– Ты слышала, что тетя ДиДи рассказывала о конкурсе? О той мадам, которая переспала с каждым судьей Калифорнии, чтобы обеспечить себе победу? Или о мамаше, которая угрожала зарезать координатора в детском конкурсе красоты во Флориде, если ее дочь не победит? Этот мир прогнил насквозь.

– За деньги, которые они обещают в этом году, я бы и сама поучаствовала. Если бы не устроилась координатором, конечно, – Лэйси посмотрела на пушистые белые облака и переформулировала свои аргументы, пока я расчесывала Беллу.

– Слушай, я понимаю, правда. Очень непредусмотрительно со стороны твоей мамы, да. Шутка ли – вписать тебя на мероприятие, которое могло бы помочь заработать деньги, ведь ты в них так отчаянно нуждаешься! А главное, она заставляет тебя покинуть дом ради чего-то большего, чем… – Лэйси посмотрела под ноги и сморщила нос, – лошадиное дерьмо.

– Я могу зарабатывать другими способами.

– Да неужели? – ее брови взлетели вверх. – Ты что, теперь сама выполняешь трюки, которым учишь Беллу?!

– Очень смешно. – Я положила руку на круп лошади, чтобы та знала, что я здесь. Прежде чем перейти на другую сторону, я посмотрела на свою самую близкую подругу и сказала:

– Дорогая, в отличие от тебя, я не шлюшка.

– Да уж, скорее монашка в келье, – Лэйси с жалостью посмотрела на мою грудь. – Сколько времени ты здесь, старушка?

– Я берегу себя для брака, – мягко улыбнулась я.

– А, ну да, да. Главное, не дай ей высохнуть. Этим летом легко обгореть, кроме шуток. – Она наклонила голову и улыбнулась, показывая на горы вдалеке. – Ты болталась по этим хребтам от рассвета до заката. Ты был тем, кто изучал и собирал все это дерьмо. К тридцати годам ты собиралась открыть собственную практику и лечить всех животных в радиусе ста миль, помнишь?

О да, когда-то давно я была отличницей в школе, старостой на бакалавриате и абсолютным фаворитом ветеринарной программы в Корнелле. Но теперь я уже не та.

– Для тебя это реальный шанс вернуться, возобновить общение с… ну, знаешь, с живыми людьми… снова стать похожей на себя. Ты практически год скорбишь, это долго. Можешь ты хотя бы попытаться?..

Лэйси определенно знала, что у меня на душе. Я не стала отвечать, сосредоточившись на подготовке Беллы к вечеру.

Может, я и не была королевой красоты, но конюх из меня потрясающий. Стойло Беллы было настолько чистым, что там могли бы ночевать люди, хоть каждую ночь. Слава богу, мне еще не приходилось падать так низко, но, с учетом ежемесячных уведомлений от ипотечной компании, не за горами пора, когда дойдет и до этого. Часики тикали.

– Я заеду за тобой в среду, – сказала Лэйси тоном, как будто все уже было решено. – А, да, и твоя тетя сегодня заглянет к тебе домой, чтобы начать приготовления.

– Приготовления? – Прозвучало так, будто тетя ДиДи планирует привести меня в надлежащий вид для жертвоприношения.

Лэйси повернулась, чтобы уйти, и бросила через плечо:

– Наконец-то и ты узнаешь, сколько усилий требуется, чтобы хорошо выглядеть.

Два

Оберджин – да, дословно баклажан – в Вирджинии оказался столицей старейшего конкурса красоты в истории США.

Мы поселились в «Голубом хребте», названном так буквально из-за голубоватой дымки вокруг горной гряды – такой эффект возникал из-за хвойных, рассеивающих свет.

Поскольку мы находимся в самом сердце Вирджинии, всего в четырех часах езды на поезде от Манхэттена, у нас репутация города, где больше, скажем так, всякой всячины, чем в других заурядных городишках. Речь именно о тех восхитительных странностях, которые ждешь от деревушки на Юге с населением менее трех тысяч жителей, чье благополучие процветает за счет женщин в «безумных платьях». Если вы прогуляетесь мимо зданий из красного кирпича на Мейн-стрит, то увидите не только кофейню «Морнинг Брю», где, помимо латте, продают зелья, помогающие участницам одержать победу, но и «Фиксин» – автомастерскую, где есть… швейная машинка, а также целый склад на случай экстренной переделки одежды в гардеробе для конкурса красоты.

