– Вы говорили, будто до вас доходили некие слухи. Якобы вам кое-что известно.

– Верно, я слышал о них. И все, что слышал, сейчас рассказал вам.

– Я хочу знать о происхождении и местонахождении этой армии.

– Понятия не имею, где сейчас эта армия. Даже не уверен, существует ли она! По мне, так это все чепуха какая-то.

Вонвальт нахмурился.

– Вы говорили…

Барон яростно указал на дверь:

– Я сказал вам, потому что хотел, чтобы тварь, которая наводила страх на деревню, была убита, и я знал: если у кого-то и хватит на это сил, то, конечно, у вас, Правосудие. Опытный мечник, владеющий магией… пусть и изменник Короны – слишком уж ценная возможность, чтобы упускать, – с неясным выражением то ли злобы, то ли отчаяния он обвел взглядом трупы на полу. – Теперь-то я понимаю, что совпадение не такое уж удачное.

Вонвальт откинулся на спинку стула. Я видела, с каким трудом он сдерживает гнев.

– У вас ничего нет. Вы просто заманили меня в ловушку. Чтобы использовать.

Барон пожал плечами. Я услышала, как у меня за спиной сердито засопели сэр Радомир и фон Остерлен.

Вонвальт поднялся и взял меч со стола.

– На вашем месте, сир, я бы не выражал столь открыто свою преданность Аутуну. Не теперь.

– Я принял Высшую марку и не питаю любви к Двуглавому Волку, – барон усмехнулся. – Но я также знаю цену деньгам. Я сдал бы вас и за одно лишь вознаграждение.

– Ну что ж, пусть так. Поскольку Моргард остался без гарнизона, полагаю, вскоре вам придется присягать на верность этой самой «жрице-воительнице». И едва ли в Хофингене хватит людей, чтобы отправить к вам на подмогу.

Барон растерянно помотал головой.

– В Моргарде есть гарнизон.

Вонвальт перехватил рукоять меча, готовый зарубить старого лорда.

– Но какое это имеет значение? Вам есть что еще сказать? Каждое слово, которое вы произносите, чтобы помочь мне, продлевает вашу жизнь на лишнее мгновение.

Барон снова помотал головой, но скорее в замешательстве, чем из желания поспорить.

– В Моргарде разместился Шестнадцатый легион. Князь Гордан самолично привел их в город.

Вонвальт выдержал паузу.

– Шестнадцатый легион уничтожен, солдаты мертвы все до одного и князь Гордан вместе с ними.

Барон снова замотал головой, на этот раз куда решительнее.

– Не знаю, что и сказать. Но легион не уничтожен. Солдаты расквартированы в крепости.

Мгновение Вонвальт обдумывал услышанное. Он опустил меч, и я уже подумала, что он пощадит старого лорда. Но затем он обрушил на него всю мощь Голоса Императора, задавая один за другим вопросы – о языческой королеве-воительнице, о природе нападавшего на деревню существа, о том, какие новости доходили до них из Совы о Вонвальте и князе Гордане, и еще о многом другом.

Может, барона и нельзя было назвать честным человеком, и все же он говорил правду – по крайней мере, в том, что касалось его неведения. Он не знал ничего, кроме тех же слухов, что мы слышали сами. Но и в том, что князь Гордан и Шестнадцатый легион находились в Моргарде, он был твердо убежден.

В конечном счете барона убил не меч, а допрос. Мучительный спазм сжал ему горло, у него закатились глаза, он повалился вперед, и его сердце остановилось.

Рукой в перчатке Вонвальт вытер пот со лба. Мгновение он смотрел на барона, после чего вложил меч в ножны и поднялся.

– Идем, – сказал он и, перешагивая через трупы, направился к выходу.

Мы последовали за ним. Я задержалась лишь на миг, взглянуть на маленькую руну изгнания, которую Вонвальт начертал на дверном косяке.

* * *

– А счет уже солидный, – сказал мне сэр Радомир.

Мы забрали лошадей и двинулись на север по старой тропе, почти заросшей шиповником. Вонвальт не разговаривал с тех пор, как мы оставили мертвого барона.

