– Ничего подобного. Я знаю о существовании Августина Бринкла – это правда. Ты сама предположила, что это значит нечто большее. Сама и виновата. Кроме того, – он пожал плечами, – мне не понравилось, как на меня уставилась твоя кочерга. Я не представлял в своем будущем гибель от каминного инструмента. Разумнее казалось заявить, что я могу сыграть важную роль в твоей маленькой мелодраме, нежели признать, что мне нечем помочь.

– Мелодраме? Ты ведешь себя до ужаса надменно для простого уличного вора.

Эррол округлил глаза.

– Уверяю тебя, я не простой. Ты дала Арвис Дайер задание найти лучшего абактора, и, как ни странно, чокнутой карге это удалось.

– Лучшего кого?

Эррол нахмурился.

– Строго говоря, так называют угонщика скота, и, хотя я таким делом, как правило, не занимаюсь, я предпочитаю это слово. «Грабитель», «взломщик», «бандит» или «жулик» запятнаны всякими неудачниками, а «преступный гений» даже для меня звучит слишком напыщенно.

Она никак не могла понять Эррола Ирвина. С виду он был умен, однако казаться умным и обладать интеллектом на самом деле – разные вещи, и Сефрин не понимала, с кем имеет дело. Она уже начала подозревать, что Эррол никакой не гений и даже не вор, а просто мошенник, пускающий пыль в глаза. Да, своими точными наблюдениями и быстрым умом он сумел произвести на нее впечатление, но пока от этих его достоинств не было толку, она просто стояла и мерзла на холоде.

– Ах, как раз вовремя, – сказал Эррол, едва заметно кивнув в сторону паланкина, который несли по улице четверо мужчин. – Гном потрясающе пунктуален. Наверняка солнце ориентируется на него, когда нужно всходить. Знаешь, они ведь все такие.

– Понятия не имею, о чем ты.

– О малом народце – гномах. Они все помешаны на точности. Что ж, это полезно в их ремесле. Даже мельчайшая ошибка может превратить бриллиант в пыль или обрушить мост.

Уважение Сефрин к его интеллекту упало еще ниже.

– Правда? Вот так всех под одну гребенку? Как бы тебе понравилось, если бы Августин сказал, что все люди точно такие же, как ты?

– Он бы никогда такого не сказал. Он бы понял, что я уникален. Равнять меня с человечеством в целом – то же самое, что сравнивать ястреба с мухами.

– Я имела в виду, что ты высказываешь собственное мнение, а не факт. И хотя ты можешь быть уверен, что твоя гипотеза верна, на самом деле это не обязательно так. Ты этого не знаешь.

– Знаю.

– Откуда?

– Я уже объяснил. – Эррол вздохнул. – И должен признаться, очень трудно говорить с кем-то настолько невнимательным. Августин Бринкл не стал бы говорить, что все люди такие же, как я, потому что гномы любят точность.

На кончике языка у нее вертелся десяток возмущенных ответов, но у Сефрин не осталось на это времени. Прибывший паланкин остановился у гигантских дверей Драгоценной крепости.

Паланкин с остроконечной крышей, окошками и шторками, напоминавший небольшой лакированный, богато украшенный домик, опустился на подпорки. Мужчина – не один из вспотевшей четверки, несшей паланкин, а другой, в чистом одеянии, бежавший за паланкином, – подошел и открыл дверцу. Затем протянул руку, чтобы помочь Августину Бринклу сойти.

В Персепликвисе было очень мало бэлгрейглангреан, а в Мередиде их не было вовсе. Поскольку Сефрин редко бывала где-то еще, она встречала всего нескольких гномов. Посол Бринкл проводил торговые переговоры с первым министром в правом крыле дворца, вдалеке от Имперского совета. Сефрин смутно помнила встречу с королем Дождем, правителем Бэлгрейга, когда была ребенком, но ныне эти воспоминания представляли собой лишь череду туманных образов. Лучше она помнила о том, что ее родители высоко оценивали короля Дождя. Это было странно, если учитывать, как сильно ее мать Мойя недолюбливала гномов, особенно Гронбаха, чье имя часто употребляла в качестве ругательства.

