Глава третья
Снова вместе

Тусклые, размытые солнечные лучи просачивались сквозь гигантские кроны деревьев, озаряя мутно-зеленый мир вокруг Нолина. Он немного поспал – час, а может, и два, урывками, время от времени проваливаясь в сон и неожиданно просыпаясь. Когда окончательно рассвело, он решил, что пора сниматься с места, но, выползая из-под бревна, почувствовал, что у него свело мышцы. Если поблизости остались какие-нибудь гхазлы, он станет легкой добычей, однако слух его уловил только жужжание насекомых, звук капающей воды и шелест листьев на ветру. Уловив тихий плеск воды, он заставил себя встать на ноги. В Эрбонском лесу все истекало потом: деревья, трава, воздух и уж тем более люди. Он умирал от жажды.

Нолин пробирался сквозь заросли, держа наготове меч, словно оберег от зла. Он поклялся, что смоет с клинка засохшую кровь, как только напьется из реки. Нолин терпеть не мог оскверненный металл и всегда тщательно заботился о своем оружии. Это был подарок матери Брэна на двадцать второй день рождения Нолина. Насколько он знал, это был последний меч, выкованный Роан из Рэна, священная реликвия минувших дней, эпохи мифов и легенд.

Роса пропитала его одежду, и он до того измучился, что проглотил воду со стебля цветка, используя его как чашку. Этого оказалось недостаточно, и он надеялся, что цветок не ядовитый. В джунглях можно было ожидать чего угодно: они представляли даже бóльшую опасность, чем гоблины. На запад просачивались слухи о том, что имперские войска теряют все больше людей на востоке. Люди пропадали целыми ротами, погибая от зноя, ливней и разносимых насекомыми болезней, но на гхазлов все эти беды не распространялись. До последнего времени Нолин не участвовал в новой войне с гоблинами, но, возможно, судьба всего лишь дала ему отсрочку.

Ориентируясь на журчание воды, он осторожно приблизился к реке – узкой и бурной в этой части ущелья. Вода, пенясь, бежала по поросшим мхом камням, примостившимся между гигантскими валунами; то тут, то там их крест-накрест пересекали гниющие бревна, затянутые упругими лианами.

Бóльшую часть жизни Нолин провел в северо-западных провинциях вдоль рек Берн и Урум, в областях с умеренным климатом, где было четыре времени года, росли клены и вздымались холмы. Юго-восточный мир невыносимого зноя и влажности был ему чужд, и он очень быстро обнаружил множество опасностей, таившихся в джунглях. А кроме того, здесь водились очень странные животные. Проведя в Калинии меньше недели, он уже повстречал кошек ростом с оленя, жуков величиной с яблоко и мохнатых пауков крупнее его ладони. Нолин терпеть не мог арахнидов и был убежден, что восьминогие чудища не должны отращивать бороды.

Возле русла показалась небольшая открытая полянка, и Нолин понял, что именно здесь ему угрожает опасность.

«Если бы я охотился на себя, то первым делом следил бы за рекой. Чтобы выжить, всем нужна вода».

Жажду это не облегчило; напротив, из-за близости реки она сделалась совершенно невыносимой. Нолин крадучись пробирался сквозь заросли в поисках места, где растения подходили вплотную к потоку. Выходить на открытую местность он не собирался, поэтому осторожно прокладывал себе путь через плотные листья джунго, формой и размером напоминавшие слоновьи уши. «И почему здесь все такое огромное?» Однако в Урлинее эти длинноносые гиганты никого не удивляли.

До спасительной журчащей воды оставалось всего несколько футов, когда Нолин услышал слева от себя какой-то шорох. Не треск ломающейся ветки или отвратительный стук когтей. Но там явно что-то шевелилось – и что-то большое. Он пригнулся и замер.

Дышит.

«Это либо водяной буйвол в десяти футах отсюда, либо гхазлы. – Когда Нолин нервничал, его разум, не способный запомнить ни одного имени, был склонен выдавать глупости. – Или слон».

Затаившись, Нолин прислушивался к глубокому дыханию.

«Он как раз за этими зарослями. Если шевельнусь, наверняка меня услышит».

Нолин с трудом сохранял неподвижность. До воды было рукой подать. Он слышал, как брызги отскакивают от широких листьев, будто дождь стучит по крыше шатра. Оказаться в шаге от блаженства и не иметь возможности припасть к воде – это сводило с ума.

«Поди прочь, безмозглый слон!»

