В углу у двери сиротливо приткнулся рюкзак. Теслы не было.

Наверняка пошел осмотреться. Наметить пути отхода… Я покосилась на кевларовое полотно. А что, если мой наниматель тоже от кого-то бежит?..

Колодец нашелся за углом, в чахлом дворике с высоченным забором. Я наполнила ведро рыжеватой водой и потащила в номер, подавив желание по пути засветить портье в его хамоватую лыбу. Все они, что ли, такие ублюдки?

В комнате заметно потемнело – солнце клонилось к закату. Я плюхнула воду в бачок. На стене обнаружилась скромная лампа, оба гнезда для акумов были пусты. На поворот выключателя светильник не среагировал. Я вздохнула. Жлобы. За номер плати да еще и свои акумы сажай. Могли бы солнечные батареи поставить, тут солнца столько, что хоть кабанов жарь.

Я стянула жесткие от засохшего пота штаны и задубевшую ветровку. Блуза на спине еще была влажной, и между лопаток пробежал приятный холодок. Откуда-то сквозило.

Колодезная вода оказалась ледяной. Я подставила голову под кран, вымывая из волос песок и мусор. Встряхнулась, отфыркиваясь, и с сожалением выпрямилась. На спину текло. Я сняла блузку.

На правом боку расплылся уродливый бесформенный синяк. Шипя, я ощупала ребра – целы. И то благо.

«Адрен» тоже не пострадал, как и вся остальная аугментика. Повезло. О бустере, впрочем, я не беспокоилась – чуть больше силы в руке или чуть меньше, не важно. А вот если бы что-то случилось с плечевым «Симбэкзо»… Тогда об усилениях руки можно было бы не волноваться – какой смысл усиливать то, что не работает?

Я проверила заряд акумов на имплантах – пока достаточно. Выудила из сумки полотно портативного солнечного зарядника. В пути пригодится.

Остатки воды ушли за считаные минуты. Я растирала по коже песок и смывала его вместе с засохшим потом. В раковину стекала жижа и сыпались белесые крупинки. Вальтер на груде одежды поблескивал вороненым стволом – дверь в номер оставалась незапертой.

Я выстирала белье и блузку, старательно отжала и натянула прямо на влажное тело. От сквозняка кожа покрылась мурашками, но после удушающей дневной жары озноб освежал. Холодная вода взбодрила, однако сил не придала. Я была вымотана. Измучена бесконечной погоней, в которой роль загнанного зверя отводилась мне. Одной ночи отдыха мало, чтобы вернуться в норму после долгих дней нескончаемого бегства.

Я тупо стояла, уткнувшись лбом в прохладный бачок умывальника, и смотрела на собственные ноги. Тонкие белые волоски прилипли к влажной коже. На безымянном пальце краснела натертость.

Завтра мы уйдем. И не важно куда… Важнее то, что это хоть какой-то шанс.

Штаны с ветровкой пришлось долго мять в руках, чтобы избавить от заскорузлости. Я влезла в кое-как отчищенные тряпки, прихватила вальтер и вышла.

Мотель опоясывала узкая веранда с перекошенными перилами. Я миновала фасад здания и повернула за угол.

Он стоял там, опершись спиной о стену. Заходящее солнце блестело в зеркальных линзах маски. Сброшенный плащ небрежно повис на перилах веранды.

Я подошла ближе. Здесь, в тени, уже ощущалась прохлада. Давящий зной уходил, сменяясь ночной свежестью. С запада дул ветерок.

Тесла кивнул мне, молча протянул сигарету. Сквозняк трепал его рубашку, бросал в лицо непослушные пряди. А я, забыв о куреве, во все глаза смотрела на запястье своего нанимателя.

То, что в поезде я приняла за шаманский рисунок, оказалось совсем не татуировкой.

По коже разбегались молнии. Красновато-белые, слегка выпуклые застывшие ветви со странным металлическим оттенком. Как будто кто-то вплавил в плоть мельчайшие частицы железа.

Тесла сдвинул маску на лоб – потускневшее солнце уже не жгло так сильно – и взглянул на меня. От тугих уплотнителей на его лице остались темные следы. Странная гармония с косым шрамом.

– Что-то не так?

Все так. Кроме того, конечно, что я иду в «белую» зону с человеком, которого совершенно не знаю.

– Вода в колодце, на заднем дворе. Я всю выплескала.

