Он был одним из наблюдателей в растущей толпе, и, судя по его виду, вряд ли у него водились лишние деньги. Однако, даже не поинтересовавшись суммой, он достал нужное количество монет и протянул их пекарю.

– А завтра она украдет еще один, – проворчал пекарь.

– Разбираться с будущим следует тогда, когда оно наступит, – ответил человек. Он протягивал монеты, не сводя взгляда с жены и дочери пекаря. – Как много счастья можно купить, всего лишь заплатив за буханку хлеба.

Похоже, пекарю не понравилось, как незнакомец смотрит на его семью. Он усмехнулся, схватил монеты и повернулся к жене, которая теперь сжимала дочку едва ли не так же крепко, как Арвис держала хлеб.

– Спасибо, – обратилась Сефрин к мужчине, которого никогда раньше не встречала. Он был не молод и не стар. Простая туника и плащ не давали и намека на то, кем он мог быть. Возможно, Сефрин находилась под впечатлением его щедрости, но ей показалось, что он смотрит на нее с сочувствием. – Вы невероятно добры.

– Жаль, не могу сделать больше, – ответил он и прибавил, проводив взглядом удалявшуюся с буханкой в руках Арвис: – Но, боюсь, для этого нужно чудо.

– Прошу простить меня, – сказала Сефрин, заметив, что Арвис растворилась в толпе.

Догнав ее, она схватила женщину за руку и отвела в ближайший переулок. Арвис крепко стиснула зубы, в глазах застыло угрюмое выражение. Она была готова к тому, что ее начнут отчитывать.

– Арвис, – начала Сефрин, – мне нужна твоя помощь.

Женщина уставилась на нее, всем своим видом напоминая перепуганную черепаху. Она подняла плечи, опустила голову и щурилась, несмотря на отсутствие солнца.

– Слышишь? Мне нужна твоя помощь.

Смысл слов медленно доходил до Арвис.

– Не понимаю. Хлеб… я…

– Забудь о хлебе, хорошо? Я в отчаянии.

Арвис закивала.

– Тебе нужна моя помощь?

– Да. – Разговаривать с Арвис – все равно что кричать через закрытую дверь.

– Ладно. – Арвис моргнула и вылезла из черепашьего панциря.

– Можешь кое-что для меня сделать?

– Все что угодно.

«Кроме как вернуть украденный хлеб, судя по всему».

– Я не шучу, Арвис. Это может быть опасно.

Женщина так затряслась от смеха, что чуть не выронила из рук вожделенный хлеб.

– Думаешь, мне не плевать на опасность? – спросила Арвис, вытирая с глаз слезы. – Каждое утро, когда я выползаю из-под крыльца мясной лавки, я в опасности. – Она помолчала, задумавшись, и покачала головой. – Вообще-то прошлой ночью меня укусила какая-то тварь. Вся моя жизнь полна опасностями. – Арвис посмотрела на хлеб. – И я говорила правду. – Она протянула буханку Сефрин. – Для тебя я готова на все.

– Мне не нужен хлеб, Арвис.

– Да? Тогда мне тоже. Я его не заслуживаю. Я не могу о нем заботиться.

«Какой особенной заботы требует буханка хлеба?»

Сефрин толкнула буханку обратно.

– Арвис, слушай внимательно. Сосредоточься. У тебя есть знакомые среди воров?

– Конечно, сколько угодно.

– Я говорю не о простых карманниках или разбойниках с большой дороги. Мне нужен… – Сефрин толком не знала, кого именно ищет. – Очень хороший вор. Который может открыть очень сложный замок.

– Тебе нужен Эррол.

– Да?

Арвис кивнула.

– Он лучший.

– Хорошо. Где я могу его найти?

Арвис презрительно нахмурила кустистые брови.

– Ты его не найдешь. Я скажу ему, что ты хочешь с ним встретиться.

Сефрин покачала головой. Прожитые столетия научили ее не полагаться на других в том, что она могла сделать сама. Большинство людей были раздражающе несообразительны и сдавались при первых же трудностях.

Сефрин никогда не сдавалась. «Всегда есть путь получше», – повторял Брэн любимые слова своей матери, но Сефрин, сражавшаяся против непреклонного и нередко равнодушного правителя, перефразировала их: «Всегда есть другой путь». Встретив на своем пути препятствие, она, по возможности, обходила его, а если нужно, даже перепрыгивала.

