Первый поток стрел, со стуком отскакивая от окружающих скал, обрушился внезапно. На расстоянии вытянутой руки от Нолина пал солдат: стрела, угодившая прямо в глаз, пробила череп насквозь и торчала из затылка. Рядом хрипло застонал верзила Паладей: стрела вонзилась ему в бедро. Устояв на ногах и разъяренно рыча, он отломил кончик, украшенный черными перьями.

– Щиты! – закричал Амикус.

Солдаты выполнили команду, и следующий залп с грохотом угодил в деревянную стену щитов.

Только теперь Нолин заметил на земле бедняка из Калинии. Юношу ранило во время первого обстрела. Пока он чесал бороду, стрела угодила ему в лицо. Пронзив руку, она прошла сквозь обе щеки и осталась у него во рту, словно конские удила, а рука оказалась пришпиленной к щеке. Стоя на коленях, солдат покачивался из стороны в сторону.

– Не двигайся, – приказал ему Нолин.

Вынув кинжал, он отрезал кончик с перьями, затем схватил юношу за голову и выдернул стрелу. Лицо и рот солдата обагрились кровью, но ее было меньше, чем ожидал Нолин. Поразительно, но стрела не задела ни языка, ни челюсти, ни зубов юноши. Чудесная рана – как говорится, царапина. Не растерявшись, калинианин быстро обернул тряпку вокруг лица.

«Эти люди хорошо обучены. – Нолин бросил взгляд на стоявшего прямо перед ним Амикуса Киллиана. – Ясно… ведь это он их натаскивал».

Далее послышались вопли противника – череда высоких отрывистых возгласов. Звук был более чем знакомым, и от него, будто от скрежета металла, Нолину сделалось не по себе. Из темноты, подобно осиному рою, хлынули мерзкие твари. Стуча когтями, они легко и быстро выскакивали из плотной пасти джунглей. Глаза с овальными зрачками горели болезненно-желтым светом. Каждый легионер в ночных кошмарах видел их горбатые спины, мощные руки и пасти с острыми, как иглы, зубами. Выжившие несли домой эти жуткие воспоминания.

Стандартный боевой маневр легиона назывался тройным построением. Эта система ведения боя разворачивалась буквально на глазах у Нолина. Древняя фаланга с ее неизменными прямыми шеренгами и длинными копьями уступила место более гибкой атаке метательными копьями, за которой следовала плотная стена щитов, защищавших короткие мечи. У каждой шеренги был свой командир. Передовую позицию занимали неопытные и неподготовленные. За ними, как правило, располагались сильные молодые бойцы, а третья шеренга состояла из наиболее опытных. Старшина должен был оставаться в тылу и с высоты своего коня беспрепятственно обозревать битву, но, поскольку людей хватило только на две шеренги, первой командовал Амикус, а второй – Нолин.

Первый копейник расположился в центре, напоминая своим видом нос маленького суденышка, боровшегося с гневной стихией морей. Командиру не следовало принимать на себя основной удар; подобный шаг был смелым, но необдуманным. Нолин хотел было вмешаться, но опыт подсказал довериться инстинкту первого копейника, тем более что сам-то он в этой местности новичок.

Нолин отдал приказ выпустить метательные копья. В темноте трудно было оценить действенность этого хода. Затем ряды солдат сомкнулись. Теперь, когда они оказались в ловушке, незавидная участь первой шеренги сводилась к тому, чтобы стать непреодолимым барьером и не дать врагу пройти. Гоблины перешли в наступление, и вдруг Амикус зачем-то бросил щит и выступил вперед, обнажив два меча. Будь на его месте кто-то другой, Нолин приказал бы ему вернуться, сочтя, что солдат поддался панике. Но старшина не впервые видел Амикуса Киллиана в бою.

Много лет назад жители Персепликвиса собрались на Имперской арене, чтобы увидеть битву столетия, как называли ее по всему городу. В тот памятный день обычный человек сражался с инстарья, одним из лучших бойцов племени непобедимых воинов-фрэев. Нолин пришел на это зрелище вместе с Сефрин. Будучи принцем, он мог бы занять высокую ложу, но оба решили остаться среди простолюдинов. Вид отсюда был хуже, зато ощущения – невероятными. Во время состязания, которое было не только увеселением, но и своеобразным бунтом, все видели, где стоят наследник престола и председатель Имперского совета – плечом к плечу с людьми.

