблуки пока держали форму.

Дав себе краткий отдых, я порыскала по хибаре, кое-как сгребла в кучу хлам и доски и свалила поверх них относительно чистое тряпье, устроив из этого подобие сиденья. Сквозь дверной проем я видела, как Тесла подбирает наполненные бутылки. Блик его зеркальной маски упал на выжженный грунт.

Пешие разведчики – не редкость в «красных» зонах. Только благодаря им у нас есть консервы, солнечные батареи, оружие, шмотки и все остальное. Они заходят в мертвые города, обыскивают магазины, склады и жилища, выносят хабар на себе, отдавая бандам неизбежную мзду, и продают его нам. Втридорога, но никто и никогда не торгуется с ними. Альтернативы нет. Только пойти и взять самому, но это почти наверняка означает, что никто тебя больше не увидит. В цену, которую ставят вернувшиеся, уже включена их собственная жизнь, а своя шкура, как известно, не бывает дешевой. Если ты сходил в город-призрак однажды и уцелел – ты везунчик. Если сходил дважды – разведчик. Если двадцать раз и больше… Впрочем, о таких не слышал никто.

Я смотрела, как Тесла пристраивает бутылки у стены хибары, в затененном углу. Именно разведчики приносят с собой самое ценное, что не купишь ни за какие деньги. Знания. Обновленные карты – дорог к покинутым мегаполисам, гиблых падей, иссохших колодцев и новых источников, разрушенных банов. И самих городов-призраков, если кто-то будет удачлив настолько, что найдет минутку зарисовать увиденное. Карты схематичны, но и на такую схему нужно время. Время, которое призрак любит только забирать.

Тесла сбросил плащ и накрыл им бутылки. Прихватил одну и шагнул ко мне. Я молча взяла емкость за горлышко – вода была восхитительно ледяной. Сигналка одобрительно молчала.

Уцелевший разведчик ценен прежде всего тем, что он видел. Пустоши меняются, города-призраки живут своей жизнью. Кислотные дожди и тайфуны разрушают поселения, меняют ландшафт, создают новые тропы и делают старые пути непроходимыми. Вот почему любой искатель, обнаружив останки предыдущего, не столь удачливого собрата, в первую очередь забирает его карту. Любая новая пометка – на вес золота. И вот почему все умеют читать карты.

Нельзя не знать того, от чего зависит твоя жизнь.

Я передала бутылку Тесле. Еще влажные пальцы обхватили покатый пластиковый бок. Конечно, он умеет. И зачем-то проверяет меня – уже не в первый раз.

Плевать. Пусть проверяет, сколько хочет. И не такие загоны терпели.

«Красные» зоны – вотчина разведчиков. Разведчиков, нафтеров, шаманских кланов, изредка – мелких банд из тех, что посмелее. А еще это территория других. Мутантов, суслов, гремучих змей, диких собак и пустынных волков, чертова сполоха и кипяток-сныти. Это мир, который ежедневно меняется, где все едят всех и все совокупляются со всеми, где вырождаются и появляются виды, единые в одном: враждебности к двуногим. Это земли, которые не принадлежат и больше не могут принадлежать только людям.

В «красной» зоне ты не знаешь, чего именно ждать, но у тебя есть некий набор ориентиров. И есть карта.

А север не даст тебе ни того ни другого.

Я сбросила куртку и ветровку, оставшись в одной блузе. Длинные рукава темнели подсыхающими пятнами пота.

Прежде чем дойти до Терра Инкогнита, нам придется преодолеть «алую» зону. Вдвоем это проще, но стопроцентной гарантии тоже нет. Тесла мог бы упростить задачу, взяв у нафтеров машину. Это разорительно, но я почему-то уверена, что он мог себе такое позволить. И отказался от этой идеи только по одной причине…

Единицы берут нафтерские машины. И каждую такую машину при желании можно отследить. Она как маяк, на который сложно не обратить внимания.

И если Тесла решил идти пешком – значит, он не хочет это внимание к себе привлекать.

– Жара спадет только к вечеру. – Я пристроила полупустую бутылку рядом. – Есть время отдохнуть и перекусить.