– Я заметил. – Тесла не стал уточнять, что именно. Его взгляд на миг задержался на моих мокрых волосах. В светлых глазах отразилось закатное небо.

Я задумчиво смотрела на него. На потертую бляху ремня в виде волчьей оскаленной пасти. На запястья, снова скрытые манжетами рубашки. На гаснущий окурок, зажатый в тонких пальцах. Кончик сигареты тлел пепельной розой.

Что там, под этой рубашкой? Под слоями изоленты, под истрепанными гловами? Тело может многое рассказать. Разъемы имплантов не скроешь, и по ним почти всегда ясно, чем промышляет человек. Что для него важно, что критично. На теле, как на карте, написан весь жизненный путь. От рождения и до сего момента.

Нет там только одного – будущего.

– Ключи. – Я бросила ему связку. – Осторожней с замком – он заедает.

Глава 6
Дальше никто не знает

У смурного бармена нашелся неожиданно богатый запас еды. Я глазела на аккуратные пакетики с овощами, выложенные рядком на стойке. Округлые бока спелых томатов, таких нежных, что коснись, и лопнут, потекут свежей кровью. Хрусткие даже с виду листья латука. Огурцы, похожие на миниатюрные кактусы, и еще какие-то неизвестные мне овощи – вытянутые, гладкие, густо-бордовые…

Бармен хмыкнул.

– Собственные теплицы, – с оттенком гордости пояснил он. – Ими и живем. Берете что-нибудь?

Я сдвинула в сторону упаковку огурцов. Ну еще бы. Небось приторговывают своими овощами или обмен хороший наладили. Интересно, чья это территория? Какой банде Тихий Тупик отчисляет регулярную мзду, чтобы не трогали?

Теплицы… Как-то мне попалась книга, описывавшая выращивание овощей в специальных закрытых пространствах. Раньше теплицы создавались для того, чтобы защитить хрупкие молодые побеги от ветра и холода. Сейчас же – чтобы дать им хоть какой-то шанс против палящего солнца и кислотных дождей. В сегодняшних «теплицах» впору охлаждаться после изнуряющей жары пустошей.

Ирония в том, что название не поменялось.

– А есть что попроще?

Бармен молча грохнул на стойку железные банки.

– Кукуруза с сахаром и тушенка. Есть еще фигли-мигли, целый ящик. Ну и сухпайки, куда ж без них.

– Тушенку. – Я выбрала банку с нужной надписью – та еле читалась на выгоревшей этикетке. – И фигли с сухпайками тоже возьму.

Пара пакетов и еще одна банка, на этот раз без опознавательных знаков, нарисовались рядом.

– Говорят, в такой фигле как-то раз человечьи пальцы нашли.

Я покосилась на бармена. Сгребла банки, прижимая к груди, умостила поверх них огурцы. На опустевшее место лег акум.

Черт с этим. Нам обоим надо что-то есть.

Провожаемая скрипучими смешками, я покинула толкучку, где больше так никто и не появился.

Тесла возник на веранде, едва я туда ступила. Шагнул ко мне, подхватывая банки, ногой открыл дверь в номер. Я усмехнулась. Да уж, голод не тетка.

Ели в молчании. Фиглю я вскрывала с внутренней дрожью. В этих железяках без этикеток может быть все что угодно. Повезет – попадется съестное, нет – выкинешь акумы зазря. Хорошо хоть, фигли дешевые. И до сих пор мне с ними везло.

Человечьи пальцы нам не попались – внутри банки нашелся оранжевый сироп с дольками каких-то фруктов. Плотные дольки хрустели на зубах, оставляя вяжущий привкус. На всякий случай я поводила над ними сигналкой.

– Персики довольно вкусные, – заметил Тесла, – хотя и мелковаты.

Я вскинула на него взгляд. Кусок того, что он назвал персиком, застрял в горле. Откуда он знает?.. Откуда знает, что это и какого размера оно должно быть?

– Некоторые банки все еще подписаны, – сказал он, будто отвечая на незаданный вопрос, – и жестянки с персиками среди них тоже есть.

Меня царапнуло что-то в его голосе. В интонации, с которой он говорил, в поспешности ответа. В уточнениях. Как будто Тесла заметил, что я удивилась, и поторопился рассеять мои сомнения.

– Мне не доставались, – пробурчала я.

