Старик сидел на стуле напротив моего стола с разгоряченным, взволнованным лицом и казался мне достаточно убедительным. Поэтому я согласился ничего не сообщать полиции в течение недели, до следующего его прихода ко мне.

Правда, под конец нашей беседы моя вера несколько поколебалась. Он уже встал, готовясь уйти. И тут вдруг его голос зазвенел от возбуждения, а глаза лихорадочно заблестели.

– Если я не приду к вам в следующий понедельник, – воскликнул он, – вы отправитесь в мое жилище и возьмете лицо из барбакана! Вы умный человек и все поймете. Ключ вы найдете в конусах Раннела!

После спокойного изложения фактов, когда он рассказывал свою странную, но последовательную историю, обращение к мелодраме вызвало у меня нечто вроде шока.

Я сказал ему об этом. В ответ старик только улыбнулся какой-то очень усталой улыбкой.

– В следующий понедельник вы будете думать иначе, – тихо сказал он. – У меня предчувствие, что я вас больше не увижу.

– Но когда полиция вас поймает, я приду повидаться с вами, и мы договоримся о вашей защите, – обнадежил я его.

– Может быть, – пожал он плечами. – Это будет любезно с вашей стороны. Однако я боюсь не полиции. Я говорил вам, что, кроме компании «Кэлбойд дизель», за моими чертежами охотится еще кое-кто. Я знаю, что говорю. Германия тоже хочет их получить. Они узнали, что я жив, а рассказ Фрица Тиссена усилил их аппетит. Однако, если я вам скажу, кто является их агентом в этой стране, вы просто рассмеетесь. В ваших глазах я буду окончательно дискредитирован. Но когда меня уже не будет на свете, вы узнаете, кто эти люди. И узнаете, кто убил моего друга. Прощайте, мистер Килмартин.

Он протянул мне руку и, когда я пожимал ее, добавил:

– У меня просто недостает слов, чтобы выразить благодарность за то, что вы так терпеливо выслушали меня. Я очень надеюсь увидеться с вами в понедельник. Но если этого не произойдет, я беру с вас обещание посетить мое жилище.

Лицо его было совершенно серьезным. Я кивнул. Шмидт еще крепче сжал мою руку.

– Я думаю, что вы сразу увидите и поймете, что это дело не относится к компетенции полиции. – Затем, сунув руку в карман, старик извлек оттуда конверт: – Это письмо для моей дочери, Фрейи. Передайте ей, когда отыщете ее. Адрес моего жилища написан в углу конверта.

Он положил конверт на мой стол, надел очки и, взяв котелок, вышел из кабинета.

Я сел и постарался все обдумать за чашкой чая. Рассказ этого человека был убедительным, по крайней мере частично. Я не мог поверить в то, что он убийца. Эван Ллуэллин был крупнее и моложе Шмидта. Утверждение последнего, что невозможно удерживать человека под сверлом одной рукой, одновременно приводя другой машину в действие, было серьезным доводом. И тем не менее все вместе звучало как фантастика. И нацистские агенты, охотившиеся за чертежами дизельного двигателя, и убийство с целью убрать его, Шмидта, с пути.

Если они хотели устранить его, то почему просто не убили? Кого он подозревал как нацистского агента, при имени которого я бы рассмеялся? И вся эта чепуха о том, как компания «Кэлбойд дизель» обманула министерство авиации. «Кэлбойд» вроде бы сообщила в министерство, что, подвергнув испытаниям этот двигатель, пришла к заключению: его изобретатель не в себе.

Шмидту, естественно, вся эта история казалась вполне правдоподобной. Я был в этом уверен. До момента бегства из концентрационного лагеря все в его рассказах было бесспорным. Но все остальное, хотя и базировалось на реальных фактах, было явно воссоздано его расстроенным воображением. Бог знает, что выстрадал этот человек в концентрационном лагере! Он не живописал подробности своего двухмесячного пребывания там. Однако судя по тому, что я слышал о подобных местах, этого было вполне достаточно, чтобы расстроить самый здравый и блестящий ум.

