Я оторвала зубами уголок. Мясо оказалось суховатым, но в меру соленым и пряным. Рот наполнился слюной. Пришлось заставить себя жевать медленнее. Тесла что-то перебирал в своем рюкзаке и не смотрел на меня, но уголки его рта едва заметно подрагивали в улыбке.

Я выудила из кармана карту и расстелила на полу. Смятым куском полиэтилена обозначила место нашей стоянки.

– Падь мы пройдем до утра. После этого придется искать новое укрытие. – Еще один шматок мяса отправился в рот. – В этих местах много развалин, что-нибудь да найдется. Меня беспокоит другое… – Мой палец медленно сместился к краю карты. – Олд-Йорк находится за пределами изученных земель, но я не знаю, насколько далеко. Я видела старые атласы, но дьявол меня раздери, если возьмусь назвать расстояние и тем более предсказать срок похода. Сейчас все по-другому – другие горы, реки, долины… Возможно, придется идти в обход. Искать окольные пути… – Я вгрызлась в мясо. – И я понятия не имею, сколько времени это займет.

– Все дело в акумах, да? – Тесла присел рядом. – Зависимость от энергетики – то еще удовольствие.

Он побарабанил пальцами по кобуре. Гловелетты на его руках потемнели, на коже в распахнутом вороте рубашки проступили росинки пота.

Невольно я опустила взгляд, а пальцы потянулись к щеке. Аугментации дались мне в буквальном смысле потом и кровью. Так называемый базовый комплект – датчики движения и радар, определяющий расстояния до объектов, – имплантировали кое-как. И хотя свою функцию они выполняли, я хорошо запомнила полгода почти без сна из-за постоянных ноющих болей в лицевых мышцах. Радар, ко всему прочему, вел себя как песчаный кот во время случки: его сигнал, раздражавший слуховую кору мозга и превращавшийся в слышимый лишь мне писк, был пронзительным до невозможности. А программируемое исключение объектов и вовсе работало через раз, поэтому орал он практически беспрерывно.

Я выбилась из сил в поисках кракера, который смог бы перенастроить аугментику и расширить ее возможности. Меня интересовало повышение чувствительности сенсоров, увеличение радарной дальности и эксклюзивная для тех времен вещица – визокортикальная оптика, в просторечии «глаз на затылке».

Юный талант, к которому я в конце концов пробилась, оказался аутистичного типа субъектом, достаточно, впрочем, сметливым, чтобы обобрать меня до нитки. Он сделал все, что я просила, кроме «глаза» – тот оказался запредельно дорогим. В качестве бонуса (и в обмен на тошнотворную, убого пыхтящую близость) я получила имплант в предплечье, слегка усиливший работу мышц руки. По достоинству я его оценила, лишь когда пришлось размахивать обрезком железной трубы, отбиваясь от целой своры непонятных полумутов. Впрочем, странный гаджет почему-то не расходовал заряд акума, и очень скоро я о нем забыла. А вновь придя к кракеру с мешком добра, обнаружила, что юное дарование отбросило копыта…

Конечно, Тесла прав. Впрочем, сложно ошибаться, озвучивая прописные истины. Все эти биохакерские штучки без источника питания – мертвый груз. Каждый, кто их имплантирует, подчинен прихотям энергосистемы. И чем круче наворот, тем сильнее зависимость.

Во мне вдруг закипела злость.

– Не надо говорить так, будто это касается только меня! – прошипела я. – Оставшись без акумов, мы оба окажемся в глубокой заднице!

Зубы скрипнули, перемалывая последний кусок мяса.

– Я позабочусь, чтобы этого не случилось, Ника.

Тесла смотрел мне прямо в глаза, но отчего-то казалось, словно его взгляд одновременно обшаривает все мое тело. Присматривается к рукам, ловит малейшие изъяны кожи, оценивает каждую царапину, каждый волосок, каждую веснушку.

Я отшатнулась раньше, чем сумела осознать и тем более подавить этот порыв. Остервенело дожевала размякшее мясо, сглотнула липко-пряный ком. Да чтоб его! Небось напичкан имплантами по самое не могу, как мне и не снилось. Наверняка и «ночник» есть, и кое-что продвинутое – слышала я о фишках, расширяющих угол обзора.

