Это было во вторник, и, как я догадываюсь, именно в этот день Эд Лейн прибыл в Лион. Полагаю, что развитию почти каждой трагедии должно способствовать что-то вроде первоначального толчка, который запускает весь механизм необратимых изменений, ведущих к катастрофе.

«…Любое серьезное решение, воплощение которого в жизнь требует привлечения известного числа исполнителей, безусловно, зависит от их личных качеств. Человеческая природа берет свое. Воспитание, физическая подготовка, темперамент – все имеет значение».

Я уверен, что, когда мой брат писал эти строки, он имел в виду канадского бизнесмена из Ванкувера. Лейн не был, разумеется, как-то связан с операцией. Он собирал сведения о прошлом Брэддока, но в известной степени оказал влияние на события, сыграв роль первоначального толчка. Он видел Брэддока на Кипре за две недели до описываемых событий, а затем уехал по делам фирмы на Средний Восток. Теперь Лейн разобрался с делами и был волен заняться своим частным расследованием. Когда Брэддок находился на пути в Лондон, Лейн разговаривал о нем с одним из немногих людей, способных пролить свет на темные обстоятельства в прошлом Брэддока.

Бригадир генерального штаба встретился с Брэддоком после четырех. Давая показания, бригадир просто сказал, что разговор их подкрепил положительное впечатление, уже сформировавшееся на основании послужного списка Брэддока. Брэддок оказался именно таким человеком, какой в тот момент требовался, и бригадир был полностью удовлетворен. В суде бригадиру не задавали лишних вопросов, он лишь подтвердил, что предупреждал Брэддока о климатических особенностях острова Лэрг. В результате суд так и не узнал, что бригадир был озадачен, даже чуть выбит из колеи ответами Брэддока на некоторые, правда довольно пристрастные, вопросы.

В разговоре со мной бригадир признался, что его заинтересовало, почему Брэддок подавал прошение в генеральный штаб о переводе на остров Лэрг: ведь из его послужного списка следовало, что он один из немногих спасшихся после гибели крейсера «Дуарт-Касл» во время войны.

– Я думал, что ваши воспоминания об этих водах…

– Одно с другим никак не связано, сэр. Видите ли, я провел часть детства в Канаде. Я люблю прохладный климат. Чем севернее, тем лучше. На Малайе было еще сносно, но Кипр… – И внезапно со странной настойчивостью, которая привела бригадира в некоторое замешательство, Брэддок поинтересовался: – Не было ли каких-то особых причин для моего теперешнего назначения на Гебриды, каких-то причин, не связанных с проблемой эвакуации с острова Лэрг?

– Нет, разумеется. А почему они должны быть?

Казалось, на лице Брэддока выразилось облегчение.

– Я просто поинтересовался. Понимаете, когда долго просишь о назначении и вдруг его получаешь… – На твердом, с правильными чертами лице Брэддока появилась мальчишеская улыбка. – Понимаете, становится интересно, что за этим кроется…

– Ничего. Я просто вспомнил о событиях, в которых вы принимали участие в 1944 году.

Бригадир потом объяснил мне, что ему хотелось получше узнать этого человека, он инстинктивно чувствовал, что Брэддок неспроста так насторожился.

– Сколько вас было на плоту в начале плавания?

Бесстрастное, жесткое лицо Брэддока вдруг напряглось, покрылось бисеринками пота, угол рта дернулся в нервном тике. Бригадир внимательно посмотрел Брэддоку в глаза, но тот спокойно встретил его взгляд. Бригадир смутился:

– Зря я начал этот разговор. О таких вещах лучше забыть. Вы были на Гебридах после этого?

– Нет.

– Почему же вы теперь так добиваетесь назначения?

Но Брэддок не смог или не пожелал ответить.

– Это всего лишь… как я уже говорил, какая-то смутная тяга… Я не могу объяснить. – И он вновь улыбнулся озорной чарующей улыбкой: – Я полагаю, что остров Лэрг похож на Канаду.