– Часа четыре у нас в запасе, – кивнул Тесла, снимая маску и протирая запыленные линзы рукавом.

Я машинально покосилась на хрономер. Четыре, при лучшем раскладе – пять.

Тесла заложил хлипкую дверь засовом и подошел к окну. Узкий прямоугольник уже наливался ослепительно-серебристым – шла жара. И ближайшие часы нам предстояло провести в утлой лачуге посреди мертвой степи, прямо под смертоносными лучами, от которых нас отделял только лист крошащегося шифера.

Я заставила себя сосредоточиться. Солнце может оказаться не худшим моим спутником в этом походе. Прямо сейчас я заперта в четырех стенах с человеком, о котором мне известно только то, что он самый щедрый и при этом самый загадочный из всех, с кем я имела дело в своей жизни.

Тесла стоял рядом с бойницей, прислонившись к стене плечом, и всматривался в степь. Его профиль очерчивала золотая полоса – отблеск луча от выглаженной солнцем равнины. Мой взгляд скользнул от шрама на лице вниз – через расстегнутый ворот рубашки к заткнутым за пояс брюк большим пальцам. Несмотря на жару, Тесла не стал снимать гловы. Плотные полуперчатки на запястьях были стянуты короткими ремнями. Красноватые отметины в виде молний все так же змеились по коже, теряясь под манжетами рубашки. Больше на его руках не было ничего.

Я сглотнула. Он не носит хрономер…

Невольно вспомнилась его странная оговорка в поезде. Я наморщила лоб, отводя взгляд. Двенадцать часов. Он сказал «двенадцать» вместо «пять».

Без хрономера можно ошибиться на полчаса-час, не больше. Зная скорость нафтерского поезда и примерное расстояние до станции, невозможно так промахнуться – даже очень приблизительно определяя время. Бог-из-машины, да пусть он не знает меток на картах, но саму-то карту уж в состоянии прочитать! Тогда в чем дело?!

Я схватила бутылку. Сорвала пробку, встряхнула. Прохладная вода брызнула мне в лицо, растеклась по плечам, полилась за шиворот. Я зажмурилась. Сдавивший тело жар уходил, отпуская. Раскаленная кожа, казалось, вот-вот зашипит.

Вода продолжала течь, пропитывая блузу, сбегая на пол. Прозрачные капли вздрагивали на вытертых досках, и в них дрожали его отражения – крохотные блестящие копии, непостижимые, как и он сам.

По спине прокатился озноб, и вслед за ним изнутри разлилась волна холода.

Пять десятичных часов – это двенадцать в старой двадцатичетырехчасовой системе. В системе, которая не используется со дня Гнева Господня.

Уже очень и очень давно.

Духота наползала медленно, но настойчиво. Бойница окна сияла белым. Полотно солнечной батареи, разложенное на полу, блестело в прямоугольнике слепящего света.

Хрономер застыл всего лишь на пятом десятичном часе, но одежда на мне уже пропиталась потом. Тряпье, служившее сиденьем, окончательно сопрело.

Я с отвращением разглядывала свои грязные ногти. Вокруг царило безмолвие, даже крысы не возились под полом – о них напоминала только невыносимая вонь.

– Чтоб вам сжариться! – вслух пожелала я и облизнула шершавые губы.

Знойный воздух, раскаленный злобным солнцем, висел как душное покрывало. Там, за стенами, жара пятьдесят по Цельсию. Крыша развалюхи внезапно показалась мне очень тонкой.

Сквозь дрожащее марево в окне виднелись степные пустоши. На многие мили вокруг – ни души. Только голая лысеющая равнина. Я ненавидела такие места из-за невозможности укрыться – откуда ни глянь, ты как на ладони. Правда, и наблюдателя видно неплохо. Но если у тебя нет глаза на затылке, а у него есть, то рано или поздно ты проиграешь.

Никто и никогда не ходит через степи днем – солнце не позволяет. К тому же в ночное время ощущение собственной голой задницы посреди равнины притупляется. По ночам, конечно, тоже мало приятного – любителей легкой наживы в окрестностях убежищ предостаточно, а стоит отойти чуть подальше, и рискуешь нарваться на какого-нибудь сусла. Да и нетопырей никто не отменял, равно как и тайфуны, и «жгучий дождь».

