Я узнал все, что только можно и что не засветило бы меня перед внушительной охраной Горюшкина-отца. Это была Алина – и даже оставалось предположение, что девчонка в момент совершения преступления была в машине, но никаких данных о том не нашел.

Впрочем, зачем мне данные? Не она была за рулём.

– Вот так…

– Бах! – прогремел выстрел, от которого заложило уши даже в наушниках.

Мне не нужно смотреть, чтобы знать результат, но я не мог не увидеть творение рук своих. Я должен понять, что месть свершилась. Тело Кирилла – наркомана и убийцы – лежало на тротуаре возле машины. Рядом уже встали охранники, которые закрывали охраняемое лицо своими телами, но…

Да. Месть свершилась.

Камера «гоу-про» начала снимать сразу же после выстрела и транслировать происходящее со мной в один телеграмм-канал, который, по моему заказу и за немалые деньги, был взломан, чтобы сегодня в единственный раз сработать на меня. Чтобы там была хоть какая-то аудитория. Я взглянул на смартфон. К трансляции прибавлялось все больше зрителей.

– Месть… Он убил мою семью! – громко сказал я, убегая. – Я обо всем расскажу. Сейчас же и выложу документы. Большая просьба: копируйте все доказательства, рассылайте. Иначе они будут удалены очень быстро.

Рядом стояла моя «Нива», ей предстояло прослужить еще немного. Стартанув с места, я продолжал комментировать, что делаю и почему, снимая свои действия на камеру.

– Я сделал это, чтобы отомстить. Чтобы правосудие восторжествовало! – говорил я, не забывая маневрировать по улочкам Москвы.

Ранее я тщательно изучил те места, где придётся увиливать от вероятной погони. И все время я рассказывал о деле и комментировал то, что происходит. Лишь только камеру поставил на панели машины, чтобы не было видно, где именно я еду.

– Резонансное убийство! Застрелен сын известного бизнесмена… – вещало радио.

Час… Второй… Я все убегал, меняя машины и даже личины. Дважды я замечал преследование, но были наработки, куда и как уйти и где схорониться, переодеться, пересесть в иной транспорт. Уже третья машина мной поменяна. Сейчас я ехал на стареньком третьем «Пассате». Ну да не так много денег у меня, чтобы покупать более «неприметные» для столицы автомобили. Тут же «Бентли» менее заметна, чем «Фольксваген Пассат».

Телефонный звонок от Николая, того самого прокурора, я сперва скинул, подумал выкинуть телефон. Отследили-таки, вычислили мой новый номер. Но абонент был настойчив.

– Да! – резко поворачивая в подворотню, выкрикнул я, когда поставил на громкую связь.

– Максим, выключи на время трансляцию! – попросил Николай. – Есть что сказать не для всех.

– А у меня теперь уже никаких секретов нет! – сказал я.

Пауза…

– Хорошо… Уже давно шло следствие, Горюшкина должны были брать скоро. Там эпизодов много. Ну зачем ты влез со своей местью! Ну просил же я…

Теперь уже была пауза, спровоцированная мной. Я даже остановил машину.

– Вот и берите папашу, а сынка уже взял я! – подумав, прислушавшись к внутренним переживаниям, решительно сказал я. – И… Коля… Ты прости, я же считал тебя полным дерьмом. А ты не полное…

– Иди к черту, Макс! – усмехнулся абонент.

Я скинул вызов, осмотрелся по сторонам, прикрыл камеру, пересел в новый автомобиль. Теперь это был фольсваген поло. По газам…

– Я снова с вами! – сказал я, рванув с места с пробуксовкой.

А радио не прекращало сыпать информацией:

– Президент Российской Федерации поручил разобраться со случившемся. Глава государства уточнил, что в деле об аварии могут быть злоупотребления некоторыми чиновниками своими полномочиями. Между тем, президент осудил самосуд и… Глава Следственного Комитета пообещал…

– Неужели… – усмехнулся я и обратился к своей аудитории: – Теперь я еду сдаваться. Если кому интересно, то буду через час на Лубянке, 38. Думаю, вы все знаете этот адрес.

Вот уже и Лубянка. Увидел, что не меньше ста человек ждали моего приезда, отслеживая в своих телефонах трансляцию. Наверняка еще полчаса – и я мог бы собрать митинг. Хозяева телеграмм-канала должны быть еще мне благодарны. Число подписчиков у них резко увеличилось.

