Что до прочих волжан, так они полагали, что если товарищ Берг – возродившаяся из пепла Алена-старица, так она могла и товарищей былых свои призвать.

И все пошло, как следует быть.

4. Апрель 1920 года. Устье Волги

Из протокола совещания командования Южным фронтом

«Тов. Орджоникидзе, командарм:

…а не любишь ты, товарищ Разумихин, англичан. Гордиться надо – без малого 20 ихних рож за тебя отдали. По уму, их расстрелять надо было как заговорщиков, но товарищ Троцкий настоял, чтоб обменяли.

Тов. Разумихин, командующий Объединенной флотилией:

– При чем здесь любовь, нелюбовь, товарищ командарм? На этот счет пусть беляки страдают. У которых англичане флот реквизировали. Они всегда так делают, и в Ревеле так же было. А белые каждый раз думают, что союзнички их не обманут и не ограбят. Я вот о чем. После того как англичане забрали все корабли, что белые на Волге и Каме наскребли, все судоходство на Каспии под угрозой. И рыбная ловля, и торговля – все может быть уничтожено. И теперь, когда мы разминировали дельту Волги, самое время сделать бросок через Каспий, ударить по английским базам и забрать все принадлежащие Советской республике корабли.

Тов. Орджоникидзе:

Складно излагаешь, товарищ, как по книге. Да, может, ты ее и напишешь. Вот только где у нас английская база и захапанный ими флот? В Шахристане Энзели. А это Персия! Иран! С которым Советская Россия войны не ведет.

Тов. Разумихин:

Иран – слабое государство, ткни – и развалится.

Тов. Орджоникидзе:

Это ты Совнаркому объяснять будешь. Короче, то, что ты предлагаешь, имеет смысл, только если мы быстро выбьем из Энзели англичан и белых, а тамошний пролетариат отделится от Ирана. Тогда шахская власть, возможно, и начнет разваливаться. Но Речной флотилии для этого недостаточно. Нужна поддержка с воздуха и с тыла.

Тов. Разумихин:

У нас имеются гидросамолеты и гидропланы. Авиационные удары мы обеспечим. А вот как обойти Энзели с тыла – не вполне понимаю.

Тов. Орджоникидзе:

Вот смотри…»

Астрахань, начало мая 1920 г.

– И чего они там телятся! – бубнит Филька Рябой, теперь именуемый товарищем Рябовым. – Подумаешь, через Хвалынь-море перейти. И в прежние времена ходили в Персию-то, за зипунами. А на нынешних кораблях, считай, ночь прошла, и мы там будем!

– Будешь, когда минный тральщик пройдет, – отвечает стоящий рядом балтийский матрос. – Беляки, суки, выход к морю заминировали, когда до Персии драпали.

Филька и прочие не спорят. Они уже знают, что такое мины и всякое современное оружие. Теперь у них вместо ручниц винтовки, а кое-кто и пулеметными лентами перепоясался.

За год они вполне вписались в состав флотилии, которую нынче объединили с Астраханской. А что бы им не вписаться? Если подумать, нынешние времена не шибко отличаются от тех, из которых они пришли. Разве что воевод и бояр к стенке ставят, а не кидают с раската. И товарищ Комнин кое в чем не ошибся: многие из них – старой веры, и то, как новая власть обходится с попами-никонианами, их ничуть не смущает.

А теперь вот на Персию собрались идти. Как при Степане Тимофеиче. Ради такого кой-что и потерпеть можно, ибо приказы нынешних атаманов, которых нынче величают «краскомы», порой им странны.

Некоторые даже бороды стали подстригать, пусть и не брить совсем.

И Алену кликать Марьяной.

Вот и она подходит.

– Ну что, товарищ Берг, скоро ли выступаем?

– То ведают высокие товарищи, – спокойно отвечает она, – не нам чета.

На совещание командования ее не позвали. Зато ее разыскал совсем недавно прибывший в штаб товарищ. По документам он числится как Якуб-заде Султанов, но чаще его называют «товарищ Яков». Он совсем молод, но выглядит старше своих лет – с грубоватыми чертами обветренного лица и бритым черепом. Его очень уважают за лихость, говорят, именно он два года назад пристрелил в Москве германского посла. Но с Марьяной он разговоры водил не об этом, совсем не об этом. Содержание беседы комиссар пока бойцам не пересказывает. Всему свое время.

