– Из нас двоих, леди, именно вы не имеете никакого права находиться в этих стенах, – произнес он. – Вы вышли замуж за моего кузена самым гнусным обманом и с помощью каких-то темных махинаций вынудили его переписать на вас завещание. Но будьте уверены – я выведу вас на чистую воду, и вы увидите, с каким удовольствием я буду срывать вашу маску благопристойности.

Он сделал небольшую паузу, и в его глазах мелькнуло что-то отдаленно напоминающее джентльменскую неловкость.

– Что касается моего вторжения в спальню… за это приношу свои извинения. Я не мог предположить, что вы решитесь разгуливать среди бела дня в неглиже, видимо там, где Виктор вас нашел, это в порядке вещей.

С этими словами, резко развернувшись, он вышел из комнаты. Я же, под встревоженное аханье миссис Хиггинс, поспешно набросила платье. Пальцы дрожали, застегивая пуговицы, а в голове, впервые за весь этот безумный день, зародилась трезвая, леденящая мысль: а не была ли моя авантюра с переездом сюда самой большой ошибкой в жизни?

Но колесо судьбы было запущено, и отступать оказалось попросту некуда. Даже если бы я собрала свой скромный саквояж и бежала отсюда под покровом ночи – что дальше? Домой? Туда, где я опозорена, а родители смотрят на меня с немым укором? Нет, это путь в никуда.

Жар решимости вспыхнул в груди, сжигая мимолетные сомнения. Нет, раз уж я взялась за гуж, придется нести его до конца. Я не сдвинусь с этого места, пока не раскрою тайну, не выясню, кто и зачем впутал меня в эту нелепую, опасную игру. И пусть этот высокомерный маг с глазами цвета зимнего неба пылает от ярости, как затопленная печь, ему придется смириться с моим присутствием.

Глава 4

В связи с тем, что моя прежняя комната частично лишилась жилого вида, мне отвели новое пристанище. Оно располагалось в дальнем крыле особняка и было еще менее уютным, чем прежнее. Словно сама тьма и сырость нашли здесь себе постоянный приют.

Воздух был спертым и казалось, что лет пятьдесят здесь не только никто не жил, но и не смел нарушить гнетущую тишину. Держу пари, экономка нарочно выбрала самую мрачную и темную комнату. Старомодная мебель, покрытая призрачным слоем забвения, стояла в неподвижной скорби. Но главным властелином этого загробного царства была огромная кровать с пышным балдахином, увенчанным резными деревянными горгульями. Их искаженные гримасой лики, словно следили за мной из полумрака, навевая неприятные мурашки.

Оставаться здесь на ночь одной было не просто страшно – это было сродни добровольному заточению в склепе, где само время застыло в ожидании чего-то недоброго.

Ужинала я в полном одиночестве за громадным дубовым столом, способным усадить два десятка гостей. Призрачная тишина зала нарушалась лишь потрескиванием веток в камине и тихим звоном приборов. Таинственный маг, к моему глубочайшему облегчению, не почтил трапезу своим присутствием. Я даже позволила себе надежду, что он насовсем ушел из этого дома, воспользовавшись своим порталом, затерялся где-то между мирами и приземлился прямиком в раскаленных песках пустыни, где сейчас и корчится, изнывая от жажды под палящим солнцем.

В тусклом свете одинокого канделябра ужин, вопреки моим мрачным ожиданиям, оказался отменным: сочный стейк с розмарином и томленые овощи.

– Благодаря его светлости, лорду Дереку, с провизией у нас проблем не бывает, – пояснила миссис Хиггинс, расставляя тарелки. – Он и мое жалование исправно оплачивает. Покойный лорд Виктор, царство ему небесное, вечно задерживал расчет на несколько месяцев, да и платил куда как скромнее. Не будь его светлости, кто знает, что сталось бы с этим домом…

В ее голосе прозвучала неподдельная преданность.

– Скажите, миссис Хиггинс, почему вы обращались к нему «ваша светлость»? – спросила я, откладывая нож.

Экономка на мгновение застыла с подносом в руках, глядя на меня с немым изумлением, будто я поинтересовалась, почему небо – голубое.

– Так ведь как же еще величать герцога, миледи? – наконец выдохнула она, пожимая плечами. – По чину, как положено. Он – Его Светлость, герцог Дерек Стилнайт.

