– Акулина Петровна, – Куприян стеснялся радоваться в открытую, но глаза его прямо засияли, – Благодарствуйте за заботу! Весьма рад с вами познакомиться! Прошу без стеснения, ведь вам дом знаком лучше, чем мне!

– Благодарствую, – чинно кивнула женщина и снова осмотрелась, – Вы умница, как всё прибрали. Онуфрий был бы доволен. Нам он не позволял прибирать в лавке, сам всё делал…

– Акулина Петровна, вы простите, что я вот так сразу… Но я хотел бы просить вас вернуться в этот дом в прежних своих заботах. Жалованье положу, какое попросите, без вас нам тут не управиться!

– Что ж, не откажусь, – по виду Акулины Петровны Куприян понял, что ей была приятна такая просьба, – Как вы желаете, когда мне приходить?

– Как вы сами пожелаете, я буду рад хоть сегодня видеть вас, – Куприян обрадовался тому, что Акулина Петровна согласилась снова управляться в доме.

Всё как-то само собой складывалось, и с приходом знающей и опытной хозяйки совсем скоро быт войдёт в обычное русло, и тогда сам Куприян спокойно займётся делами в лавке.

– Я проживала в небольшом домике, который для истопника, – щёки Акулины Петровны чуть залились краской, – Истопник приходящий у нас был, Тихон Фёдорович, ему без надобности… Он и во дворе всё приглядывал, лошадей блюл…

– Да, мы с ним уже познакомились, и мой дядюшка Сидор Ильич, к нему как раз отправился. Я просил бы вас… приступить как можно скорее, потому что мы… Сами понимаете, – Куприян повёл рукой, – Забот много, незнакомое нам тут всё. Если вам помочь нужно, с вещами, так мы готовы, повозка есть, лошадь.

– Ничего, спасибо, я сама, – кивнула Акулина Петровна, – Сегодня примусь за дело.

Женщина прошлась по лавке, оглядывая полки, погладила рукой дубовый прилавок, поправила стопку бумаг. Куприян понял, она любит это место, и не мешал ей вспоминать. Хорошо, что она пришла, думал он, и что истопник объявился. Видать прежний хозяин лавки был хорошим человеком, и сам Куприян надеялся быть не хуже, но вот теперь будет у кого расспросить, ведь эти люди прожили здесь не один год.

Проводив экономку, как сама себя назвала Акулина Петровна, Куприян снова принялся изучать книги на полках, делая пометки в новой книге, которую решил писать сам, так ему проще было запомнить, чем рыскать по записям Онуфрия.

Чуть позже вернулся Сидор Ильич и объявил, что Тихон Фёдорыч оказался человеком весьма для них ценным, жил он недалеко от реки, и его родной брат Игнат держал за городом конюшни.

– Уговорился, что Зорьку возьмут, – потирая руки, рассказывал Сидор Ильич, – Пасти станут как положено, до зимы, обихаживать. За плату, конечно, но… жалко ведь лошадку, чего ей в стойле, когда она привыкла у нас-то в Киселёво…

Сидор едва приметно вздохнул, видать, и он не меньше Зорьки тосковал по зелёным лугам и приволью усадьбы в Киселёво.

– Ну вот, сам Тихон сказал, кои нам надобно чего тут делать, так он готов, только живёт он своим домом, станет приходить. Жена у него, дети да внуки, хозяйство. А нам что? Есть какая в нём надобность? Ещё сказал, что хозяйством тут экономка заведовала всегда…

– Я думаю, что мы вернём пока всё, как было при Онуфрии, – ответил Куприян, – А там поглядим. Экономка сама была тут, и я с ней уже уговорился обо всём. Она в том домике, что во дворе, вот туда и пожелала вернуться.

– Вот и ладно! – обрадовался Сидор Ильич, – А то я уж голову ломаю, что же, обед-ужин надо стряпать, а из меня не ахти стряпуха-то! Ну, я тоже займусь повозкой, да Зорьку налажу, Тихон её со своей отведёт. Ежели тебе куда надобно будет ехать, заране ему скажи, он всё управит, так у них с Онуфрием было заведено.

Неделя всего прошла по приезде Куприяна с названым дядькой в так нежданно свалившееся на парня наследство, как всё хозяйство наладилось, жизнь пошла обычно, как и у всех прочих. Куприян отписал в Киселёво пространное письмо, а теперь вот собирался в гости.

