Он посмотрел на единственное приличное строение во всей провинции, венчавшее холм. Город Персепликвис, признанный совершенством, служил образцом для всех городов империи. Как дворец был сердцем столицы, так центром Урлинея однажды станет резиденция губернатора – когда у города наконец появится губернатор. Пока что там располагалась приемная легата, командира Седьмого легиона, которому было поручено отстроить город и укрепить границу.

«Может, оставаться невидимкой – все-таки неверный подход?»

Очередная муха укусила его за ухом.

Прихлопнуть ее не удалось: он промахнулся.

Когда Мовиндьюле вошел в штаб командования, человек, сидевший за столом, перевязывал свитки, скрученные аккуратными трубочками, и убирал их во встроенные в стены ячейки. В представлении Мовиндьюле именно такими делами занимались рабочие пчелы в глубине улья. Для этого требовалась примерно такая же острота ума.

– Чем могу помочь? – Штабной офицер, исполнявший обязанности секретаря, известный как палат, не столько задал простой вопрос, сколько намекнул, что Мовиндьюле незачем здесь находиться.

Это создание, по сути, прислуга легата, подай-принеси. Тощий, унылый человечишка с бледной кожей, маленькими глазками и острым носом.

Будь этот мелкий палат мертвецом, его тело как раз подошло бы Трилосу, чтобы действовать Мовиндьюле на нервы. «Как тебе этот, Мовиндьюле? Смотри, у него все зубы на месте. Погляди! Разве тебе не нравится его занудный голос? Напоминает цикад поздним летом. Хочешь, спою? Как насчет “Братьев-пиратов”? Тебе же нравится эта песенка, да?»

Наверняка Трилос – демон. Кто еще жил дольше фрэев, селился в мертвых телах и знал об Искусстве больше, чем все миралииты, вместе взятые?

Палат наклонился вперед, не вставая из-за стола.

– Я спросил, чем могу…

Мовиндьюле не ответил, как не стал бы вступать в беседу с собакой, лающей на крыльце доходного дома, когда пришла пора платить за аренду. Широким шагом он пересек комнату и прошел по коридору. По легкому взмаху его руки дверь в кабинет легата распахнулась и с грохотом врезалась в стену.

– Деметрий! Что… – Легат Линч, командир легиона и исполняющий обязанности губернатора имперской провинции Калиния, замер, увидев Мовиндьюле. Они были едва знакомы, но Мовиндьюле явно произвел на него впечатление.

– Прошу прощения, сэр! – прокричал прибежавший следом Деметрий.

Мовиндьюле захлопнул дверь так же, как открыл ее, надеясь ударить ею штабного офицера. Увы, он плохо рассчитал время и промахнулся, но удовлетворился приятным стуком, раздавшимся, когда не сумевший вовремя замедлить шаг Деметрий врезался в дверь.

– Он еще жив, – заявил Мовиндьюле, однако, проследив за взглядом Линча, недовольно нахмурился. – Да не палат, а принц.

Словно в подтверждение его слов, дверь задрожала. Деметрий безуспешно пытался открыть ее.

– Опять вы, – пробормотал Линч, выказав куда меньше уважения, чем Мовиндьюле, по собственному мнению, заслуживал. Если учитывать его мнение, Линч должен был по меньшей мере пасть ниц.

– Да. А вы полагали, я не останусь здесь, чтобы проверить, как выполнено задание? – огрызнулся Мовиндьюле. – Я отдал… император отдал строгий приказ – подстроить смерть его сына. Нифрон не хотел, чтобы Нолин вернулся с задания, однако принц жив. Вы что, забыли?

– Я назначил принца Нолина старшиной крошечного разведывательного отряда, – ответил Линч, – и приказал им отправиться в ущелье в глубине гоблинских земель, откуда нет выхода. Он никак не мог выжить.

Линч был самым отвратительным типом рхунов, или людей, как их теперь называли: старым, обрюзгшим, седовласым и обессиленным. Сморщенная кожа лица напоминала корку гниющей тыквы. Мовиндьюле пришло в голову, что рассудок легата тоже повредился.

«Если его голова так прогнила снаружи, какова же она изнутри?»

– И тем не менее он жив.