Конкурс Дворца Роз поставляет участников Восточного побережья и становится хорошим стартом для «Мисс Вселенной», «мисс Америки» и Мисс Что Угодно Еще. Плюс ко всему, как я быстро обнаружила, именно наш город предлагает один из самых больших денежных призов за конкурсы красоты в мире.

Я так хорошо знаю вековую историю, потому что, вне зависимости от того, как лично ты относишься к конкурсу, если живешь в Оберджине, это шоу у тебя в крови. Ты или родственник того, кто ранее в нем участвовал, или сам участвовал, или участник конкурса тебя буллил. Моя бабушка – женщина, которую я никогда не встречала, – победила в этом чертовом конкурсе в 1928 году. Все это к тому, что на одну неделю в году наш город существует с единственной целью – демонстрировать сверкающие тиары, поставленные танцы и женщин, рассекающих на высоких каблуках. Все остальное время года мы живем в ожидании этой самой недели.

Чего поклонники ежегодного конкурса красоты, стягивающиеся в Оберджин в своем паломничестве, в упор не замечают, так это того, что все секреты этого конкурса нам известны. Или же мы распространяем сплетни и догадки, что, по сути, то же самое. Даже мама держала меня подальше от этого всего, когда ребенком я слышала о пропавшей победительнице, Мисс 2001. Ее исчезновение стало местным преданием, о котором перешептывались из года в год, хотя никакой новой информации по этому поводу не появлялось.

Впервые мама взяла меня на конкурс в том самом году, и ничего хорошего из этого не получилось. Мне было четыре, я носилась по гримерке, пока не врезалась в участницу, которая как раз наносила макияж. Дамочка упала, задев целую цепочку других полураздетых участниц. В конце концов они поднялись на ноги – с размазавшейся помадой, вывалившейся из переклеенных скотчем пушап-лифчиков грудью и с убийственным взглядом глаз, сверкавших яростью.

Надо сказать, на бэкстейдже мы после этого не бывали, но каждый год я оказывалась втянутой в составление программы конкурса или в организацию заявок на участие для тети ДиДи – и, конечно же, я присутствовала на каждом финале. Я до сих пор помню мое любимое: Мисс 2007 боксирует с мужчиной в униформе. Это воспоминание заставляло думать, что, возможно, я смогу победить, – или, по крайней мере, занять призовое место.

Пожелав Белле и другим семерым лошадям спокойной ночи, я села в раздолбанную 99-ю «Хонду» и помчала к двухэтажному дому с четырьмя эркерами в центре города. Туда, где я выросла с двумя лучшими женщинами на свете: с мамой и тетей ДиДи. Обе никогда не были замужем, и обе были частью каждого хорошего воспоминания, что у меня было.

Не то чтобы тетя ДиДи жила с нами – у нее был свой маленький пентхаус над магазином на Мейн-стрит, так что она могла развлекаться, если хотелось, – но пока я росла, она была у нас каждый день после обеда с тарелкой печенья в руках. Даже когда я стала уже достаточно большой, чтобы оставаться одна, пока мама закончит работу в госпитале, тетя забегала на тортик, или похозяйничать в саду, или дать мне какой-нибудь важный совет. Тем не менее тетя ДиДи даже со всей ее стряпней и добрыми намерениями не могла заменить маму.

Когда я выехала, солнце садилось за горами, оранжево-розовый свет падал на голубовато-желтую обшивку, сделанную вручную.

С первого взгляда едва ли можно заметить домик на дереве, который построила для меня мама, или гвозди, на которые мы повесили разноцветные рождественские гирлянды на следующий день после Дня благодарения. И точно так же вы бы наверняка упустили из виду сгнившие доски у основания дома, засоренные водостоки и опасно устаревшую электропроводку, из-за которой дом мог в любой момент сгореть.

