Несколько раз быстро вдыхаю и выдыхаю, пытаясь прийти в себя, и тянусь к Мемнону. Но другая половина кровати, где должен лежать моя родственная душа, пуста.

Мемнон? – зову я по нашей связи.

В ответ – тишина.

Он разбудил меня, я уверена, но где же он?

– Мемнон? – негромко повторяю вслух, думая, что он, возможно, где-то тут, в темноте комнаты. Но ощущаю лишь пустоту, и никто не отвечает мне.

Может, он задержался допоздна, разрабатывая стратегию будущих битв со своими кровными братьями и другими высокопоставленными лицами? Что ж, такое случается не в первый раз.

Но если бы он бодрствовал, то ответил бы мне. А он не отвечает.

Пробую снова.

Мемнон?

Тишина.

Сердце начинает бешено колотиться, и то тревожное чувство, с которым я пробудилась, усиливается.

Возможно, мой муж уснул где-то еще. Это не в его правилах, но вполне правдоподобно. Он слишком переутомлен и мало спит, разум его поглощен войной.

В изножье кровати Ферокс, мой фамильяр, приподнимает свою черную голову. Он почти неотличим сейчас от прочих теней. Видно, мое беспокойство разбудило его. Хочу сказать пантере, чтобы он успокоился, но не могу – не могу, потому что сама стараюсь разобраться, что же меня так взволновало.

За окном щебечет скворец. Слушаю его, стараясь дышать ровнее. Но даже от птичьего пения по коже бегут мурашки. Проклятая тревога.

Сбросив легкое покрывало, иду к окну, опираюсь на каменный подоконник, глубоко вдыхаю солоноватый воздух. Смотрю вниз, на царскую гавань, на залитые лунным светом берега Черного моря.

К первому скворцу присоединяется второй. Если бы я проснулась не такая взволнованная или не проснулась бы вообще, я бы даже не обратила внимания…

Некоторые скворцы прилетают к нам зимовать, спасаясь от холодов, другие – весной, на гнездование. Но сейчас разгар лета… А еще, если уж скворцы и прилетают, то несметными стаями, черными тучами, а не одинокими парочками.

Стон и скрип дерева привлекают мой взгляд к судам, пришвартованным у причала.

Беспокойство нарастает. Я хмурюсь.

Стояли ли там эти корабли днем? Слишком темно, чтобы быть уверенной.

Вглядываясь во мрак, напрягая зрение, различаю внизу несколько фигур. И чем дольше смотрю, тем больше фигур проступает из тьмы, безмолвных, как статуи.

Что-то не так.

Что-то очень, очень не так.

Мемнон? Почему ты не отвечаешь?

Знает ли он о том, что происходит? Могло ли с ним что-то случиться?

Нет. Я отказываюсь в это верить. Я чувствую его по ту сторону связи, пускай даже он глух и нем. Он жив, он все еще жив.

Отступаю от окна, подхожу к сундуку, стоящему в ногах кровати. Открываю его, на ощупь вытаскиваю штаны и рубаху. Одеваюсь, не решаясь зажечь свет, на случай, если сбылись мои худшие опасения.

У нас есть враги. У нас всегда были враги. И сейчас их больше, чем когда-либо. Мемнон всегда старался на шаг опережать их, но не думаю, что он предвидел такое.

Когда я заканчиваю натягивать сапоги, в стену возле задернутого портьерой дверного проема тихо стучат.

– Роксилана! – настойчиво шепчет мужской голос. Не сразу, но я узнаю Зосиниса, самого близкого и самого свирепого кровного брата Мемнона. Вновь раздается стук. – Роксилана! Проснись!

Пересекаю комнату и уже собираюсь отдернуть ткань, но тут Ферокс тихо рычит. Я замираю.

Медленно, очень медленно поворачиваюсь к пантере. Я почти ничего не вижу, кроме темного силуэта моего фамильяра, но понимаю, что взгляд Ферокса прикован к портьере.

Я тоже смотрю туда. Защитные чары, паутиной опутывающие полотно, слабо светятся в темноте. Они активированы. Зосинис, должно быть, пытался войти – и не смог. Мой порог защищен от злых умыслов.

Меня пробирает озноб.

Опять оглядываюсь на Ферокса, все еще скованная беспокойством.

– Роксилана! – вновь зовет меня Зосинис. Громче и настойчивее.