– Именно. И как вы это объясните? – Легат откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, выражая чрезмерную самоуверенность.

Мовиндьюле поразило, что этот шут задает ему вопрос, на который он сам требовал ответа.

– Очевидно, вы ни на что не годны.

– Будь я некомпетентен, никогда не стал бы легатом.

– Да ну? Тогда чем вы это объясните?

– Провидением, – заявил командир легиона с такой интонацией, будто это слово обладало волшебной силой. – Это был дурной приказ. Негоже императору убивать собственное дитя, особенно без повода и столь трусливым способом. Возможно, император желает сыну смерти, но боги явно не согласны с таким раскладом. Другого объяснения и быть не может.

Некоторое время Мовиндьюле смотрел на дурака, обдумывая его глупость.

– А вы боитесь богов сильнее, чем императора?

– Как и любой здравомыслящий человек.

– Ха! – Мовиндьюле кивнул, отметив про себя, что в сознании людей боги стояли выше императоров.

Поначалу Мовиндьюле намеревался всего лишь еще раз пригрозить Линчу. Будучи командиром Нолина, легат мог бы дать принцу новое смертельное задание. Однако теперь у него появилась совершенно другая идея – великолепная поэтичная расплата, перед которой невозможно было устоять.

«Если здесь действует Провидение, то мне впервые выпали настолько удачные карты».

– Хорошо, но что если я скажу, что я вовсе не посол императора? Что я подкупил солдат, сопровождавших меня в прошлый раз, чтобы они предоставили фальшивые документы, а сам я украл эту форму и подделал имперскую печать на представленной мною бумаге? Что если я скажу, что планировал это десятилетиями, поэтому знаю все протоколы, нужные имена и правильную терминологию?

– Меня это не удивит. – Линч встал, и на губах его заиграла улыбка.

«Потому что он больше меня, а я безоружен, вот он и не боится. Под его командованием чуть больше пяти тысяч солдат, и он ошибочно полагает, что у него все под контролем».

Мовиндьюле кивнул.

– А если я открою вам правду о том, что я бог? Похоже, вы верите, что они превосходят императоров.

Линч рассмеялся.

– Должен признать, наглости вам не занимать.

– Ах, вижу, вы мне не верите. Вам нужно доказательство. – Мовиндьюле позвал Деметрия, после чего щеколда наконец заработала, а дверь распахнулась.

За ней стоял штабной офицер, с подозрением глядя на нее.

Мовиндьюле поманил Деметрия в кабинет.

Легат сделал еще шаг вперед и сильнее выпрямился, выгнув спину и выпятив грудь. Вместо формы он был одет в облачение, напоминавшее имперский вариант древней фрэйской ассики. Подобной моды Мовиндьюле не одобрял. Похоже, Линч слишком привык к роли губернатора.

– Деметрий, этот глупец только что сознался в государственной измене. Приведи стражу, – скомандовал Линч.

Палат бодро кивнул и развернулся к выходу. Он сделал всего шаг перед тем, как дверь вновь захлопнулась.

– Как она это делает? – спросил Деметрий себе под нос и огляделся. – Сквозняк?

– Нет, – ответил Линч. – Этот самозванец показывает какой-то фокус. Пытается произвести впечатление, заставить нас поверить, что он бог. – Он с отвращением покачал головой. – В этих местах для такого требуется нечто большее, чем игра с дверями.

– Ладно. Вам нужна демонстрация. – Обратившись к клерку, Мовиндьюле сказал: – Деметрий, пройдись для меня по кругу, хорошо?

– Что? – Палат с изумлением повернулся и посмотрел на обоих.

– Моя ошибка, – признал Мовиндьюле. – Я не собирался просить. Выполняй. Сейчас же!

Палат начал обходить кабинет по кругу. Он тоже был одет в паллий, но не столь хорошо сшитый, как у легата, и не имевший золотой каймы. Он шагал, болтая висевшими вдоль тела руками.

«Хм, у него короткий шаг, и он просто переступает с мыска на пятку».

– Деметрий, я отдал приказ! – рявкнул Линч.

– Простите, сэр. Я… Я не знаю, что происходит. Не могу остановиться.

Мовиндьюле поднял руку, и палат замер.