– Товарищ командарм, верно, вестей из Закавказья ждет, – говорит она.

Одна из вещей, которая восхищает новоприбывших, – возможность быстро получать вести издалека и без гонцов.

– Так ведь башню-то со «Степана Разина» сняли!

Когда они вернулись в Итиль-город, поступил приказ вернуть на берег башню, размещенную на батарее. Для дальнейшего изучения.

– И то верно, – сказал тогда Незлобин. – Кто еще из-за этой дальней связи может заявиться? Полчища монгольские? Поляки с самозванцами? Или вовсе страшные звери-монстры, которые, как ученые люди твердят, в незапамятные времена на Волге водились?

Марьяна тогда ничего не ответила. А сейчас сказала:

– Без башни обойдутся, телеграфа хватит. А «Степан Разин» для других целей послужит. На нем не только батарея размещена, с него и самолеты взлетать могут.

* * *

Они выдвинулись, когда пришла шифрограмма, сообщавшая, что выступивший из Ленкорани кавалерийский полк приблизился к Энзели.

И когда город был взят в клещи и по нему били с неба, моря и суши, пришельцы из прошлого увидели, чем нынешние войны отличаются от прежних, на которые их водил Степан Тимофеевич. Это их ничуть не напугало. Да и сам Разин тоже был здесь – пусть и в виде артиллерийской батареи.

* * *

В Совет народных комиссаров – из штаба Южной армии

Энзелийская экспедиция завершена успешно. 23 военных корабля возвращены Советской России. Английские и белогвардейские части разбиты, остатки их бежали на подконтрольные шахскому режиму территории. Пролетариат Шахристана во главе с Кучук-ханом сверг прогнившее местное правительство, создана Гилянская советская республика. Для ее поддержки оставленный в Энзели воинский контингент переформирован в Гилянскую Красную армию (начштаба и комиссар – тов. Я. Султанов) и прибрежную эскадру (командир – тов. Ф. Рябов, комиссар – тов. М. Берг).

1921 год

Москва. Из протоколов заседания Совнаркома

«…учитывая усложнившуюся международную обстановку и невозможность свержения шахского режима, поддержку Гилянской республики счесть нецелесообразной, воинский контингент вывести.

Товарищу Литвинову – вновь заявить на международной конференции, что рейд на Энезели был личной авантюрой местного командования и предпринят без ведома Советского правительства. Тов. Разумихина привлечь к ответственности.

…засекретить часть работ Лаборатории дальней связи, связанных с событиями мая 1919 г. Предоставить доступ к этим работам сотрудникам Коминтерна.

Проф. Шахову следует ускорить постройку башни на Шаболовке и завершить ее в начале следующего года».

В генеральный штаб РККА – из Секретного отдела

«В связи с материалами, предоставленными тов. Я. Блюмкиным, курирующим восточное направление, в ведение отдела переводится выведенный из Гилянской республики отряд, за который отвечает тов. М. Берг. Учитывая сообщения лондонского агента Н. Рериха, рекомендуется направить отряд М. Берг в Тибет для установления связи с так называемой Шамбалой. Тов. Блюмкин, однако, считает сообщения Рериха сомнительными и настаивает на Тянь-Шаньском направлении. Вопрос в настоящее время обсуждается…»

Эпилог

На Волге, а также на Оке и Каме давно нет военных кораблей. Те, что пережили две великие войны и множество сражений, были пущены на лом.

Лаборатории дальней связи в Итиль-городе также давно нет. Несколько лет спустя после Гражданской, когда радио, стараниями этой лаборатории, и впрямь вошло почти в каждый дом, по крайней мере в Итиль-городе, где все крыши щетинились антеннами, лаборатория была переведена в столицу. Ей дали другое имя и поставили другие задачи.

Зато в каждом крупном городе высятся башни из металлических сетей. Первые строил Шахов, другие – его последователи. Те, кто гнал радиоволны над рекой, также были к этому причастны.