Вот как? Значит герцог. И как же мне разобраться в хитросплетениях их родственных отношений с покойным хозяином дома?

– А лорд Виктор ему приходится…эээ …напомните кем?

– Так кузен он его, сын младшего брата покойного герцога. Эх нельзя так про господ говорить, но характер у старика был мерзейший. Это же надо учудить, родного сына, то бишь отца лорда Дерека лишить наследства, правда титула лишить не удалось по закону он все равно переходит к старшему сыну.

Хм…любопытно…

Услышанное меня озадачило, но я промолчала, сделав вид, что продолжаю есть с аппетитом. Признаться я обдумывала мысль: а что, если довериться этому магу? Выложить всю абсурдную правду – что я стала пешкой в чужой игре, что меня подставили, и я не имею ни малейшего отношения к его семье? Но разум рисовал куда более вероятный исход. Герцог с его ледяным взором и суровым нравом в лучшем случае великодушно вышвырнет меня за порог, оставив на произвол судьбы. В худшем – передаст властям как мошенницу. Помочь восстановить репутацию? Навряд ли человек, с первой же минуты видящий в тебе врага, станет тратить на это силы.

Нет, благоразумнее будет затаиться. Притвориться той, за кого меня принимают, и потихоньку самой разузнать, в какую же паутину я угодила.

Взгляд упал на руку миссис Хиггинс, запястье было перевязано белой тканью, на которой выступила сукровица.

– Вы поранились? – вежливо поинтересовалась я.

– Пустяки, миледи, – отмахнулась она, но по тому, как она бережно прикоснулась к повязке, было видно – пустяками это не назовешь. – Давно уж, а все не заживает. Знахарка отвар давала, да толку мало, а к доктору идти показывать – дорогое удовольствие.

Я моментально оживилась.

– Элис, у меня есть хорошая мазь, я сама ее сварила. Она вам вмиг поможет.

Экономка скептически хмыкнула, но, когда прозвучали слова «сама сварила», она сделала шаг назад, и на ее лице застыла неподдельная, почти комичная гримаса ужаса.

– Благодарю покорно, леди Аннабель, – произнесла она, снова отступая к двери, будто я предложила ей скорпиона в меду. – Но уж как-нибудь само заживет. Не извольте беспокоиться.

После ужина, вынув из шкатулки небольшой флакончик с мазью, я отправилась на поиски комнат прислуги. Гостиная и столовая располагались, как я успела заметить, на первом этаже, а вот дальние крылья дома погружались в зловещий полумрак. Длинный коридор, освещенный лишь одной коптящей лампой, уходил в непроглядную тьму. Оттуда тянуло сыростью и пылью.

Я шла почти на ощупь, прислушиваясь к каждому шороху. И мне почудилось, будто из глубины коридора доносятся приглушенные шаги, а следом – тихий, серебристый девичий смех. Я замерла, сердце заколотилось где-то в горле.

Сделав еще несколько неуверенных шагов, я вдруг столкнулась с чьей-то фигурой. Глухой вскрик вырвался у нас одновременно. Передо мной, с круглыми от ужаса глазами, стояла миссис Хиггинс, прижимающая к груди огарок свечи.

– Леди Аннабель! Да что вы тут по темноте шляетесь? Чуть сердце не остановилось!

– Я… я искала вас, – выдохнула я, протягивая ей флакон. – Держите. Мазь. Попробуйте, уверяю вас, это совершенно безопасно.

Она с явной неохотой взяла его, словно в ее руках оказалась гремучая змея.

– И… и скажите, – не удержалась я, – кто еще, кроме нас, живет в этом доме? Мне послышались шаги… и чей-то голос.

Вопрос, казалось, повис в воздухе. Экономка заметно стушевалась. Ее взгляд побежал по сторонам, пальцы нервно обхватили свечу.

– Никого, – отрезала она слишком поспешно и резко. – Вам померещилось. Старый дом, скрипит, гуляет ветром. Больше здесь ни души. Благодарствую за мазь, спокойной ночи.

С этими словами она развернулась и почти побежала прочь, ее фигура быстро растворилась в темноте, унося с собой колеблющийся огонек свечи.

Я смотрела ей вслед, медленно хмурясь. Миссис Хиггинс явно лгала.