Я порывисто встала и отошла к бутылкам с водой. Обернулась – Тесла склонился над картой. Щелкнул зажигалкой, выпуская в горячую душь струйку табачного дыма. Тонкие пряди волос прилипли к вискам – медово-золотая паутина на загорелой коже. Где-то там, в волосах, скрываются разъемы… Там, под рубашкой, под запыленными брюками, под видавшими виды ботинками, наверняка даже под этой странной изолентой на месте ногтей, ведь не зря же он оставил все это на себе, несмотря на жару… Как и я.

Хрупкий столбик пепла упал на вытертую доску. Я поддернула сползающие рукава блузки.

Конечно, он понимает мое беспокойство. Должен понимать – ему явно нужно больше акумов, чем мне.

Носок ботинка припечатал легкий пепел. Хибара вдруг показалась очень тесной, словно стены душили, сдавливая со всех сторон.

– Пойдем, как только станет чуть прохладней. – Я бросила последний взгляд на карту. – Медлить ни к чему.

Глава 8
Падь

Как ни противна была замусоренная, провонявшая крысами хибара, за ее стенами оказалось намного хуже. Гнилостные испарения, поднимавшиеся от перегретой болотистой хляби впереди, источали нестерпимые миазмы, пробираясь даже под маску. Однако сигналка молчала – и это было единственно важным. Можно стерпеть вонь, жару и даже тучи крохотного гнуса, но хорошую дозу метана в легких стерпеть еще никому не удавалось. Кроме мутов, естественно.

Приминая подошвами сухие травяные стебли, я с трудом заставляла себя не смотреть поминутно на небо. Близился закат, но палило будто в полдень. Выйди мы на час, на полчаса позже – было бы легче. Но я не могла ждать. За целый день в хибаре я и так извелась, ожидая, что в любую секунду откроется дверь и на пороге появится банда Немого. Чушь, конечно. Даже эти толстокожие болваны не пережили бы дневного похода. До вечера я могла быть в безопасности… Могла и все же этого не ощущала.

Одежда на мне весила тонну, но я лишь плотнее куталась в куртку, следя, чтобы все кнопки и молнии были застегнуты. Подставить чудовищному солнцу обнаженный участок тела – все равно что добровольно срезать с него кожу. Адские лучи норовили прожечь дыру в одежде, поднимаемая сухим ветром пыль немилосердно резала глаза. Я притормозила и взглянула на Теслу – он шел рядом, все так же держа дистанцию в два шага.

По его лицу ничего нельзя было прочесть – зеркальные линзы сияли горячим золотом в отраженных лучах, а рот и нос закрывал кусок черной ткани, повязанный поверх изолирующей маски. Правая ладонь расслабленно лежала на кобуре, но мне был прекрасно знаком этот обманный приемчик. Ничего хорошего возможному преследователю он не сулил.

Хибара превратилась в точку у горизонта, и нас окончательно окружила бескрайняя степь. Я сверилась с картой, но так и не смогла определить, в каком именно месте обширного оранжевого пятна мы находимся. Стрелка компаса застыла на «севере», и мы, продвигаясь вслед за ее подрагивающим кончиком, казалось, тоже застыли, завязнув в расплавленном желтом киселе.

К исходу девятого десятичного часа солнце наконец коснулось горизонта. Воздух вокруг сгустился, небо сочилось тусклым гнойным сумраком. Близилась ночь, и вместе с ней нас обступали степные призраки. В зыбком полумраке появлялись и исчезали кружащие в отдалении тени. Двигаясь по странным траекториям, они будто танцевали вокруг нас, исполняя неведомый и сложный ритуал. Но не приближались. Мы пересекли несколько цепочек следов разной формы и размера, от крохотных ямочек, словно кто-то тыкал палкой в песок, до крупных и отчетливых отпечатков лап. Мой радар, однако, молчал – существа, если и были материальны, находились слишком далеко, чтобы представлять угрозу.

Я обернулась, но темнеющая степь позади нас была пустынна. Она походила на стеганое одеяло, испещренное черточками следов.