Бригадир сомневался. Но он ничего не мог поделать, пришлось оставить все как есть. Бригадир еще раз опустил глаза на послужной список Брэддока. Высадка в Нормандии – противотанковые заграждения – Военный крест за отвагу (в одиночку, отстреливаясь из автомата, удерживал мост против повторяющихся танковых атак) – через два месяца командир батареи – получил звание капитана как раз перед прорывом на Рейне, а это звание во время войны равно нынешнему майорскому…

– Перейдем к этой операции. Вам приходилось плавать?

– Немного.

– Хорошо. Таким образом, вы имеете представление, что значит погода для десантных тральщиков, особенно учитывая ваш военный опыт. – Бригадир встал из-за стола и повернулся к окну. – Хотя я хотел познакомиться с вами лично вовсе не поэтому.

Небо сияло ослепительной голубизной, и лучи солнца просачивались сквозь плотно закрытое окно на каменный подоконник.

– Вы когда-либо встречали Саймона Стэндинга?

Брэддок покачал головой.

– Да, я так и думал, что ваши пути не пересекались. Вы совершенно разные люди, что, с одной стороны, может оказаться кстати, а с другой – кто знает… Полковник Стэндинг – комендант и специалист по баллистике. Он на несколько лет младше вас, и это его первая самостоятельная командная должность. Теперь я хочу внести ясность, и пусть это останется строго между нами. Стэндинг занимает данный пост, потому что он талантливый инженер-баллистик. Фактически он один из самых светлых умов, какими располагает наша армия в области управляемых ракет. Но для операции такого типа… Прямо скажем, он не человек действия, не практик, если вы понимаете, о чем я… Его конек – цифры. Официально это его «представление», шанс показать себя, и вы поступаете под его начало как его заместитель. Неофициально я хочу, чтобы вы лично возглавили и провели операцию.

Под пристальным взглядом карих глаз Брэддока бригадир чувствовал себя чертовски неловко. Как он признался позднее, его смущало то, что Брэддок должен был иметь по меньшей мере чин полковника, как и Стэндинг. Он обладал опытом и еще чем-то неуловимым, какой-то уверенностью, выдававшей прирожденного лидера. Бригадиру хотелось понять, что же здесь не так… Но он не стал докучать вопросами.

– Просто принимайте во внимание характер Саймона Стэндинга и делайте свое дело. Помните, что он прекрасный специалист в своей области… ну, будьте с ним вежливее, тактичнее…

– Я постараюсь, сэр.

– Надеюсь, что так.

Сомнения продолжали терзать бригадира, который интуитивно предвидел, что столкновение характеров неизбежно. С того самого мгновения, как Брэддок вошел в офис, его не покидало ощущение, что это – человек слишком большого масштаба, необычайно сильная личность, вселяющая чувство неуверенности, напряжения, даже опасности. Однако бригадир ничего не мог поделать: времени оставалось слишком мало.

– Для вас забронировано купе в ночном экспрессе. Вы поедете вместе с бригадиром Мэтьюсоном из вооруженных сил Шотландии, он введет вас в курс дела.

Бригадир отпустил Брэддока, пожелав ему удачи.

Он размышлял позднее, не нужно ли было обсудить с Брэддоком операцию, но во время беседы бригадир чувствовал себя крайне неуютно. Огромные руки, темные усы, правильные черты лица, казалось выдубленного ветром, густые брови, нависающие над пристальными карими глазами, – этот человек заполнял собой все свободное пространство, он был слишком крупным для штабного кабинета. И когда Брэддок покинул офис бригадира, тот испытал искреннее облегчение.

Поезд вышел из Юстона в девять тридцать пять, через десять минут Брэддок постучался в купе бригадира Мэтьюсона. Подозреваю, что Мэтьюсон поступил на службу в королевскую артиллерию, когда орудия еще возили лошади. Ему, наверное, нравилось ездить верхом. Не думаю, чтобы он был слишком умен, но он умел найти подход к людям, как в свое время к какой-нибудь строптивой лошадке. У него была замечательная память на лица.

– Вроде бы я встречал вас когда-то? – поинтересовался он у Брэддока и был удивлен тем, с какой яростью его предположение было отклонено.

– Полагаю, вы ошибаетесь, сэр.

Но Мэтьюсон настаивал:

– Во время войны.