Именно так она создала Имперский совет. Когда на ее петиции не обращали внимания, она возглавляла протесты. Когда имперские солдаты убили троих протестующих, она организовала всеобщую городскую забастовку. Целую неделю на улицах не было телег, на рынках – продуктов, в доках – рабочих. И, что, наверное, пуще всего обеспокоило императора, нигде, даже во дворце, не было слуг. Обстановка накалялась. Народ панически боялся голода или императорской кары. Кажется, Сефрин не спала всю неделю. Ей приходилось быть везде и сразу, убеждать народ, что план сработает. Только она могла этого добиться. Чем важнее исход и чем меньше времени тратишь на его достижение, тем сильнее Сефрин желала взять все в свои руки. В случае с Арвис это было втройне важно.

– Я должна пойти. Это слишком важно.

Арвис покачала головой.

– Это так не работает.

– Ладно. Пойдем вместе.

– Нет, – сказала Арвис. – Тебе нельзя.

– Почему? Это что, тайное место? Ладно. Завяжи мне глаза, покрути меня на месте, хоть по голове ударь и тащи силой.

– Нет, – уперлась Арвис.

Они зря тратили время, а Сефрин не знала, сколько песка еще осталось в часах. Она боялась услышать у себя в голове Голос: «Уж прости. Ты действовала слишком медленно. Твой мальчишка мертв. Монах тоже. Все потому, что ты не смогла…»

– Ты не понимаешь, что поставлено на кон. – Сефрин заговорила тихим, но твердым голосом. – Я не могу поручить это тебе, Арвис, просто не могу. Ты… Во имя империи! Ты все время что-нибудь забываешь! Даже не можешь вспомнить, почему тебе обещали дать хлеб!

Арвис съежилась, снова скрывшись в черепашьем панцире. Упавшие в переулок лучи солнца осветили ее глаза, в которых блеснули навернувшиеся слезы. И все же она не уступила. Коротко вздохнув, только тихо повторила:

– Нет.

– Почему?

– Это дурное место.

– Мне все равно…

– Я тебя туда не пущу. Оно не для таких, как ты. – Арвис вытерла один глаз. – Нельзя сжечь пепел или опрокинуть упавшее дерево. Разве не понимаешь? Мне уже нельзя причинить боль, но тебе еще можно. Ты пока еще целая и хрупкая. И ты – хороший человек, чистый и достойный. Что бы ты ни говорила, я не позволю им причинить тебе зло. – Она вытерла второй глаз. – Я найду Эррола. Скажу, что ты хочешь его нанять. – Арвис повернулась и быстро пошла прочь по переулку.

– Дай ему знать, что я заплачу любую цену! – крикнула ей вслед Сефрин.

– Ладно. Скажу, что ты с ним переспишь.

– Что? Нет. Подожди, Арвис!

Но женщина свернула за угол и исчезла.

Когда Сеймур вернулся домой, уже стемнело, а Сефрин, вышагивая по комнате, порвала ремешок сандалии. Она не стала зажигать лампу или разводить огонь, поэтому в комнате было темно и холодно. Много веков прожив в этом доме, она впервые заметила, как здесь может быть темно и страшно.

«Вчера, задолго до этого часа, кто-то или, возможно, что-то вошло сюда, убило Мику и размазало по стене ее кровь».

Сефрин никогда не жила одна. Много лет она провела с родителями. После переезда в Персепликвис снимала комнату, потом сама стала хозяйкой, затем устроила приют для толпы нуждающихся, но, так или иначе, с ней под одной крышей всегда был хотя бы один человек.

«Пустой дом – одинокое место, огромный гроб с мебелью и окнами».

При виде вернувшегося Сеймура она испытала облегчение. Теперь ей было на что смотреть, кроме мрака, было что слушать, кроме собственного сердцебиения, и было о чем думать, кроме ужасных мыслей о сыне, к которым, несмотря на все старания отвлечься, она постоянно возвращалась.