– Вы это о чем? – спросила я с раздражением.

Я была вымотана, замерзла и еще не вполне оправилась после жутких событий прошедшей ночи.

– Об убитых тобой людях, – пояснил сэр Радомир и хлебнул вина из меха, который пополнил из запасов барона.

– Что за дикость так говорить, – проговорила фон Остерлен позади нас. – Вы что, ведете счет?

Сэр Радомир пожал плечами.

– Я лишь имею в виду, что прежде Хелена была предана своим возвышенным идеалам. И спешила судить тех, кто идет на убийство.

– Довольно, – точно усталый учитель, проворчал Вонвальт, едущий во главе нашей колонны.

– Я могу говорить за себя, – сказала я, на что Вонвальт лишь пожал плечами.

– Ага, – согласился сэр Радомир. – Это ты умеешь.

– Нет ничего противозаконного в том, что мы сделали. Эти люди собирались арестовать нас.

– Хех! – воскликнул сэр Радомир, ткнув мне пальцем перед носом. – Но эти-то люди действовали в рамках закона. Император назначил за голову сэра Конрада законную награду.

– Это была самозащита, – ровным голосом проговорила фон Остерлен.

– В самом деле? А может, пятерых бедолаг зарезали за то, что они пытались обеспечить соблюдение общего права? Конечно, нам-то оно больше ни к чему.

Я почувствовала, как меня захлестывает волна негодования.

– К чему этот разговор? Чего вы добиваетесь? – Я всплеснула руками. – Или что, нам следовало сдаться, чтобы нас доставили в Сову и публично казнили, в то время как Клавер собирается напасть? Кровь богов, если вам просто хочется поспорить, лучше держите свои мысли при себе. Видит Нема, нам и без того хватает трудностей.

Сэр Радомир помолчал, потом криво и неискренне улыбнулся.

– Просто хотел поупражняться в юридическом диспуте. Думал, вам это нравится.

– Хватит, сэр Радомир, – устало повторил Вонвальт.

Некоторое время мы ехали молча. Как это часто бывало в те дни, я невольно стала думать о Дубайне. Вонвальт и фон Остерлен были немногословны, сэр Радомир – просто сварливым дурнем, и я как никогда тосковала по Брессинджеру с его непринужденным нравом. Да, он был ворчливым и замкнутым, но также нередко создавал контраст настроениям окружающих. Когда Вонвальт хранил молчание, Дубайн пел, а если Вонвальт бывал мрачен – Дубайн болтал без умолку. Будь он в эти минуты с нами, то упражнялся бы в каламбурах на разных языках – излюбленное его занятие, – или затеял бы игру в слова с сэром Радомиром, или пытался бы вызвать улыбку на устах фон Остерлен. И непременно добился бы своего. Брессинджер мог быть – и был – неукротимым.

Я улыбнулась своим любимым воспоминаниям о нем и прикусила губу, стараясь не расплакаться. Мне так его не хватало.

Так, в молчании, прошло примерно полчаса. Я мысленно вернулась к прошлой ночи и залу, где мы спали. Вопрос завертелся на кончике языка, но я была еще слишком взбудоражена, чтобы озвучить его.

– Они вернутся? – спросила я наконец и почувствовала, как напряглись сэр Радомир и фон Остерлен. – Эти… существа?

Я старалась не думать о них. Это были жуткие твари вроде тех, что мы с сэром Радомиром видели в Кераке.

Твари, что словно преследовали нас.

– Скорее уже демоны, – пробормотал сэр Радомир.

– Да, – тихо согласилась фон Остерлен.

Вонвальт мельком оглянулся. Лицо у него выглядело усталым и землистым.

– Нет. Во всяком случае, не туда.

Я вспомнила руну, которую он начертал на дверном косяке, и как визжали другие существа, наткнувшись на нее, – словно их обдало кипящей смолой.

– Но… в этих краях что-то происходит. Я это чувствую. Ткань между мирами тонка и становится все тоньше. И пока это так, боюсь, мы будем и впредь сталкиваться с этими… «существами».