Фамильяр снова тихо рычит, потом бесшумно спрыгивает на пол и крадется вперед, припав к полу, словно нацелившись на добычу. Проскальзываю по нашей связи в голову Ферокса, любопытствуя, что же его так насторожило.

Не успеваю толком обустроиться в сознании пантеры, как чую кровь. Много крови. Ее едкий запах витает в воздухе и даже чувствуется на языке.

– Роксилана! – молит Зосинис. – На нас вот-вот нападут! Нужно вывести тебя отсюда!

Касаюсь задернутой портьеры, представляя себе стоящего по ту сторону высокого воина. Зосинис и Мемнон – закадычные друзья с самого детства. Они связаны кровной клятвой и многими, многими битвами. Мой супруг доверяет ему свою жизнь.

Но интуиция и наблюдательность говорят мне нечто совсем иное.

– Души, – шепчу я.

Я не вижу, как моя магия обвивает горло Зосиниса, но слышу его удивленное оханье, потом – грохот чего-то тяжелого, а потом – глухой стук упавшего на пол тела. И только тогда я осмеливаюсь отдернуть портьеру.

По ту сторону, на полу, вцепившись ногтями в горло, тщетно пытаясь отодрать мою силу, корчится Зосинис. Тому, кто не владеет магией, ее не остановить. Рядом с мужчиной валяется устрашающего вида кинжал, который он, должно быть, держал, когда звал меня.

Мысленно приказываю магии подтащить ко мне оружие. Клинок с лязгом ползет по полу, потом взмывает вверх и оказывается в моей руке.

Шагнув к Зосинису, я опускаюсь возле него на колени и неторопливо приставляю лезвие к его горлу.

Темные глаза останавливаются на мне.

– Что ты делаешь? – хрипит он.

Честно говоря, понятия не имею, но паника продолжает бурлить в крови, а интуиция еще никогда меня не подводила.

Приказываю своей силе держать пленника крепче. Меньше всего мне хочется, чтобы Зосинис сбежал сейчас, когда он в таком уязвимом положении.

– Где мой муж? – резко спрашиваю я.

Подходит Ферокс, не отрывая пристального взгляда от воина.

– Не… м-м-могу… дыша-а-ать. – Глаза Зосиниса выпучиваются.

Чуть ослабляю чары.

– Где?

Зосинис жадно глотает воздух.

– В безопасности, – шипит он. – А ты – нет. Дворец вот-вот захватят, моя царица. Времени мало. Нужно бежать.

Тревога заразна, с этим нельзя не согласиться.

Слабый запах крови щекочет ноздри, и я вспоминаю, что Ферокс еще в нашей комнате почуял ее медный привкус. Зосинис сказал, что дворец вот-вот захватят, но насилие уже проникло сюда.

Окидываю воина взглядом и замечаю на его одежде свежие пятна крови. Насилие, в котором он принимал участие.

Поднимаю глаза. Коридор зловеще тих, только факелы шипят на стенах. Вдалеке слышу какой-то шум. Голоса?

Сосредоточившись на Зосинисе, направляю магию ему в горло и приказываю:

– С губ твоих слетит только правда.

Зосинис дергается, ерзает, борясь с удерживающей его магией. Он достаточно часто видел мою силу, чтобы бояться ее.

– Что происходит? – спрашиваю я, убирая удушающие тиски.

Мужчина плотно сжимает губы.

– Говори, – магия обрушивается на него. – Немедля.

– Переворот, шлюха, – выплевывает он.

Кровь леденеет в жилах. Переворот.

– Где Мемнон?

Теперь, когда я знаю, какова ставка, вопрос стоит как никогда остро.

Зосинис смеется.

– Там, куда увезла его эта сумасшедшая сука Эй-слин.

Эйслин… увезла его? Во время переворота? Чтобы спрятать? Мемнон бы этого не позволил. Ведь во дворце, под ударом, остались его близкие, его друзья! Но, с другой стороны, я ведь не слышала его с тех пор, как проснулась.

– Он… жив?

Зосинис фыркает, и я сосредоточиваюсь на его реакции.

– Сомневаюсь, что надолго.

Не могу дышать. Тону в панике.

Позже. Страдания – позже. Сейчас Мемнон, по-видимому, все-таки жив. С Эйслин. Вероятно, в других землях, в других краях.

Пальцы слегка подергиваются – я борюсь с желанием отследить мою родственную душу.