Существо шевельнулось, но не ушло. До слуха Нолина донесся звук – как будто кто-то переступил с ноги на ногу. Спрятавшееся существо устроилось удобнее.

«Вдруг это всего лишь животное? Может, я зря тут сижу. Даже если это гоблин, уж одного-то уложить мне вполне по силам».

Во время Первой гоблинской войны он убил сотни гхазлов, но победа над каждым из них никогда не была легкой. Не единожды он едва не погиб. После некоторых сражений Нолин дрожал от ужаса, понимая, насколько близок был к смерти; в других получил серьезные ранения.

«В этих джунглях даже легкая рана может оказаться смертельной».

Нолин продолжал выжидать, придумывая себе причины оставаться в укрытии. Но у жажды были свои соображения: «У тебя мало времени. Твоя единственная надежда – вернуться на передовую, пока еще не стемнело. У тебя снова сведет мышцы, а ты уже серьезно обезвожен от жары. Чем дольше ждешь, тем больше слабеешь. Может, даже сойдешь с ума».

Последнее – так себе причина. Нолин счел, что и так уже немного повредился в уме, а легкое безумие можно даже использовать как преимущество. В конце концов, ему просто невыносимо надоело ждать. Крепко схватив меч и стиснув зубы, он глубоко вдохнул и ринулся напролом сквозь зеленый занавес. Когда он нанес рубящий удар вперед, его клинок столкнулся с металлом.

Он обнаружил, что стоит лицом к лицу с Амикусом.

Клинки так и оставались скрещенными у них над головами. Нолин удивленно отстранился. Амикус сурово смотрел на него.

– Прости, – сказал Нолин. – Не видел, кто это там, за листьями.

– Я от страха года жизни лишился. – Амикус опустил меч. – Ничего не слышал, только заметил, что листья дрожат, за секунду до того, как… Повезло, что не снес вам голову… сэр. – Голос его дрожал от злости, и уважительное обращение прозвучало насмешливо.

Нолин улыбнулся.

– Я думал то же самое про тебя.

Амикус только криво усмехнулся.

– Я лишь хотел сказать… – Нолин поднял меч, все еще не отмытый от крови гоблинов. – Этот меч обычно ломает другие, и мы бьем довольно сильно.

Амикус осмотрел меч Нолина, затем свой.

– Мои тоже не совсем обычные.

Нолин подошел к реке. Хватит с него ожидания. Встав на четвереньки, он прильнул губами к поверхности воды. При впадении в море вода, тысячей мелких потоков бежавшая с гор, становилась неприятно теплой, однако здесь еще сохраняла удивительную прохладу. Журчащая пена шипела, словно пиво, и Нолин долго и жадно пил, пока едва не задохнулся. Как следует отдышавшись, он нагнулся и попил еще. После второго глотка заставил себя переждать, чтобы не затошнило.

Торопливо оглядевшись, он обнаружил, что, кроме них с Амикусом, на низком мшистом берегу больше никого нет.

– Итак, что произошло? – спросил он, вытерев рот.

– Я собирался вас спросить.

– Меня? – Нолин встал на колени. – Когда обрушился утес, я помчался прочь и свалился где-то за бревном. Ничего не видел во тьме.

– Правда? А я думал, ваши видят в темноте. Ну, как гхазлы.

– Мои? – Нолин ополоснул в реке меч. – Я знаю только одно-единственное подобное мне существо во всем мире. Я имею в виду отпрыска фрэя и человека. Наверное, теперь таких уже больше нет. Наши расы много веков живут вместе, но сомневаюсь, что ты кого-то из них встречал. Так кого ты называешь моими?

Амикус недовольно помотал головой.

– Неважно.

Нолин вытер меч краем туники и, поднявшись, вернул его в ножны.

То ли благодаря воде, то ли благодаря присутствию Амикуса Нолин почувствовал себя намного лучше – в безопасности, как бы странно это ни звучало. Вне всякого сомнения, Амикус Киллиан был непревзойденным воином, но вдвоем у них не было ни малейшего шанса против джунглей и нескольких сотен бойцов-гхазлов. Впрочем, в его жизни было много бессмысленного: Нолин боялся пауков, которые не могли причинить ему вреда, но без колебаний мчался на лошади в гущу сражения; любил Сефрин, но покинул ее; ненавидел отца, но исполнял любой приказ императора.

«Я мог бы умереть в двадцать лет и считал бы, что прожил счастливую жизнь. По человеческим стандартам я практически бессмертен, но мало что приносило мне радость. Мое существование – сплошная злая шутка».