Этот бой вошел в историю.

Амикус Киллиан сражался с Эбриллом Орфом, сыном Плимерата, легендарного героя Великой войны. Эбрилл, облаченный в бронзовые доспехи, порхал по арене. Его синий плащ и длинные светлые волосы развевались на ветру. Амикус не двигался. На нем были лишь кожаная юбка, наручи и простые сандалии. Он ждал. В каждой руке у него был меч, за спиной висел еще один огромный клинок. Он всегда выступал с этим снаряжением и за три года стал самым прославленным воином в мире. В тот день, держа Сефрин за руку, Нолин понял почему.

Теперь, очутившись лицом к лицу с ордой гхазлов в каньоне, из которого не было выхода, при свете разгоревшегося костра он вновь стал свидетелем невероятного зрелища.

Противник заметил Амикуса и брешь, открытую им в шеренге. Гхазлы бросились на него по двое. Большему числу было бы негде развернуться в узкой расщелине, да и костер перекрывал путь. Амикус не совершал ни одного лишнего взмаха, не разменивался даже на лишний взгляд или вздох. Каждое движение было отточенным, словно он исполнял многократно отрепетированный, доведенный до совершенства танец. Наблюдая, как боец на два шага опережает любого противника, Нолин вспомнил его знаменитое прозвище, которое выкрикивала толпа на арене: «ПРО-РОК! ПРО-РОК! ПРО-РОК!»

«Он видит будущее, – подумал Нолин. – Иначе это никак не объяснишь».

Ни разу не оступившись, не поддавшись сомнению, боец двигался легко и грациозно: выпад, режущее движение, блокировка, укол. Все это выглядело так легко, словно гхазлы представляли собой не бóльшую угрозу, нежели дети с палками. Однако Нолин сражался с ними в бессчетных битвах на другой войне и прекрасно знал, насколько они сильны, ловки и хитры. И тем не менее они падали попарно, сраженные мечами-близнецами Амикуса. Двое, четверо, шестеро… Трупов становилось все больше.

– Десять есть, – крикнул Райли. – Он уже разделался со своей частью.

Нолин не мог понять, почему гоблины продолжают атаковать. Может, думают, что Амикус устанет? Или же что убийство того, кто одолел стольких из них, принесет победителю славу и почет? Скорее всего, отсутствие у бойца щита и его уязвимая позиция впереди шеренги были соблазном, перед которым гоблины не могли устоять. Так или иначе, они продолжали рваться в бой – по двое, справа и слева. Так и погибали. Их массовая гибель заняла на удивление много времени. Куча мертвых тел мешала им наступать. Наконец гхазлы решили поменять тактику, и мимо костра просвистел очередной град стрел.

Здесь удача должна была бы отвернуться от Амикуса. Он оставался беззащитным – по крайней мере, так казалось Нолину, так как его щит остался погребенным под трупами. Когда солдат укрылся за грудой тел, Нолин осознал всю глубину непостижимого боевого гения Амикуса Киллиана. Он не только защищался от нападения сильного врага, но еще и предусмотрел, где должен упасть каждый труп. Каждого из гоблинов он убил именно там, где можно было создать защиту от стрел, которые неизбежно последовали. Этот человек опережал врага не на два шага, а на много миль.

«ПРО-РОК! ПРО-РОК! ПРО-РОК!»

После двух бесплодных залпов сражение остановилось. Пылал костер, а из темноты за ним доносился зловещий, раздраженный гул, сопровождавшийся щелчками.

«Тупик. Хотя это ненадолго».

Люди оказались в ловушке, не имея возможности поддерживать огонь. Скоро их единственный источник света погаснет у них на глазах. Но пока что большой костер горел ярко благодаря поленьям, которые подбрасывали Паладей и Грейг. Возможно, он продержится до рассвета, однако дневной свет их не спасет. Несмотря на подвиг Амикуса, противник по-прежнему значительно превосходил их числом.

Все молчали, вглядываясь в танцующее пламя, силясь понять, чем занимаются движущиеся тени.

Амикус оставался в выстроенной им жуткой крепости из трупов, не выпуская из рук мечей.