– Зачем это все? – спрашиваю я.

– Римляне владели этой территорией целый век до того, как ее захватил Мемнон. Они хотят вернуть ее.

Что ж, информации достаточно.

– Кто заключил с ними сделку?

Кадык Зосиниса двигается: он сражается с рвущимися наружу словами. Извивается всем телом, тщетно стараясь избавиться от магических пут.

– Планы Мемнона погубили бы нас всех. Я хотел как лучше для нашего народа.

– Кому римляне сделали предложение? – давлю я. Кому-то же они что-то пообещали.

– Мне, – вырывается из его горла. – Они пришли ко мне. Эйслин выступила посредником.

Вот уж не думала, что все может оказаться хуже, чем уже есть, а нате-ка. Эйслин тоже предала Мемнона. Немыслимо. Я всегда полагала, что, в случае чего, она оторвется на мне.

Вдалеке слышатся еще голоса – они звучат громче, смелее. Крохи драгоценного времени утекают сквозь пальцы.

– Изложи мне весь план.

Зосинис слабо смеется.

– Даже не надейся переиграть нас.

Отвожу кинжал от его горла. В глазах Зосиниса мелькает любопытство, возможно, даже торжество, словно он только сейчас осознал всю безнадежность моего положения.

Пристально смотрю в его темные коварные глаза. Да, я не ошиблась – в них действительно мерцает ликование. К несчастью для него, он не видит обвивающих нас клубов моей магии.

Перехватив половчее кинжал, вонзаю лезвие в бок.

Он кричит, но что толку? Моя магия поглощает звук.

– Перестань куражиться и изложи мне весь план, – приказываю я, – и тогда я, возможно, заживлю рану.

Он задыхается, но в глазах пляшет нечестивое возбуждение.

– Ты заплатишь за это позже, моя царица, – клянется он, выплевывая титул, как проклятье.

Поворачиваю нож, и Зосинис мычит сквозь стиснутые зубы.

– Отвечай.

– В заговоре участвует половина лучших воинов Мемнона. Итаксис, Рака, Тасиос, Палакос, Тиабо, Дзу-рис и не только, – хрипит мужчина. – Вас обоих должны были отравить за ужином. Усыпить, одурманить. Потом Эйслин собиралась забрать Мемнона – у нее на него особые планы, – а ты отправилась бы со мной. Но ты слишком рано ушла с ужина, и вот результат.

Пятьсот римских солдат и наемников готовы штурмовать дворец – если уже не штурмуют. Еще тысяча наемников, в основном скифы, ждут – на случай, если что-то пойдет не так.

Судя по словам Зосиниса, ситуация безнадежна, но я пытаюсь не думать об этом. Мемнон единолично справлялся и с худшим. Еще не конец.

– Что еще?

На лбу Зосиниса выступает пот, дыхание становится прерывистым, поверхностным.

– Царская семья и все верные им должны были быть убиты. Нельзя допустить, чтобы кто-то мстил за павшего правителя или устраивал беспорядки.

Ужас накрывает меня. Тамара и Катиари, мать и сестра Мемнона, несомненно, первые в списке.

– Что получил бы ты лично?

Уголки губ Зосиниса подергиваются, словно он пытается сдержать злорадную ухмылку.

– Я стал бы царем.

Ах, вот оно что. Он продал лучшего друга ради власти.

Губы Зосиниса продолжают дрожать.

– Что-то еще? – уточняю.

И он выдавливает:

– Тебя. Я получил бы тебя в качестве военного трофея.

Чувствую, как мои брови ползут на лоб. Меня? Какая нелепая мысль.

– Зачем? – спрашиваю я наконец.

Взгляд его меняется, становясь… алчным? Да, лучшего слова и не подобрать. Я уже видела у него такой взгляд, просто раньше не заостряла внимания. У этого человека шесть жен – что он вообще делает с таким количеством женщин? И, если бы все получилось так, как он планировал, я стала бы седьмой.

Меня охватывает отвращение. Он явно никогда не задумывался о последствиях. Да я бы прокляла его насмерть раньше, чем он дотронулся бы до меня хотя бы пальцем.

Далекий шум становится громче. Кажется… Кажется, массивные дворцовые двери со стоном распахнулись. Вот дерьмо.

– Кроме тебя, – спрашиваю, – за мной придет еще кто-нибудь?

Зосинис смеется.