Над Волгой зачастую стоит туман. И кто знает, что может из этого тумана выплыть?

Давно вернулись в море миноносцы,
Как лебеди, они ушли на юг,
За вами, павшие, за вами, крестоносцы,
Прислали рать железнокрылых вьюг…

От автора

Хотя содержание рассказа является фантастическим, в нем использованы факты из истории Волжской военной флотилии и Нижегородской радиолаборатории, основанных в 1918 г. У ряда персонажей, а также у пароходов имеются исторические прототипы. Политические и военные деятели упомянуты под реальными фамилиями. Рейд на Энзели состоялся 17–18 мая 1920 г.

Дмитрий Костюкевич
Водолазы

РАКОВСКОМУ В.Т.

26 августа 1959 г.

Уважаемый Виктор Трифонович!

Знаю Вас как скромного, вдумчивого автора, который всегда трезво принимает даже резкие редакторские замечания и соглашается на доработку рукописи. Ставлю Вас в пример молодой литературной поросли.

И мне, право, жаль, что и в этот раз не могу порадовать Вас новостью о беспрепятственном опубликовании Вашей повести «Немота». Предстоит, если Вы согласитесь, существенная перепашка рукописи. Смена, так сказать, общего духа, смысла и мотивов.

Без этой доработки не могу пустить Вашу вещь в журнал – сделай это, навлек бы на Вас стрелы жестокой критики. Необходимо спасти то главное, жизненное, что есть в повести, спасти ценой решительного переформатирования и сокращения. Редколлегия согласна с моей оценкой.

Без обид откликнитесь на это письмо. Прошу Вас явиться в издательство по возращении в Москву (поэтому письмом, а не звонком). Назначу Вам редактора, с которым, уверен, Вы решите все вопросы изложения. Искренне хочу напечатать Вашу повесть, памятуя об интересе читателя к Вашему творчеству.

Желаю добра.Э. Таюрин

* * *

ГУКУ А.

26 августа 1959 г.

Уважаемый Александр Гук!

(Вы не сообщили Вашего отчества, оттого обращаюсь в угловатой форме.)

Ваш роман «Водолазы» прочел одним духом с огромным интересом. И признаюсь, удивлен Вашей низкой самооценкой написанного: в самом начале письма Вы говорите, что готовы услышать «нет». Так стелют себе соломку, чтобы не больно падать после редакторской резолюции, и обычно падают.

Но не в Вашем случае.

Литературные достоинства «Водолазов» оцениваю очень высоко, как и мои товарищи по редакции. Материал романа вроде как не свойственен искусству, однако Вам удалось написать особую, смелую вещь, посвященную глубокому первобытному пороку человеческой психики – страху перед жизнью. И сделать это с удивительным откровением и читательским эффектом.

Роман печатаем в десятой (октябрьской) книжке. Кстати, не думали изменить название? Не настаиваю, но «Водолазы» концентрирует уж больно на другом, отвлеченном, профессиональном. Да и вторит названию книжки Смоленского. Но решать Вам. Подумайте.

Все не нарадуюсь, что открыл для себя – а скоро и для читателя – Вашу вещь, ибо это большая редкость и удача в редакторской жизни.

В ближайшее время вызовем Вас в редакцию – предложить договор. Приезжайте и привозите еще для «Литературной жизни» рассказы, о которых вскользь упоминаете в письме.

Сообщите Ваше отчество.

С большим сердечным приветом.Э. Таюрин

* * *

Многое осталось в тумане. Почти все.

В центре всего была рукопись, но туман наползал даже на исписанные листы…

Из тумана проглядывало здание редакции ежемесячного литературно-художественного журнала «Литературная жизнь». Светлый фасад оплетал тонкий узор молодого плюща. Редакция устроилась на углу Смоленской площади и Рещикова переулка, и ее большие глазастые окна с треугольными сандриками и рокайлями будто вглядывались в прохожих, высматривая начинающих талантов.

Окна смотрели мимо Виктора Раковского, который пересек площадь, взбежал на низкое крыльцо и толкнул дверь.