«У него даже дыхание не сбилось».

Нолин проверил, как дела у бедняка из Калинии. Повязка, придававшая юноше сходство с пленником, которому заткнули рот кляпом, пропиталась кровью, но с нее не капало. Нолин вынул из мешка, прикрепленного к поясу, кусок ткани и забинтовал раненую руку солдата.

– Па'ибо, – пробормотал тот забинтованным ртом. – П'идется с'ажаться 'евой 'укой.

– Сможешь?

Паренек пожал плечами.

– Ско'о узнаем, 'а?

Нолин надеялся, что не узнают. Если Амикус продолжит в том же духе, у них будет шанс по крайней мере еще один раз увидеть рассвет и как следует рассмотреть врага. Конечно, было бы приятно думать, что гхазлы – безмозглые твари, которых можно остановить с помощью нехитрых трюков. Но Нолин знал, что гхазлы отличались не меньшей хитростью, чем люди, а то и большей, и они вновь это доказали. По ту сторону костра раздались узнаваемые песнопения. Услышав их, бойцы Седьмого вспомогательного эскадрона Сикария выругались. Все знали, что это значит: к делу подключился обердаза.

Гоблины привели с собой колдуна, одного из этих жутких безумцев в перьях и бусах, которые призывали темные силы. Их присутствие всегда было дурным знаком. Никто точно не знал, чего ожидать, и это внушало ужас. Возможно, под бойцами эскадрона разверзнется земля. Или же их поразит удар молнии. Чтобы узнать, какая судьба им уготована, оставалось лишь дожидаться конца песнопений.

Ответом стал рокот, низкое рычание, словно джунгли охватила ярость. Этот мощный громкий звук сотряс землю.

«Нет, это земля дрожит и издает такой звук».

Нолин почувствовал удары осколков камней и повернулся. У него за спиной содрогался утес. Стена треснула и раскололась на тысячи булыжников. И тут огонь неожиданно погас, словно свеча, которую задул великан.

Остался самый простой выбор.

– Легионеры! – подняв меч, закричал Нолин. – В атаку!

Он понятия не имел, слушает ли его кто-нибудь, слышат ли они хоть что-то в этом грохоте падающих камней и стуке когтей. Он видел лишь тени и размытые силуэты, бросившиеся вперед. Нолин помчался по горячим углям, надеясь избежать смерти под лавиной. От грохота тряслась земля. Потом обрушился раскрошенный в пыль утес, а за ним – град обломков.

Впереди во тьме горели желтые глаза, метавшиеся, будто светлячки. Пара глаз сверкнула прямо перед Нолином. Он инстинктивно нагнулся и ударил мечом. Лезвие погрузилось в плоть, над головой просвистели когти. Высвободив меч, Нолин бросился бежать. Сквозь кроны пробивался тусклый свет, освещая очертания листьев и сгорбленных плеч. Сотни лет сражений наделили Нолина шестым чувством, и он вслепую, инстинктивно уклонялся от ударов, замахивался и разил, наступая. Внезапно мощный удар по шлему повалил Нолина на землю. Замереть и не двигаться было равносильно самоубийству, и он, не понимая, где верх, где низ, откатился к дереву. Укрывшись за стволом, он услышал, как в дерево что-то врезалось. Шансы на успех были равные; Нолин сделал выпад влево, и в награду ему раздался крик.

Придя в себя, он помчался в темноту, не представляя, куда бежит. Возможно, назад, к расщелине, а может, и вглубь каньона. Неважно, главное – двигаться. Он прислушивался к голосам и характерным звукам, которые могли бы помочь ему сориентироваться, но крики неслись со всех сторон. Его солдаты разбежались, сражение было проиграно.

Ударившись коленом о невидимое бревно, Нолин снова упал и стиснул зубы, сдерживая крик. Затаившись под упавшим деревом, он ждал, пока утихнет боль. Крики прорезали тишину ночи и становились все отдаленнее и глуше, пока наконец…

Ничего.

Вокруг воцарилась полная тишина.

«Я остался один».

Нолин забрался глубже под массивный ствол, наполовину зарылся в землю, будто в могилу, и принялся ждать. В нос ему ударил чудовищный запах грязи.