Возвращаться в склеп, вернее в комнату, где сейчас сиротливо стоял мой саквояж и висело на спинке стула два платья— не хотелось категорически. Но выбора, увы, не оставалось – пришлось, скрепя сердце, вновь переступить ее порог. Устроившись на гигантском ложе, я тщетно пыталась погрузиться в сон. Мысли о событиях этого безумного дня носились в голове назойливым вихрем, не давая покоя.

В потрескивающем свете догорающего камина уродливые резные горгульи в изголовье кровати словно оживали. Их искаженные лики, пляшущие в переливах теней, казалось, меняли свои гримасы, провожая меня взглядом пустых глазниц. О каком сне могла идти речь? Я ворочалась, зажмуривалась, пыталась найти удобное положение – все было бесполезно.

И вдруг сквозь собственное неровное дыхание я совершенно отчетливо услышала тихие осторожные шаги. Они раздавались прямо здесь, в комнате. Кто-то неспешно расхаживал по скрипучему паркету, будто обходя знакомую территорию, задевая ногой складки ковра. Ледяная волна страха накатила на меня заставляя сердце биться в бешеном ритме.

– Кто здесь? – прошептала я, сжимая одеяло.

В ответ из темноты донесся сдавленный, протяжный вздох, от которого кровь застыла в жилах. Затем – абсолютная тишина, ставшая вдруг оглушительной.

Я испуганно вскочила на ноги, и в ту же секунду что-то холодное и влажное, словно гнилой шелк, коснулось моих босых ступней. Сдавленный крик вырвался из груди. Я метнулась к столику, схватила массивный бронзовый подсвечник и, дрожащей рукой, зажгла свечу от тлеющего уголька в камине.

Дрожащий огонек осветил комнату, отбрасывая на стены пляшущие тени. Никого. Комната была пуста. Но мой взгляд уловил кое-что еще: в дальнем конце, там, где я была уверена, что находится глухая стена, теперь зияла темная щель. Одна из панелей, искусно замаскированная под стену, была приоткрыта, словно кто-то только что поспешно скрылся в потайном проходе.

Сердце колотилось где-то в горле, но отступать было уже поздно. Сжав подсвечник покрепче, я решительно шагнула в темный проем.

Оказалась я в крошечной комнатке, больше похожей на каморку. Убогая железная кровать, простой комод и умывальник в углу. Вероятно, здесь когда-то жила горничная или гувернантка, в те времена, когда дом был полон жизни. Сейчас здесь царила мертвая тишина.

Прямо передо мной была еще одна дверь, приоткрытая в узкий, темный коридор. Судя по всему, это были потайные служебные ходы, по которым когда-то суетилась прислуга, не попадаясь на глаза господам. И тут издалека, из глубин этого коридора, снова донеслись шаги. Тихие, но четкие. Кто-то был там.

Собрав всю свою волю, я двинулась на звук, прижимая горящую свечу к груди, чтобы пламя не вырвало из тьмы мое присутствие. Я прошла несколько шагов, как вдруг ледяной сквозняк, словно чье-то дыхание, пронесся по коридору. Пламя на моей свече отчаянно замигало, метнулось в стороны… и погасло.

Абсолютная, густая, слепая тьма сомкнулась вокруг меня. Я застыла на месте, затаив дыхание, в пальцах зажимая холодный металл подсвечника – мое единственное оружие. В кромешной тьме я шла наощупь, касаясь шершавой стены. Коридоры, казалось, множились и петляли, сбивая с толку, но наконец показался тусклый свет, он лился сверху крутой узкой лестницы, ведущей наверх. Помедлив, я все же подняться по ней, и оказалась на чердаке.

Воздух здесь был спертым, пропахшим пылью столетий и сухой гнилью. В слабом свете, пробивавшемся сквозь мутное слуховое окно, вились призрачные кружева паутины. Пол под ногами ненадежно прогибался, и в одном месте, между расщелившимися досками, зияла тревожная щель. Из нее, нарушая царящий здесь мрак, исходило мягкое, но отчетливое голубое сияние.

Охваченная жгучим любопытством, я на цыпочках подкралась и, стараясь не шуметь, присела на корточки, прильнув к щели. Я смотрела в небольшую комнату этажом ниже – видимо, еще одни личные покои. И он был там.

Дерек Стилнайт.