Размышляя подобным образом, я поднял телефонную трубку и попросил секретаршу найти мне инспектора Кришэма из Ярда. Кришэм оказался на месте и знал достаточно об этом деле, чтобы частично удовлетворить мое любопытство.

– Мы учли все обстоятельства, – сказал он. – Однако не забывай, что эти люди были в дружеских отношениях. Шмидт ведь вполне мог попросить Ллуэллина нагнуться и взглянуть на что-то, находившееся под штампом. А там как раз находилась деталь орудия. Еще вероятнее, что Ллуэллин нагнулся что-то поправить, а Шмидт воспользовался этим и, нажав на рычаг, опустил на него сверло. А почему тебя все это интересует?

Я торопливо ответил, что просто хочу прояснить для себя один непонятный момент, и положил трубку, не дав инспектору задать еще какой-нибудь вопрос.

Ну вот все и разъяснилось. А я-то, дурак, не додумался до этого сам. Теперь чем больше я размышлял, тем больше мне все это не нравилось. Я представлял себе длинный, с низким потолком штамповочный цех – так его описал Шмидт. В цехе полно станков, и на пропитанном машинным маслом полу валяются различные детали и куски металла. Шмидт вышел из своего кабинета, чтобы присоединиться к Ллуэллину и проводить его домой, шаги его эхом разносились по просторному помещению. Эван Ллуэллин показывал ему детали орудия, над сборкой которого он работал. Возможно, работа была почти завершена и осталось просверлить какое-то отверстие. Ллуэллин подвел деталь под сверло и включил машину, затем нагнулся, чтобы что-то поправить. А Шмидт, стоявший за его спиной, у которого не было денег, знал, что в сейфе находится заработная плата рабочих за целую неделю, а ключ лежит в кармане у Ллуэллина. И он принял внезапное решение. Увидев, как темноволосая голова Эвана оказалась под вращающимся сверлом, он начал действовать. Так, по-видимому, развивались эти страшные события. И вот теперь я оказался единственным, кто знал, где скрывается Шмидт.

Я взглянул на конверт на моем столе. Мне бросилось в глаза имя Фрейи Шмидт, написанное мелким ученическим почерком. В правом углу конверта был его адрес. Грик-стрит, Лондон, Вест-Энд, 1. Мне следовало позвонить Кришэму, дать ему этот адрес, и к вечеру Шмидт был бы уже за решеткой.

Даже сейчас я не могу понять, почему не сделал этого. Меня, очевидно, остановило мое обещание ничего не предпринимать до следующего понедельника. Если бы я считал этого человека опасным, я бы не колебался. Я думаю, что свою роль здесь сыграло и письмо к его дочери. Я подумал, что сначала должен найти ее. Или, по крайней мере, хотя бы для себя уяснить, насколько правдив рассказ Шмидта. Я не мог отрешиться от того, что в какой-то момент ему удалось убедить меня. Повторяю, только мелодраматическая концовка нашей беседы посеяла во мне сомнения во всем остальном. Я должен был разобраться и доказать либо то, либо другое. Но как это сделать? Вторая часть его истории была совершенно фантастической. И не было никакого способа убедиться в ее правдивости. По его словам, войдя в штамповочный цех, он увидел там тело Ллуэллина. Кинувшись затем в его кабинет, Шмидт увидел открытый пустой сейф. Деньги исчезли, и он сразу понял, что его подставили.

Я закурил сигарету и задумался. Затем взял конверт и открыл его. Внутри лежал всего один листок бумаги. Просмотрев текст, я положил листок обратно и заклеил конверт. Отец ласково прощался с дочерью. Фразы записки врезались мне в память, и, когда я думал о них, у меня возникало чувство вины. Я вторгся во что-то сугубо личное, касающееся только этих двоих людей, много перестрадавших и очень любивших друг друга. Короче, письмо содержало прекрасные, добрые слова. Между строк читалось ощущение надвигающейся неизбежной смерти, которое испытывал этот человек. Он не боялся ее, но беспокоился за судьбу своей дочери. А опасность была реальной. Страх его выдавал и постскриптум, где говорилось: «Человек, у которого я оставляю для тебя это письмо, – мистер Эндрю Килмартин. Он знает мою историю и будет иметь все сведения, которые я сумею получить к моменту моей смерти. Он даст тебе совет. Но до тех пор, пока с них не сорваны маски, обещай мне отказаться от дальнейшей работы. Тебе нужно исчезнуть. Я не могу спокойно умереть, зная об опасности, которая тебе угрожает».