– Посмотри налево, – сказал он, и Деметрий повернул голову. Мовиндьюле некоторое время разглядывал его профиль. – Теперь направо.

Линч в ярости подошел к двери и сам дернул за ручку, но дверь все так же не поддалась.

– У тебя очень напряженная осанка, и ходишь ты немного вразвалку, – сообщил палату Мовиндьюле. – Так, теперь мне нужно послушать, как ты разговариваешь. Пары слов недостаточно. Я хочу, чтобы ты… о, знаю, давай-ка ты продекламируешь этот ужасный стишок, который так популярен среди солдат. Про братьев-пиратов. Наверняка ты его знаешь. Похоже, нынче его все знают.

Корчась, Деметрий сделал глубокий вдох и начал:

Пираты Уилл, Дилл и Билли Проныра
Под флагом с костьми исходили полмира
И всюду разбои чинили свои,
Пока не решили ограбить Мак-Фи.
Тут к ним повернулась удача спиною,
И Билли во рву захлебнулся водою.
Увязли в невзгодах, как в тине, друзья.
Они не вернулись на борт корабля.

– Деметрий, что ты делаешь? – возмутился Линч. – Прекрати немедленно, иди сюда и помоги мне управиться с этой дурацкой дверью!

Деметрий продолжал:

А Дилла с Уиллом поймали, скрутили,
Отдали под суд и в тюрьму посадили.
Их камера меньше колодца была,
А вредный судья – воплощение зла —
Так говорил, издеваясь над ними:
«Еще пожалеете, что вас родили.
Извольте забыть навсегда про свободу,
А ключ от оков я с моста брошу в воду».

Мовиндьюле обошел вокруг Деметрия, изучая его, прислушиваясь к тому, как он выговаривает слова, какой у него акцент, тембр голоса и интонация. Вряд ли Мовиндьюле придется подражать ему с точностью, но он хотел более-менее разобраться в том, как палат в принципе разговаривает. Усвоить стиль поведения было проще, чем манеру речи.

Деметрий продолжал:

«Вы у меня, – им сказал его честь, —
Забудете скоро, как пить и как есть.
Выпустят вас после смерти отсюда.
Наши клопы – настоящее чудо.
В хворях свои вы закончите дни
За то, что решили ограбить Мак-Фи».
И в страхе подумали оба злодея,
Что проще во рву утонуть поскорее,
Чем таять от голода здесь постепенно
И век доживать на подстилке из сена.

– Во имя всех богов, заткнись! – вскричал Линч.

– Да, достаточно. – Мовиндьюле поднял палец, и Деметрий еще раз вдохнул, но замолчал. Повернувшись к Линчу, Мовиндьюле прибавил: – А теперь доказательство. Смотрите внимательно, а не то упустите.

Мовиндьюле щелкнул пальцами, и палат взорвался.

Глава седьмая
Вор и кочерга

– Совсем как Гронбах, да? – сказал Сеймур, сидевший у очага в доме Сефрин.

Он уже не смотрел на нее; монах погрузился в созерцание разведенного им огня, на удивление аккуратно поправляя кочергой поленья в камине. Он сидел на маленьком табурете из кленового дерева высотой всего фут. Сефрин купила его для Нургьи. Ее сын, пока еще младенец, до сих пор не пользовался им. В двери ее разума упрямо стучалась мысль, что этого уже никогда не произойдет, но она изо всех сил держала их закрытыми. Нельзя было впускать эту мысль, так как Сефрин знала, что иначе она сойдет с ума от страха. Ей необходимо очистить разум и подумать. Но с постоянным стуком в сознании это было так трудно. В голове мелькали образы Нургьи: его пухлое смеющееся личико, воркующий ротик, то, как он тянет ручки, сжимает и разжимает пальчики. Такой крошечный, такой беспомощный… где он теперь? Что с ним происходит? Неужели он заперт в каком-нибудь ящике, плачет и зовет свою маму?

Сефрин чувствовала себя такой же беззащитной, как ее сын. Она не могла плакать: на это не было времени. Нужно было что-то придумать, совершить невозможное. Слезы придут потом. Они последуют за решающим ходом игры – когда она либо вернет сына, либо навеки потеряет.

– В том смысле, что он тоже тебя мучит, заставляет исполнять его волю. Классический Гронбах.