Увидев Бринкла, Сефрин первым делом подумала, что магнат на удивление мал ростом. Те немногие бэлгрейглангреане, которых она встречала, достигали не менее четырех футов. Бринклу до этого было очень далеко. Он мельком глянул на них обоих, соскочив с полуфутовой подножки и при этом не пролив ни капли чая из фарфоровой чашки, которую держал в руке.

– Доброе утро, Августин, – весело приветствовал его Эррол.

– Я тебя знаю, да? – В ответ Эррол самодовольно улыбнулся, однако тут же понял, что Августин обращается к Сефрин. Гном на мгновение задумался, постукивая потрясающе крошечным пальцем по щеке. – Ах да! Ты Сефрин – полукровка, дочь Мойи и Тэкчина, верно?

– Да, – ответила она.

Ее немного покоробило слово «полукровка». Сефрин слышала его и прежде, и оно никогда ей не нравилось. Был у него какой-то оскорбительный оттенок. Она на секунду задумалась, как бы ему понравилось, если бы его назвали карликом, но поняла, что он не имел в виду ничего обидного. Некоторые слова быстро входят в моду, потом устаревают, а некоторые с течением времени и вовсе меняют свое значение. Куда важнее намерение говорящего. Сефрин понимала также, что не может себе позволить обижаться на подобные мелочи. Сейчас не время придираться к словам.

– Скажи-ка, – спросил Бринкл, – твоя мать правда была такой блестящей лучницей, как говорят?

Сефрин удивилась. Немногие помнили Мойю, и Сефрин не ожидала, что чужеземный посол окажется знаком с легендой.

– Как она сама говорила… – Она помолчала, вспоминая слова, которые мать часто повторяла. – Они и половины не знают.

Гном широко улыбнулся. Паланкин у него за спиной унесли. Человек, открывший дверцу, тоже отошел и теперь держал открытой дверь в Драгоценную крепость, но Августин, судя по всему, не спешил.

– Ты все еще председатель Имперского совета, не так ли? Давно уже там?

Она покачала головой, оценивая слово «давно».

– Учитывая, что я основала его четыреста лет назад и была его председателем с первого дня, я бы сказала, что начальный этап пройден.

Крошечный гном рассмеялся, и его смех был как раз таким высоким, как следовало ожидать.

– Ты мне нравишься, Сефрин. Как это мы раньше не встречались?

– Император не оказывает Имперскому совету должного уважения, а я не ношу драгоценностей. – В подтверждение своих слов она подняла руки.

Августин кивнул и глянул на небо.

– Кажется, дождь собирается. Ты спешишь или, может, поднимешься? Мне пора налить новую чашку. – Он печально посмотрел на ту, что держал в руке.

– С радостью.

– Замечательно! – воскликнул Августин.

Ее грустный взгляд метнулся в сторону Эррола.

– Но как же мой слуга?

– Возьми его с собой, если хочешь.

Эррол открыл рот, но Сефрин покачала головой, взглядом призывая его молчать.

Изнутри Драгоценная крепость ничем не напоминала мрачного форта. Это был мир изящных лестниц и разветвленных коридоров, озаренных светом из скрытых окошек, который отражался от натертого до зеркального блеска белого мрамора. На нижнем этаже размещались склад и погрузочная платформа; этажи повыше были заполнены мастерскими и крошечными печами, созданными для растапливания мелких кусочков металла и стекла. Наверху мастера занимались огранкой драгоценных камней и создавали предметы искусства, придуманные теми, кто располагался на последнем этаже.

Едва они вошли, как изучающий, оценивающий взгляд Эррола забегал. Вор стал похож на голодного пса, вдруг оказавшегося на бойне среди мясных туш. Сефрин знала, о чем он думает. Не наверняка, конечно: вряд ли кто-либо мог разобраться в этой темной бездне. Но не нужно быть самим Эрролом Ирвином, чтобы понять: он планирует ограбление, ищет слабые места, отмечает наиболее подходящие цели.