Я подвернула рукава блузки чуть выше запястий. Пустоши… Чуждые опасные области. Степи, леса, болота, мегаполисы-призраки, нерасчищенные дороги, гиблые пади, кислотные поля и котлованы, до сих пор источающие трупную вонь. Баррены, дивьи края, угодья Дьявола – все то, где человек утратил власть.

Говорят, после Гнева Господня вода превратилась в пламя – отравленный океан вскипел, выйдя из берегов. Водяные столбы поднялись до небес и обрушились, оставив в почве ядовитые озера. И до сих пор испарения той отравы напоминают о себе, поднимаясь в атмосферу и выпадая в виде едких дождей. До сих пор ядовитые пары подстерегают забывчивых диггеров, а миазмы кислотных полей – болот с метановыми водами – невидимыми облаками ползут над почвой. И порой по ночам вслед за проблеском молнии в черноте вспыхивают огни – это горят метановые болота. Или неосторожные путники, забывшие включить сигналку до того, как высечь искру для костра.

Либо истратившие последнюю батарейку на той самой сигналке.

Я взглянула на Теслу. Сидя на досках, он соединял какие-то тонюсенькие провода. Рядом валялся акум.

– Много их еще?

Тесла поднял голову:

– Что?

– Акумы. – Я кивнула в сторону брошенного. – Сколько их?

– Достаточно, чтобы расплатиться, – ровным тоном ответил он.

– Там, куда мы идем, за акумы ничего не купишь. – Я скрестила руки на груди. – Там вообще ничего и нигде не купишь, не обменяешь и не украдешь. Единственное, что там тебе продадут, – твою собственную жизнь, и обойдется она дорого.

Тесла молча смотрел на меня. Расплавленное золото радужки в глубине отливало чернотой.

– Поэтому советую получше зарядить все что есть. – Взгляд невольно метнулся к рюкзаку – то ли из-за открытой застежки, то ли потому, что под прицелом этих светлых глаз вдруг стало неуютно. – Акумы больше не валюта. Они пойдут в дело.

– Спасибо, Ника. – Усмешка легкой тенью скользнула по его губам. – Именно этим я и занимаюсь.

В его руке как по волшебству появилась тонкая пластинка. Я снова покосилась на рюкзак. Верхний клапан был приподнят, под кевларовым листом притаилась хищная темнота.

Ладно. Сколько бы их ни было, рано или поздно ему придется выложить все. Акумы не вечны, у каждого есть ресурс, и большинство из найденных уже почти его выработало. Часть наверняка придется бросить по пути. Тем легче. Мертвый акум все равно бесполезен.

Надеюсь, у него достаточно рабочих экземпляров. Половину он, конечно, возьмет себе… Я мысленно перебрала содержимое своей сумки. Двадцать – это много, если надо купить выпивки. Но в пустошах это ничто. Там может произойти все что угодно, в любой момент, и заряда акумов никогда не бывает достаточно. Когда эти чертовы штуковины используются по своему прямому назначению, то дохнут только так. На солнечном полотне сильно не разгуляешься – оно тянет один, максимум два небольших акума, и на зарядку уходят часы. Часы, которых у нас, скорее всего, не будет.

Я потерла виски. Черт с ним. Если что, я справлюсь и с одной рукой.

– Готово. – Тесла поднялся.

Солнечная панель переливалась отраженными бликами. Индикатор выходного напряжения ровно светился зеленым. Три акума рядком торчали в гнездах зарядника – обновленного и расширенного, в наспех склепанном корпусе.

– Суммарное время подзарядки будет больше, зато на выходе получим сразу несколько рабочих штук.

– Отлично. – Вышло кисловато.

Тесла бросил на меня быстрый взгляд. Отвернулся, наклоняясь к рюкзаку. Я следила за его руками. Он протянул мне полоску вяленого мяса, тщательно завернутую в полиэтилен:

– Перекусим, пока есть время.

– Времени еще полно.

Я отогнула краешек и понюхала угощение. Пахло солью, травами и легкой сладостью.

– Это за вчерашний ужин, – кивнул Тесла на полоску. – Мы в расчете.