Тихо пробравшись в дом, Сеймур опасливо заглянул в дверной проем. Скорее всего, решил, что погруженный во мрак дом не предвещает ничего хорошего, и боялся стать очевидцем очередной кровавой картины, в центре которой была бы она, Сефрин, или по крайней мере ее нога, рука или отрубленная голова. А послание кровью было бы адресовано ему:

ТВОЙ ЧЕРЕД, СЕЙМУР. НЕ ПОДВЕДИ МЕНЯ, КАК СЕФРИН.

ПОМНИ: НИКОМУ НИ СЛОВА!

– Нашел что-нибудь? – спросила она, прежде чем он вошел в дверь.

Монах вздрогнул.

– Ох! Э… нет. – Он откинул капюшон и перевел дыхание. – Прости. Не нашел. Честно говоря, там столько всего! Не счесть ящиков, набитых свитками. Их сотни, возможно, даже тысячи. На это уйдут недели, а то и месяцы. При условии, что там соблюдается хоть какой-то порядок, а я в этом сомневаюсь, судя по тому, что успел увидеть. Ты не представляешь, какой там хаос. Пергамент сухой и потрескавшийся. Некоторые листы уже не прочитаешь. Иные, по-моему, вообще рассыпались в прах – те, что хранятся со стороны канавки сзади, где вода просочилась сквозь фундамент. И света нет. По понятным причинам ни фонаря, ни свечи не зажжешь.

– Нет света? – Она посмотрела на черное оконное стекло. – Стемнело уже давно. Чем ты все это время занимался?

Сеймур опустил голову.

– Я заблудился по пути назад. Прошел мимо той улочки, где лавка масок.

– Эбонидэйл.

– Да, мимо нее. Из-за этого снова оказался возле дворца. Тогда-то я понял, что совсем сбился с пути. Трижды возвращался, но в темноте все выглядит совершенно иначе. Этот город – настоящий лабиринт. – Он посмотрел на камин и кучу дров возле него. – Почему ты не развела огня? Холодает, тебе не кажется? – Он энергично растер руки.

Сефрин молча пожала плечами.

– Можно? – Он указал на камин.

– Мне все равно.

Встав на колени, Сеймур принялся выметать пепел и закладывать новые дрова.

– А ты как? Нашла помощь?

– Не знаю.

Она наблюдала за тем, как он методично разводит огонь. Почему-то ей стало легче от его аккуратной манеры заниматься делами.

«Не весь мир охвачен хаосом, а только мой крошечный уголок».

– Я поговорила с Арвис. Она обещала попросить вора по имени Эррол связаться со мной. Утверждает, что он лучший из них… Как будто Арвис Дайер, закоренелая попрошайка и вконец умалишенная женщина, способна понять разницу.

– Ты не просила ее отвести тебя к этому человеку?

Она бросила на монаха разгневанный взгляд.

– Я просто спросил. – Он поспешно продолжил разводить огонь.

– Она отказалась! – вскипела Сефрин и, всплеснув руками, начала шагать по комнате. – Я говорила с ней около полудня, сразу после того, как отвела тебя в архивы. А сейчас сколько? – Она стукнула рукой по оконной раме. – Полночь?

– По-моему, еще не так поздно.

– Прошло много часов! Много часов!

Сеймур слегка скривился от разговора на повышенных тонах.

– И я даже не знаю, поговорила ли она вообще с кем-нибудь. Я сижу здесь и жду – а чего жду? Понятия не имею!

Сеймур обратил внимание на ее порванную сандалию.

– Подозреваю, ты на самом деле не сидела.

Она глянула на порванный ремешок, впервые заметив его.

– Несвятые близнецы!

– Несвятые близнецы?

Она махнула рукой.

– Очередное мамино выражение. Вот что еще меня тревожит. – Она топнула ногой, отчего на столе зазвенели керамические сосуды для специй. – Помимо всего прочего, я превращаюсь в собственную мать!

Сеймур посмотрел на лук над каминной полкой.

– Мойя была легендарной героиней. Есть вещи и похуже…

– Моя мать была той еще стервой! – Сефрин посмотрела на лук, словно на его месте сидела, широко улыбаясь, сама Мойя. – Она со всеми обращалась как с мусором. Я не знаю никого приятнее по характеру, чем мой отец. А он фрэй, чистокровный воин-инстарья.

– Да, я все знаю про галанта Тэкчина. Он описан в «Книге Брин».