Кабинет Августина, роскошный, хотя и тесноватый, располагался на верхнем этаже. Они поднялись туда в двигающейся вертикально комнатке, которую Бринкл назвал элеватором – тем, что поднимается. Почти все здесь подходило Бринклу по размеру. Стулья, стол, даже чашки и камин были вполовину меньше обычного. Однако потолок оказался высоким, и Сефрин с Эрролом не пришлось нагибаться.

В кабинете стояли два стула обычного размера. «Интересно: они всегда находились там или их принесли специально для гостей?» Они присели возле горевшего камина. Слуга принес чайник и разлил чай в три чашки.

– Удивительно, что вы знаете про мою мать, – сказала Сефрин. – Вы не выглядите таким уж старым.

– Пусть не вводит тебя в заблуждение мой рост. – Бринкл нахмурился. – Я не ребенок.

– Я не имела в виду ничего такого, – торопливо сказала Сефрин, раздраженная тем, как быстро некоторые склонны обижаться. – Просто мама умерла почти тысячу лет назад, а я не думала, что бэлгрейглангреане живут так долго.

Бринкл кивнул, принимая объяснение.

– Гномы живут дольше людей, но вовсе не так долго, как фрэи. Мне пятьдесят восемь, и я неплохо сохранился для своего возраста. О твоей матери мне известно из историй. – Августин придвинулся к открытому камину и небрежно потер руки, прогоняя утренний холодок.

– Вы читали «Книгу Брин»? – спросила Сефрин.

– Какую книгу? Никогда о ней не слышал.

– Тогда как… – начала она.

Он усмехнулся, будто знал тайную шутку.

– Король Дождь, основатель Второго Бэлгрейглангреанского королевства, был одним из героев, спустившихся в загробный мир вместе с твоими родителями. Повесть об этом приключении известна нашему народу, равно как и другие подвиги того отряда храбрецов.

– О… те истории.

Она едва не сказала «мифы», но вовремя прикусила язык. Судя по тону, Бринкл принимал эти рассказы за чистую монету. Сефрин давно поняла, что ее родители, как и большинство взрослых, любили приводить в восторг впечатлительных детишек историями о мире, в котором было больше волшебства, нежели в реальности.

– Как волнующе думать, что ты знала участников того знаменательного похода и говорила с ними. А что твой отец? Он еще жив?

– Да, вообще-то он всего на несколько лет младше императора Нифрона.

– И ты родилась еще до строительства Персепликвиса, так? Ты встречалась с Персефоной и… ты знала… ты видела… Сури?

– О да! – Она улыбнулась при звуке этого имени. – Старушка была мне как двоюродная тетя. Мама водила нас к ней в гости.

– Нас? – спросил Августин, внимательно слушая и широко открыв глаза.

«Для него это гораздо больше, чем миф».

– Да. Меня, Нолина и Брэна, сына Роан и Гиффорда. Мы каждое лето ходили в Лес Мистика – волшебное место даже без Сури, но с ней…

Ее захлестнули зыбкие, беглые воспоминания, размытые временем. Сефрин вспомнила белую волчицу, с которой Сури вела беседы. «Но она ведь просто притворялась… да?» Сефрин помнила запах волчьего меха и то, каким мягким он был, когда она ее обнимала. «Почему взрослые подпускали меня так близко к дикому зверю?» А еще там было дерево, внутри которого якобы обитало злое существо. «Уж это наверняка сказка… правда?» А когда Сури приходила к стоячему пруду у старой ивы, светлячки мигали в унисон. «Наверняка это искаженное воспоминание, ведь магии – настоящей магии – на самом деле не существует. Или?..»

Тогда все казалось настолько реальным, но восемьсот лет спустя отделить детские фантазии от взрослой действительности было сложно. И все же в одном она была уверена. Она знала, что те годы были лучшим временем ее жизни, наполненным дружбой, весельем, музыкой и танцами: Сури обожала кружиться.

– Расти в этом месте было прекрасно, но…

– Да? Продолжай.

– Ну, из-за этого все, что случилось потом, меня несколько разочаровало.

Бринкл вновь рассмеялся, душевно и заразительно.