Гордо подняв подбородок, я, остановившись почти что у самых дверей в штаб-квартиру ФСБ, вышел из машины.

– Старик! Мы с тобой! – выкрикнул кто-то неподалеку.

Шаг… еще один… И вот я вижу, как целится охранник Горюшкина. С сомнением, с жалостью. Как же его напугали, что он сейчас ломает напрочь свою жизнь. Я прощаю этого убийцу. Я покарал настоящего душегуба! Правосудие покарает его отца. Миссия выполнена…

– Бах! – услышал я выстрел, а потом ощутил страшную боль.

Темнота…

Глава 2

Где я? Кто я?

Новгород

15 сентября 865 года

Сознание вспыхнуло разом. Вот – темнота. И вот – яркий солнечный свет, заставляющий зажмуриться.

Мужик какой-то… Невысокий, со шрамом на щеке, с длинными волосами, напирал на меня с мечом. Кругом, ударяя в щиты, стояли другие. Их я бы сравнил с бомжами, уж больно неопрятно были одеты, да и не мыты. Но такие… воинственные бомжи. Почти все – с топорами, отблескивающими на солнце, но были и с копьями.

Можно подумать, что это собрание реконструкторов – но тогда они, на мой взгляд, перебарщивали с реалистичностью. Это сколько надо готовиться, чтобы до такого состояния дойти?

– И-ух! – на выдохе попытался меня достать мужик с мечом.

– Ты кто такой? – выкрикнул я, умудрившись увернуться от удара справа.

Разрываю дистанцию и только сейчас понимаю, что и у меня в руках вообще-то есть хороший такой меч. Хорошо же! Выставляю его в сторону мужика.

– Аз есмь Рорух! Владыка сих земель. Ты же – Вадим не Храброй, ты разбойник лукавый, – был мне ответ.

Еще удар от этого Роруха. Парирую его своим мечом. Но сила удара такова, что у меня, с непривычки, чуть не выпадает меч.

– Ух! – мою кольчугу разрубает клинок того, кто назвался Рорухом.

А-а! Боль… Жуткая боль, но я выбрасываю руку с мечом вперёд, задеваю своего обидчика, ударяя его в живот.

«Рорух? Рюрик? Это был первый русский князь Рюрик…» – последняя мысль посещает меня, когда резкая боль сменяется…

Темнота…

* * *

Лагерь у реки Калка

2 июня 1223 года

Сознание вновь вернулось резко. Солнце уже не слепило, но я все равно прищурился. Был сильный ветер, и с соседних холмов летел песок и каменная крошка. Что вообще происходит? Почему я связан? Руки, ноги. Но стою, поддерживаемый кем-то.

– Великий батыр доволен тобой, Плоскиня! – с жутким акцентом говорил кто-то.

Я все же открыл глаза и увидел перед собой светловолосого мужика в ярких красных одеждах, а рядом с ним… Татарин? Монгол? Вот как с картинки сошел, из книги про Батыево нашествие. Да, уже знаю, это я в прошлом, это не реконструкторы вокруг. От того меча я ощутил такую страшную боль, это точно не игра. По крайней мере, не моя игра.

– Могу ли я развязати князя и отпустити его, яко ты обетовал? – спрашивал светловолосый у воинственного, облаченного в пластинчатый доспех азиата.

– Избери! Умрешь ты или же он, киевский князь Мстислав Старый? Избирай, бродник Плоскиня! – отвечал татарин, ухмыляясь.

Светловолосый достал нож и направился ко мне с явным намерением убить. Знаю я такой взгляд, отрешенный, взгляд человека, который решился…

Я резко отталкиваю тех, кто меня держал и, заваливаясь, умудряюсь и связанным пробить головой в нос светловолосого Плоскини. Он падает теперь уже рядом со мной. Предатель! Я понял, что происходит. Бродники предают киевского князя Мстислава и сдают его монголам.

– Ха! Ха! – скаля зубы, смеется азиат, пиная лежащего без сознания Плоскиню ногой.

Я уже, напрягшись, вытягиваю руки из веревки. Вот-вот. Есть! Одна рука выскальзывает.

– Княже! Не след, забьют! – шепчет мне кто-то, стоящий позади.

Но эта ухмылка! А еще вижу, как секут головы русским людям чуть в стороне, а кому и горло режут.