Остатки персиков он доел в одиночку.

Холодало. На небе зажглись колючие звезды, с севера тянуло зябкой сыростью. Я вслушивалась в воздух, но он был чист. Ни намека на близкий тайфун – ни облачка, ни влажной духоты. В отдалении прогрохотал поезд – мимо. Я закрыла глаза. Благословенна эта дыра…

В номере было душно. Бачок умывальника снова (или еще?) пустовал. Я взглянула на Теслу. Он стоял ко мне спиной и возился с выключателем светильника. Гладко зачесанные волосы, собранные в хвост, резко контрастировали с черной рубашкой. Кончики прядей казались чуть влажными.

Я подхватила пустое ведро и пошла к колодцу.

Когда вернулась, в комнате горел свет. Древняя лампочка едва разгоняла полумрак, и в углах сгустилась жирная чернота.

Тесла устроился возле стены, прямо под светильником. Он успел расстелить на полу свой плащ, сообразил из рюкзака подобие подушки и растянулся на всем этом, закинув руки за голову.

Тощая койка у противоположной стены оставалась в моем распоряжении.

Я бросила на проржавевшую сетку свою куртку и штормовку, подарок щедрого скелета. Под голову – сумку, под сумку – вальтер.

В крохотном пластиковом футляре еще было немного толченого мела вперемешку с золой. Окунув палец в смесь, я тщательно растерла порошок по зубам, сплюнула и зажевала кусочком древесной коры. Кору стоит экономить – она недешевая и вряд ли когда-то вновь станет такой же доступной, как до Гнева Господня. Выращивать деревья в теплицах не позволяют размеры этих теплиц, а те кустарники, что удается вывести, зачастую оказываются ядовитыми. Искать же что-либо снаружи бесполезно – максимум, на что можно рассчитывать, это лысые трупы древесных стволов, торчащие из мертвого болота или прямо из зарослей собачьей колючки, обглоданные кислыми дождями и выглаженные ветром.

Я зачерпнула горстью прямо из ведра и плеснула в лицо. Расстегнула ветровку. Высвободила подол блузки из-под ремня брюк.

Раздался щелчок выключателя, и свет погас.

Я наткнулась локтем на спинку койки. С хрена ли?! Мог бы подержать лампу включенной еще с полминуты, заряда акума не сильно убудет.

Внутри тоже вдруг словно что-то щелкнуло.

Он решил, что я собираюсь раздеться. Тогда, перед умывальником, и сейчас. В прошлый раз он ушел, теперь – погасил свет. Конечно, я не собиралась. И он должен был бы это знать.

Я помотала головой. Никто не станет добровольно раздеваться перед незнакомцем – раз. Проводникам всегда есть что скрывать – два, ведь чем меньше имплантов ты выставишь напоказ, тем больше сюрпризов преподнесешь в случае драки. Но даже когда скрывать нечего, ни один мужчина не упустит шанса поглазеть на свою соседку в неглиже. А то и поразвлечься с ней, если она не против, да, впрочем, если против – тоже… И это – три. Что за странное пренебрежение?

Неужели мой клиент считает меня настолько уродливой?.. Хотя когда в таких случаях внешность имела значение?

Или у него все-таки есть «ночник».

Я кое-как устроилась на жесткой койке, немилосердно трещащей при каждом движении. Мысленно прокляла портье и позавидовала Тесле. Расчетливый, ишь. Небось опробовал это скрипучее чудо, пока меня не было. Где это видано, чтобы койку уступали добровольно? Кто первый лег, того и место.

Перед глазами вдруг всплыл совершенно целый стакан, оставленный Теслой на барной стойке. Вспомнилась его привычка пропускать меня вперед, открывая дверь. Пренебрежение сигналками; рюкзак, похожий на бронированный щит, сигареты ценой в пару акумов… и, конечно, север. Терра Инкогнита.

С моим нанимателем явно что-то не так.

Щелчок над ухом заставил меня подскочить. Рука метнулась под сумку, нашаривая вальтер, сердце бешено ухнуло и застыло. Не видящие со сна глаза едва различили изголовье койки – и сидящую на нем огромную цикаду.

Я опустила пистолет. Внутри медленно спадал разлившийся жар.

– Чтоб тебя, скотина! – Я смахнула цикаду на пол.

Крылатая тварь спланировала в угол и снова застрекотала.