И, вглядываясь в напряженное лицо Брэддока, он узнал высокого, крепко сбитого юношу в пропитанной кровью гимнастерке, с автоматом, погнувшимся от прямого попадания пули.

– Нормандия. Осень 1944 года. Вы удерживали мост в одиночку.

Усталая, но на редкость обаятельная улыбка осветила жесткое, бесстрастное лицо Брэддока.

– Я вспомнил, сэр. Вы тот майор, чей отряд стоял лагерем в лесу. Вы дали нам еды – тем из нас, кто уцелел. И палатку. Ее хватило почти на всех.

Затем, сидя в купе Мэтьюсона, они распили бутылку шотландского виски, которую бригадир предусмотрительно прихватил с собой в дорогу. За разговорами о войне время летело незаметно. К полуночи бутылка опустела, и они наконец перешли к проблеме острова Лэрг. Мэтьюсон вытащил из папки и вручил Брэддоку план операции:

– Немного напряженный график, но это не моя вина. Десять десантных тральщиков сделают все за вас. Просмотрите план ночью. На любые ваши вопросы я отвечу утром. Меня будет встречать машина, и я отвезу вас в аэропорт Ренфру.

Брэддок, быстро пролистав план, немедленно выразил беспокойство по поводу графика:

– Я немного разбираюсь в тамошнем климате, у меня есть опыт…

– Знаю: вы скитались на плоту. Бригадир генерального штаба говорил мне. Но десантный тральщик – не плот, он может выдержать многое…

– Там открытое побережье. Если задует северо-восточный ветер…

– Вы, смотрю, знаете эти места?

Лицо Брэддока вновь превратилось в бесстрастную маску.

– Я внимательно изучил карту…

У Мэтьюсона промелькнула смутная мысль о том, где он сумел раздобыть карту, когда все магазины уже закрыты…

– Если погода будет против нас… – продолжал Брэддок.

– Вас сюда и вызвали затем, чтобы вы справились с этой чертовой погодой. С погодой и этим парнем Стэндингом.

Мэтьюсон сам знал, что график не выдерживает критики, и постарался перевести разговор с этой скользкой темы:

– Вы встречали прежде Саймона Стэндинга? Слышали о нем?

Брэддок покачал головой.

– Послушайтесь моего совета – не связывайтесь с ним. Он на прекрасном счету в министерстве, но, по-моему, это мерзкий зануда без тени чувства юмора. Самодовольная тварь, редкая сволочь, скажу я вам.

Мэтьюсон искренне рассмеялся, обнажив в улыбке ослепительно-белые зубы, наводящие на мысль о протезах, если учесть его возраст.

– Мне не стоило так говорить о вашем непосредственном командире? Но мы оба прошли войну, а этот педантичный придурок пороху и не нюхал. Небось наложил бы в штаны со страху. Я говорю о настоящей войне – кровь, вонь развороченных кишок, рев тысячи орудий, превращающий рассвет в сущий ад. А они только кнопки умеют нажимать, проклятые электронщики. – Мэтьюсон уставился в стакан: воспоминания минувшей войны навели его на грустные размышления о будущем. – Во всяком случае, я выхожу из игры. Через несколько месяцев выйду в отставку, удеру и поселюсь на ферме рядом с Мельбурном. Понимаешь, удеру в Австралию. Пусть себе играются со своими красными кнопками, сколько хотят. – Мэтьюсон почувствовал, что опьянел, и пробормотал: – Я, пожалуй, лягу спать.

И именно этот момент, к великому удивлению Мэтьюсона, Брэддок выбрал для того, чтобы засыпать его вопросами, имевшими крайне отдаленное отношение к операции. Во-первых, его интересовало, может ли личный состав гарнизона гулять по острову или люди не имеют права покидать расположение части. Когда Брэддок услышал в ответ, что в свободное время они вольны ходить куда им заблагорассудится, а многие становятся орнитологами-любителями, он спросил, не докладывали ли солдаты о каких-либо интересных находках.

– Я имею в виду следы… ну, древних поселений, пещер, чего-нибудь, связанного с человеческой деятельностью?

Мэтьюсон не мог понять, чего он добивается.