Поднимаюсь, руки уже развязаны. Отталкиваюсь связанными ногами от земли и лечу в сторону азиата. Он смотрит на меня с недоумением. Я ведь безоружный. Что можно сделать голыми руками?

Но я впиваюсь пальцами в его глазницы и выдавливаю глазные яблоки.

– А-а! – резкая боль пронзает мое тело.

Копье… им ударили столь сильно, что прошили мое тело и пригвоздили меня к земле.

Темнота…

* * *

Москва

11 мая 1682 года

– Богом заклинаю, не надо! – где-то рядом рыдала девчонка.

Сознание в этот раз возвращалось не моментально, я словно пробивался через густой туман. Мысли путались. Не сразу, будто приближаясь, постепенно возвращались и звуки, но к большому сожалению первым полностью обострилось обоняние.

Запах… Нет – настоящая вонь. Я лежал на животе, попробовал приподнять голову, открыть глаза… Аммиачные пары заставили вновь зажмуриться и дышать ртом, ибо чувствительный нос не выдерживал запахов… навоза, сырости, и как будто очень немытого человеческого тела. Не моего ли собственного?

Я не столь брезгливый, напротив. У меня была и корова, и свиньи, куры и гуси. Не белоручка. Убирал за ними, буренку сам доил… Нужно же было хоть чьи-то сиськи мять, если женщины долго не было. Ага! Вот… Какое-никакое, но чувство юмора возвращается.

– Барин, заклинаю! – уже более отчетливо слышал я девичьи стоны.

Теперь я слышал не только девичьи просьбы, но и мужское тяжелое дыхание. И вонь, да ещё звуки эти животные, ну что за гадство! Но я не спешил подниматься. Два последних моих пробуждения меня неизменно убивали. И в целом, за последние минут пятнадцать меня уже трижды убили. И я был, мягко говоря, не готов к тому, что происходило.

Теперь же понадобилось время, чтобы понять: я не связан, оружия в руках нет, но… Боль в груди, страшно жжет и очень сильно чешется. Как будто рана зарастает.

– Не вопи, баба! От тебя глава болит. Лучше наслажденься! – прозвучал мужской голос.

– Не дамся! Я ж порченная стану, отпусти! – взывала девушка к тому, кто вряд ли отстанет.

Ведь я здесь без дыхания лежал, явно сраженный. Если меня, кто бы я теперь ни был, мужик решился убить ради девки, то ей несдобровать. Этого словами не уговоришь.

А потом я услышал хлесткий звук… Точно последовал удар.

– О, куди же ты, курва! Отрубилася, якобы супружничаю в мертвеце, – недовольный мужской голос возмутился [куда же ты, курва, отрубилась, сейчас придется «любить», словно мертвую].

Я уже приподнимался. Осторожно, опасаясь, чтобы какое копье не прилетело в спину или стрела. Ох ты ж… Я в кафтане, промокшем и порванном.

Так…

– Э, мужик, ты че творишь? Девчонка же… – выкрикнул я, моментально перестав себя рассматривать, когда увидел, что творится буквально в пяти метрах рядом, в сене.

Мужик, в рубахе и с голым задом, ниже спускал шаровары. Делал это судорожно, суетливо, не отворачивая взгляда от лежащей без сознания девушки с разорванным, или даже порезанным платьем. Ее лицо было в крови, видимо, не один раз насильник ударил свою жертву, чтобы послушнее была. Меня он не замечал. И когда начал уже пристраиваться к недвижимой девчонке…

– Сука! – выкрикнул я, подбежал и со всей мочи, с ноги, влепил насильнику в голову.

Грузное мужское тело завалилось набок.

Девушка была без чувств, но жива, дышала. Одежда на ней порвана, и кровь была не только на лице… Но, вроде бы, я успел. Хотя успел ли? Девчонка избита, на еще, наверное, и не оформившейся женской груди были порезы. Насильник, когда резал на ней платье, и не думал, что задевает плоть.

– Педофил хренов, – сказал я, прикрывая девичью наготу.

В стороне лежала одежда насильника. Там же был пистолет. Я взял оружие, посмотрел… Такой… Колесцовый, второй половины XVII века. Разряжен, но из него явно только что стреляли. А вот второй пистоль был с зарядом.

Мужик начал шевелиться. Я приставил пистолет к его затылку.