Река текла по каньону, каскадами разливаясь по камням. Все остальное скрывало море исполинских растений, деревья-великаны, петли лиан и большая…

– Змея! – Нолин указал на желтую с оранжевым змею толщиной с его бедро.

Она болталась на ветке, наблюдая за ними. Очередной пример того, как в Калинии обыкновенное вырастало до чудовищных размеров.

– Я назвал его Плут, – сказал Амикус.

– Ты дал ей имя?

– Наверное, не лучший вариант. – Амикус бросил повторный взгляд на жуткую тварь, которая смотрела прямо на него, подняв и чуть наклонив голову. – Надо было назвать его Ленивец или как-нибудь иронично – например, Гонщик, – но задним умом все мы крепки, не так ли?

Нолин пристально посмотрел на первого копейника.

– Давно ты в джунглях, Амикус?

Тот широко улыбнулся в ответ.

– Не настолько давно, сэр.

– Рад это слышать.

Нолин прошелся по каменистому берегу реки, но не обнаружил ни единого следа присутствия ни гоблина, ни человека.

– Не желаете позавтракать, сэр? – Амикус предложил ему пригоршню орехов и ягод.

Нолин вернулся и принял угощение.

– Итак, первый, что произошло с тобой прошлой ночью?

Амикус пожал плечами.

– Я услышал ваш приказ и бросился в атаку. Столкнулся со стаей гоблинов, и у нас разгорелся спор. Даже не один, по правде говоря. Я хотел пройти, а они – убить меня.

– Кто выиграл?

– Осторожнее, сэр, вы начинаете мне нравиться. Это добром не кончится.

– Верно. Приношу свои извинения. Продолжай.

– Ну, вы правы, было темно. Я даже мечей у себя в руках не видел, так что просто двигался дальше. Слышал окрики и вопли. Попробовал идти на звук, но ничего не нашел. Пару раз сам крикнул, но это оказалось ошибкой. Накликал гостей, но пришли не те, кого я ждал. Разумнее было затаиться, а не метаться по лесу. Так я и поступил. Чуть рассвело – направился к воде. С тех пор и жду – в компании со стариной Плутом. Подумал: любой выживший поступит так же. Оказалось, я был прав.

– То есть ты собираешься просто сидеть и ждать, кто объявится?

– Я обычно не строю планов. Ранг для таких дел низковат. Но решил подождать несколько часов, а потом идти вниз по течению реки.

Нолин кивнул и закинул в рот горсть орехов и ягод.

– Вкусные. С провиантом выдали?

Амикус покачал головой.

– Нашел утром.

– Ты знаешь, как собирать пищу в здешних краях? Отличать съедобное от несъедобного?

– Не-а. Потому-то и дал сначала вам.

Нолин перестал жевать, округлив глаза.

– Да шучу я, – усмехнулся Амикус. – Это ягоды аббра и орехи ром. Растут повсюду в джунглях. На них можно несколько месяцев прожить.

Нолин нехотя проглотил.

– У тебя в сумке разве нет провизии?

– Чтобы выбраться отсюда, потребуется время. Нет смысла без особой надобности расходовать припасы.

– Странно. Вот уж не подумал бы, что ты оптимист.

Амикус пожал плечами.

– Вера в победу – это уже половина победы.

– Осторожнее, первый, ты мне тоже начинаешь нравиться.

– Даже несмотря на то, что вы знаете, кто я?

Нолин кивнул.

– Особенно из-за этого.

Амикус прищурился.

– Я болел за тебя в схватке с Эбриллом, – сказал Нолин.

– Но вы же… – Он осекся. – Извините.

– Дело в ушах, да? Не такие острые, как у отца, но и не круглые. Я не с рождения такой. Видимо, признак взросления.

– А кто второй? – спросил Амикус.

– Что, прости?

– Второй метис.

– А-а-а. – Нолин посмотрел на кожаный браслет у себя на запястье и ответил: – Ее зовут Сефрин.

– Вы родственники?

Нолин покачал головой.

– Но мы вместе росли – сначала в Мередиде, потом в Персепликвисе, когда город достаточно отстроили, чтобы в нем можно было жить. Мы…

Нолин замолчал. За спиной у них послышался звук, будто кто-то пробирался сквозь заросли. Он обнажил меч.

– В чем дело? – спросил Амикус.

Не успел Нолин ответить, как первый повернул голову в сторону звуков и обнажил два своих меча.