Отпечатки стали попадаться чаще. Они бежали в разных направлениях, петляли, возникали из ниоткуда и обрывались на ровном месте, будто оставившие их звери ныряли в невидимые норы. Постепенно земля вокруг стала казаться изрытой этими норами. А провалившись пару раз каблуком в углубление, я убедилась, что это не просто фантазии. Сняв защитную ленту, я сосредоточилась на ландшафте. Гнилостные миазмы стали душными, почти осязаемыми – мы приближались к гиблой пади.

Постепенно я приноровилась, ступая увереннее. Казалось, тело движется само, ноги идут привычным маршрутом и мне нет нужды сверяться с компасом. Местность вокруг, проступающая в сумерках, стала выглядеть знакомой.

– Я знаю эти места, – вслух подумала я.

– Вы же не бывали здесь раньше? – внимательно взглянул на меня Тесла.

Вопрос поставил в тупик. Пока ноги уверенно огибали камни и ямы, голова словно плутала в потемках. Была ли я здесь? Разум твердил «нет», но память шептала обратное. Тело помнило эту дорогу, но стоило обратиться к рассудку, как я сбилась с шага и попала ботинком в очередную нору.

Не отвечая, я снова постаралась отключиться от происходящего. Ноги тут же обрели легкость. Впереди замаячил туманный мираж – что-то светлое, тускло блестящее, дрожащее розовым в последних лучах заката. Там будто расстилалось гигантское водное поле, совершенно немыслимое в этом царстве удушающей жары – и оттого еще более манящее. Я прибавила шагу.

Конечно, это была никакая не вода. Меня обступили сотни цветов, каждый величиной с мою ладонь. Крупные капли росы дрожали в белоснежных чашечках, катились по лепесткам, блестя розовым, оранжевым, алым. Одуряюще сладкий аромат сочился сквозь фильтры респиратора, пощипывая ноздри. Я вдохнула полной грудью, чувствуя, как проникает в легкие приятное тепло. Казалось, вместе с запахом цветы источают жар, но не ту мучительную духоту, что окружала нас в пустоши, а согревающую негу, кутающую усталое тело.

Я с отвращением размотала грязные тряпки на руках и взяла в ладони цветочную чашечку. Четыре лепестка безупречно правильной формы действительно оказались теплыми. Нежные прожилки сплетались в причудливо гармоничный узор, настолько непостижимо совершенный, что мне захотелось встать на колени. Я, всю жизнь презиравшая любое поклонение, благоговела перед мудростью природы и ненавидела человека, настолько же мерзкого и убогого, насколько прекрасны были эти цветы.

Роса катилась по моим ладоням, оставляя алые дорожки, согревая и очищая, и ноги сами собой подогнулись. Горячая земля приласкала колени, цветочные стебли обняли за плечи, и я отдалась их нежным касаниям, растворяясь в аромате, радостно жертвуя свою бесполезную сущность природе и желая лишь одного: чтобы это никогда не кончалось…

Но лепестки вдруг опали, сметенные жалящим лезвием, и вместо нежных белых чашечек небосвод заслонило лицо Теслы. Он грубо подхватил меня под мышки и потащил через заросли, безжалостно сшибая цветы. Я вяло отбивалась, лихорадочно хватая ртом крупицы аромата. Куда, зачем?.. Не надо, оставь меня здесь, тут так хорошо, спокойно и тихо… Здесь нет ничего, ни шума, ни бессмысленной возни, ни жары и ни вони, здесь нет крови и слез, здесь только покой…

Тесла бросил меня на колючий песок, и ободравшие щеку песчинки привели в чувство. Разом накатили ощущения: пересохшее горло першило, нос, наоборот, отчаянно хлюпал, а лицо оказалось мокрым. Царапины на щеке, залитые соленой влагой, щипало и жгло.

Тесла склонился надо мной, помогая сесть. Его плащ сухо поскрипывал – казалось, я даже слышу, как трутся друг о друга микроскопические пылинки на коже. Меня мутило, по всему телу разлилась вялость. В нос вдруг ударил отвратительный смрад – гнилого мяса, тухлятины, какой-то застоявшейся горечи. Я судорожно прижала к лицу респиратор и закашлялась.

– Где… Что это за дерьмо?

Амбре проникало сквозь фильтр. Рот наполнился вязкой сладковатой слюной.

– Надо уходить.

Я оперлась на подставленную руку. Ладони горели огнем. Кожу покрывали неровные красно-белые пятна, из-под которых проступали капилляры.