Несколько лет назад мы с мамой обошли территорию и составили список всего, что нужно исправить в этом столетнем доме, – как только я окончу школу и начну работать. А потом она заболела, и все мечты о ремонте, деньгах и настоящей жизни испарились.

Последнее совместное счастливое воспоминание – день накануне ее смерти, когда выдалось несколько часов осознанности. Мама попросила меня открыть шторы в комнате, чтобы она могла посчитать лазурных птичек и пеночек у кормушки, которую я сделала в шестом классе. Ее бледные-бледные щеки порозовели, когда мы вдвоем в последний раз общались с природой, и я вдруг поняла, почему так люблю мир вокруг и животных. Это произошло благодаря маме – она поощряла меня наблюдать и исследовать, рисковать и отправляться навстречу приключениям.

Я вытерла слезы и уставилась в зеркало заднего вида, чтобы увидеть тетю ДиДи, покидающую свой «Кадиллак». Моим первым импульсом, стыдно сказать, было вжаться в сиденье и спрятаться от нее. Тетя ДиДи может быть… скажем так, чрезмерной, и мне совсем не хотелось говорить о том, о чем ей хотелось наверняка, – о моем участии в конкурсе красоты.

Прежде чем я успела ретироваться, она постучала в мое водительское окно.

В отличие от мамы, в основном носившей медицинскую форму или удобные джинсы, тетя ДиДи всегда одевалась сногсшибательно. Сегодня вечером на ней было сшитое на заказ платье цвета лаванды и прекрасно подходящие к нему туфли-лодочки, а в руках она держала форму для запекания.

– Привет, тетя ДиДи. – Я отскребла себя с переднего сиденья и, как положено хорошей племяннице, забрала у нее прихватки и горячее блюдо. Тетя, как оказалось, покрасила длинные ногти в цвет фуксии, на ее указательных пальцах сияли крошечные бриллианты.

– Привет, куколка, – ответила она, легко поцеловав меня в щеку и обращаясь своим фирменным полужалостливым-полуобеспокоенным тоном. Тоном, который очень мне нравился – и в той же степени выбешивал. – Как ты?

Я пожала плечами, игнорируя вопрос и надеясь, что она воздержится от комментариев по поводу моих грязных джинсов или соломинок в волосах.

– Куриная запеканка с рисом, – сказала тетя ДиДи, похлопав по моему плечу. – Я знаю, что ты наверняка подсчитываешь калории в связи с грядущим конкурсом, поэтому вместо масла я положила маргарин для булочек и использовала куриные грудки без кожи.

Мы обе знали, что я отродясь не считала калории. Видимо, из-за ее предположения, что я в любом случае буду участвовать в конкурсе, или же это был всплеск прежде не свойственного мне бунтарства, но я резко выпрямилась, вытягиваясь во все свои метр семьдесят сантиметров роста.

– Мне надо с тобой поговорить, тетя, – сказала я, наблюдая, как она ищет дверь от входной двери.

– Да, дорогая. Что такое?

– Я знаю, ты хочешь как лучше, а мама, уверена, не была в ясном уме, но… Я не могу поверить, что вы планировали, что я… – Кровь прилила к моим щекам, и я глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. – Это… Я… Не могу поверить, что вы вписали меня в конкурс красоты, не обсудив это со мной!

– Дакота, это не то, что ты подумала…

– О нет, слишком поздно! – перебила я, переступая порог гостиной и ставя запеканку на кухонную стойку. – Конкурс начинается через два дня, и, даже если бы я хотела участвовать, я банально не готова! Я год не стриглась, и под моими ногтями грязь – и это не фигура речи! Не говоря о том, что это не моя среда и у меня нет времени учиться очаровывать и пробиваться в высшие круги участниц! Вы слишком долго тянули, прежде чем сказать мне, так что вот так.

– Прости, принцесса, – тетя ДиДи проследовала за мной, уперев руки в бока. – Но с этой минуты пора прекратить вести себя так, будто ты слишком хороша для этого конкурса.

Такого тона я не слышала с тех пор, как в шестнадцать лет пыталась убедить ее подписать мне пропуск школы на день ради одиночного родео.