Нотариус Крошенинников прислал сына Василия с повторным приглашением, и теперь Куприян с волнением предвкушал первый выход в местное общество, кое будет представлено на приёме у нотариуса.

Акулина Петровна хозяйство вела твёрдою рукой, новый Куприянов камзол был почищен и отутюжен, рубахи тоже, и всё прочее приведено в исключительнейший порядок. Из кухни доносились аппетитные запахи, в помощь Акулине Петровне позвали молодую женщину, Глафиру, и теперь забот у Сидора Ильича по этому поводу не было.

Перед приёмом в доме Крошенинникова Куприян так волновался, что не мог заснуть, и спустился в лавку. Всё было готово к открытию, он изучил все записи Онуфрия, знал, что и где находится, только немного всё же волновался – как покупатели примут его, нового владельца книжной лавки…

Куприян сидел на стуле за конторкой, тускло светила лампа, от её огонька плясали по полкам причудливые тени. Куприян перелистывал книгу, в которую Онуфрий записывал, что продал и когда. Судя по записям, покупателей у него было немало, вот только так и не отыскал Куприян того, кем же были те, «другие», и что им продавал Онуфрий…

Бац! Куприян вскрикнул и схватился за голову, по макушке снова прилетело! На этот раз с полки на него упала книга в чёрной кожаной обложке, с серебряным тиснением.

– Да сколько можно! – заругался Куприян невесть на кого, – Голова у меня скоро расколется от такого отношения! Прекратите кидать в меня книги…

Тут язык его прилип, потому что, сердито обводя взглядом полку над собою, Куприян увидел… на полке, там, где по всей видимости стояла упавшая книга, сидел мужичок ростом всего с пяток вершков.

Глава 7.

– Ну? Чего уставился? – сердито проворчал мужичок и поболтал ногой, обутой в маленький такой сапожок, – Али дурной?

Куприян стоял, раскрыв рот и во все глаза смотрел на сердитого мужичка. Он спит… быть такого не может, чтобы вот это происходило сейчас наяву. Ясно, как Божий день, что заснул он, сидя за конторкой, и теперь вот такой сон ему видится. Домовой…

Варвара рассказывала ему сказки про Домовых, Леших и такое прочее, но ведь сам Куприян был теперь уже не маленький, обучался разным наукам и… этого просто не бывает! Он медленно поднял руки и потёр глаза, потряс головой и почувствовал, как чуть загорелась кожа на щеках, когда он тёр лицо. Нет, он не спит… Открыв глаза, он снова узрел мужичка, только теперь он сидел на прилавке, а не на полке, и смотрел на Куприяна исподлобья.

– Ты… вы – д… домовой? – севшим от волнения голосом спросил Куприян.

– Нет, – буркнул мужичок, – Я Помощник! – тут он приосанился и оправил рубаху.

– П… помощник? Чей? – Куприяну было не по себе, если этого всего не бывает, то с кем же он сейчас говорит.

– Получается, твой, – вздохнул мужичок и прошёлся по прилавку, – Ладно, прибрался ты хорошо, мне нравится. Вот эти книги, что Онуфрий писал, ты убери. Народ сюда разный захаживает, мало ли… А вот это пока не убирай, прочти, – мужичок подвинул Куприяну упавшую книгу, – Там есть и про меня, и… про других.

– А… как тебя звать-то? – Куприян с любопытством смотрел на мужичка, он понял, никакой это не сон.

Да и что же удивляться странностям, когда сам его приезд сюда был странным, всё это наследство, невесть каким образом свалившееся на него. Теперь вот помощник… А что, разве ему не нужен помощник? Который подскажет, что тут и как, и почему он, Куприян, здесь оказался, и… кто он таков есть.

– Ермил я, – ворчливый тон помощника чуть смягчился, – Ты не таращись тут впустую, прочитай сперва, что я тебе дал, а уж после поговорим. Завтра приходи, как от Крошенинниковых вернёшься, поди ещё не поздно будет.

– А ты… Это ты, Ермил, в меня книгами кидал? – Куприяну не хотелось уходить, он желал расспросить этого человечка, кто он и как тут…

– А что делать было? Потому и кидался! Ежели бы я тебе сразу тут явился, поди ты бы и сбёг обратно в своё Киселёво. Или того хуже – умом повредился! А так, ну будет шишка на голове, так ведь пройдёт. Али ты обиделся за это?

– Да нет, не обиделся, – Куприяну даже как-то неловко вдруг стало, – А ты, Ермил, знаешь ли, кто это такие – другие, про которых Онуфрий написал?