– Ну да ладно, – проговорил сэр Радомир. Ему явно хотелось переменить тему. – А что насчет Шестнадцатого легиона? Каждый отсюда и до Совы уверен, что легион уничтожен. Как так вышло, что они обосновались в Моргарде?

– Могу вас заверить, сэр Радомир, – сказал Вонвальт, отворачиваясь, – я намерен это выяснить.

* * *

Мы проехали еще немного. Заросли шиповника стали расступаться, и вскоре крестьянские угодья остались позади. Мы приближались к обширным болотам. Наползли тучи, и в зыбком свете позднего утра пейзаж казался серым и убогим.

У самой окраины нам на глаза попалось жалкое зрелище – почти затерявшееся в зарослях дрока старое святилище Немы. Алтарь просел, олений череп валялся на земле, и на камнях были видны лишь пятна расплавленного воска. Судя по обвивающим алтарь зарослям, за ним давно никто не ухаживал.

– Нужно сказать жителям, чтобы привели его в порядок, – сказала фон Остерлен.

Вонвальт окинул взглядом святилище.

– С чего это должно меня волновать? – проговорил он и погнал коня дальше по этим суровым, неприютным землям.

II
Перебирая варианты

«Самое благое для человеческого сознания – это готовность изменить его».

Из трактата Чана Парсифаля «Империя и наказание»

Это был мой последний визит в Моргард.

Для меня это место всегда было олицетворением ужаса, продажности, предательства, насилия и смерти. Прежде здесь была вотчина маркграфа Вестенхольца, уже несколько месяцев как повешенного. Теперь же город находился под управлением коменданта до прибытия князя Гордана Кжосича, третьего императорского сына, и Шестнадцатого легиона.

Нам довелось повстречать князя Гордана на Баденском тракте, по пути в Сову, и он запомнился мне приятным человеком, не слишком озабоченным превратностями имперской политики. Князь должен был занять пост маркграфа Моргарда к наступлению лета, когда Северное море успокаивалось настолько, что пираты из северных королевств могли совершать набеги на побережье.

С тех пор поползли слухи, будто легион уничтожен и князя уже нет в живых. Впервые мы услышали об этом от сенатора Тимотеуша Янсена в тайном убежище хаунерской крепости Остерлен, но с тех пор мы слышали это едва ли не в каждом поселении, где бывали.

Легионы были окутаны некоей аурой таинственности. Конечно, такое убеждение активно насаждалось и культивировалось сованцами, но в этом не было нужды. Свидетельства их военной мощи находились повсюду. За свою жизнь я ни разу не слышала, чтобы имперский Легион был разбит. И до опрометчивого вторжения в Ковоск и распространения по всей территории Конфедерации черного пороха как орудия мятежей и саботажа едва ли нашлись бы сведения о сколь-нибудь значимом поражении Легиона за последние полвека.

На то было много причин, и я не вижу необходимости подробно останавливаться на этом. Подготовка, снаряжение, стратегия и тактика, как и фанатизм вкупе с недостатком слаженности и сплоченности со стороны многих противников – все играло свою роль. Вот почему в то время никто и помыслить не мог, чтобы Легион был разбит, и уж тем более уничтожен вплоть до последнего солдата. Но, как и во многих других сферах в Сованской Империи, превосходство Легионов шло на убыль. Черный порох находил все больше применения на боле боя, и сованцы, в отличие от своих врагов, не спешили его осваивать, преданные короткому мечу и отжившей свое тяжелой коннице.

Поэтому известие, будто Шестнадцатый легион не только не был уничтожен, но и благополучно прибыл в Моргард под предводительством князя Гордана, вызывало у нас смешанные чувства. Убеждение, что легионы были непобедимы, перекликалось с нашими собственными представлениями о естественном порядке вещей и поэтому служило странным утешением. А поскольку нашей целью все еще оставалось сохранение Империи – или хотя бы того законного мира, который она установила, – эта новость казалась благом.

Но в то же время в этом было что-то… странное. Многие из тех, кто от природы не отличался доверчивостью, признавали, что Легион разгромлен. Поэтому столь внезапный поворот воспринимался не как хорошая новость, а как нечто по сути своей неправильное и зловещее.

Во многом так оно и было.

И скоро я расскажу почему.