Я отложил в сторону письмо. Конечно, Шмидт обратился ко мне, чтобы заставить колеблющегося человека сдержать обещание. Как я мог позвонить Кришэму после того, как прочел это письмо? Его писал не сумасшедший. Хотя красота и искренность слов могли быть продиктованы и безумием. Я встречался с такими случаями. Если бы только он сообщил, где найти Фрейю Шмидт! Она-то знала истину. Но он не дал мне никакой ниточки для следующего шага. Ничего, кроме уже упоминавшейся чепухи о том, что следует взять лицо из барбакана и что ключ – это слова «конусы Раннела».

Вошел мой клерк и сообщил, что звонили из суда и сказали: дело Рекса против леди Палмер будет слушаться завтра вместо четверга. Это было сложное дело. Я не думал, что его слушание займет много времени, но с ним было связано много хлопотных вопросов, требовавших значительной подготовки. Поскольку заседание суда было перенесено, мне следовало немедленно заняться подготовкой дела. И я решил пока ничего не предпринимать по делу Шмидта. Я ведь дал ему обещание. К тому же я был уверен, что он не опасен.

Большую часть следующего дня я провел в суде. Вернувшись домой, узнал, что меня вызывали и назначили участвовать в процессе по торговле наркотиками. Это дело будет слушаться в четверг в Олд-Бейли^[1]. Адвоката К. С., который первоначально должен был участвовать в этом процессе, внезапно направили в министерство снабжения. Неожиданно свалившаяся на меня срочная работа оставляла мне мало времени, чтобы заняться делом Франца Шмидта. Но я мог сделать хотя был один запрос.

В среду вечером я зашел в бар «Клэчэн», расположенный недалеко от меня в Темпле. Выпил с ребятами с Флит-стрит, которых хорошо знал, и меня представили парню из отдела печати министерства авиации. Я попросил его поинтересоваться в отделе контрактов, знают ли там что-либо о человеке по имени Франц Шмидт или Пол Северин. Если да, то обращались ли они за экспертизой в компанию «Кэлбойд дизель» и что им ответили оттуда? В своем ли уме человек, подававший заявку на изобретение?

– О, вы ожидаете, что вас назначат участвовать в этом деле? – воскликнул парень. Затем он повернулся к другим присутствующим: – Вот, ребята, для вас свежая новость – мистер Килмартин будет защищать Франца Шмидта! – Парень расхохотался.

Я пожал плечами:

– Не думаю. Мне просто интересно кое-что узнать, вот и все. – Я говорил решительно, и они восприняли это как нужно.

Однако утром в пятницу раздался телефонный звонок. Мой новый знакомый сообщил, что я был совершенно прав: Пол Северин обращался в министерство авиации в июле 1939 года с предложением испытать свое изобретение – дизельный авиационный двигатель. Он объяснил, что его мотор значительно легче тех, что сейчас применяются, так как для его изготовления используется особый, открытый им сплав. Инженер действовал очень скрытно и выдвигал много условий для проведения испытаний. Он не хотел выпускать двигатель из поля зрения. Министерство авиации обратилось к компании «Кэлбойд дизель», где обычно проводились все испытания дизельных двигателей, с вопросом о Поле Северине. Компания ответила, что этот человек обращался также и к ним и они испытывали двигатель. Было установлено, что сплав, о котором он говорил, давно известен как действительно крепкий металл. Но, по их мнению, недостаточно надежный, чтобы выдерживать нагрузки, которым подвергается авиационный двигатель. Автора изобретения они охарактеризовали как не вполне нормального, неуравновешенного человека.

Итак, первая часть рассказа Шмидта получила подтверждение. Но правильно ли он интерпретировал их действия? Он был уверен, что крупная промышленная фирма просто пытается заставить его продать им чертежи двигателя и секрет сплава.