– Да разные они, другие. Всякие, – Ермил повозил пальцем по стоявшей рядом с ним книге, – Им вот эти все книги без надобности, у них иной интерес. Ну, ты почитай, что я тебе дал, а после поговорим. Завтра приду, как ты от Крошенинникова вернёшься. Только гляди, не болтай там никому лишнего, как станут спрашивать.

– А… кто спрашивать-то станет? – Куприян никак не мог отделаться от мысли, что всё же происходящего не может быть на самом деле.

– Кто угодно, – проворчал Ермил, – Ты, Куприян, глубже дыши. Не хватало ещё, чтоб ты тут чувства лишился, словно барышня.

– Да я… ничего, – Куприян последовал совету и стал глубоко дышать, стало легче, в голове прояснилось.

Ну, в самом деле, что же тут необычного, вот такой помощник у него объявился, так это же даже наоборот хорошо! Всё ему расскажет, и, может быть, даже знает, кем были родители Куприяна! А то, что необычный этот помощник… Так что ж!

– Ну вот, это дело, – довольно кивнул Ермил, – А ты крепкий, ничего! Онуфрий-то, почитай, что и три четверти часа без чувств пролежал, когда меня увидал.

– Скажи, а ты… как давно ты здесь живёшь? И почему… как я тут оказался? Кем был Онуфрий, и чем мне придётся тут заниматься?

– Садись, чего стоять-то. Раз уж ты спрошаешь, расскажу, что ж. Живу я тут всегда, сколь лавка есть, столь я и живу. А ты тут оказался потому, что таков порядок, всегда так было, и так будет. Ты про то, что меня видал, никому не сказывай, ни к чему нам тут это. Помню, давненько это было, за такое могли и головы лишиться. Лавочники приходят, уходят, а я остаюсь здесь, так что ты гляди тут, чтоб порядок был завсегда! Чего тебе невдомёк, всё расскажу со временем. И ничему не изумляйся, чего тут увидишь. Ну, доброй ночи!

Ермил поднялся и просунулся между книг на полке, тут же раздался негромкий треск, неярко сверкнуло, и всё стихло.

Куприян сидел на стуле, держа в руке книжку в чёрной обложке с серебряными буквами и таращился в сгустившийся сумрак. Он уже говорил себе, что удивляться глупо – само то, как ему досталась эта лавка, уже было странным и необычным, так чего ожидать… А может и Варварушкины сказки про Домовых – вовсе не выдумки, народ веками примечал такое.

Сон улетучился совершенно, Куприян поправил в лампе фитиль, открыл книгу и стал читать. Написанное так увлекло его, что он даже не почуял, как занялась над домами ранняя летняя заря.

«Дело сие полагает иметь мужество, кое не каждому человеку от рождения дадено. Потому, кому на роду написано великие испытания преодолеть и не убояться перед лицом даже самого зла, тому и владеть сим местом. Тот, кто приходит сюда, если чист душой и духом крепок, знай – всегда имаешь ты помощь, и никакого вреда тебе никои не учинят, покуда сам ты зло в сердце своё не впустишь».

После шли описания книг, но Куприян мало что понял, потому что буквы вдруг стали расплываться у него перед глазами. Нужно поспать, подумал он, а уж после продолжить чтение. Он теперь знал, что делать с книгой, и почему её нельзя брать с собой.

Куприян подошёл к полке, на которой недавно сидел Ермил, тронул её ладонью. Стоявшие на полке книги осветились, между ними словно проём образовался, Куприян поставил туда книгу, и она тут же исчезла.

Рассвет уже катился с востока, когда Куприян поднялся к себе в спальню, поставил лампу на стол и улёгся в кровать. Думал, что после такого явления, как Ермил, не уснёт, но ошибся – только глаза закрыл, и тут же провалился в сон.

Проснулся он от того, что Сидор Ильич трясёт его за плечо, день давно разгорелся летней жарой, в доме вкусно пахнет, и Куприян почуял, что очень голоден.

– Ты, паря, чего ночами-то делаешь, коли спишь после чуть не до обедни, – усмехнулся дядька Сидор, – Меня вон уж Акулина Петровна послала тебя проведать, не захворал ли. Всё в лавке сидишь, книги перебираешь? Так лучше белым днём там бывай. Теперь вот не засни там где, у Крошенинниковых-то, покуда станут обед званый подавать!