Из чащобы выскочили Азурия Миф и человек, о котором Нолин знал лишь то, что он бежит от виселицы. Оба широко улыбнулись, завидев сначала их, потом реку: у них совсем съежились бурдюки; бурдюк Мифа был покрыт складками, как будто тот его выжимал. Солдаты вяло попытались выпрямиться и отдать честь, хлопнув себя по груди.

– Пейте, – сказал им Нолин, и они наперегонки помчались к воде.

– Еще кого-нибудь видели? – спросил Амикус.

Не отрываясь от воды, оба кивнули. Потом Миф лег на спину на камень, отдышался и вздохнул.

– Паладея, Люция, Амбруса и Грейга. – Сделав еще вдох, прибавил: – Все мертвы. Нашли их всех вместе в окружении тучи убитых гобов.

– Сколько? – спросил Амикус.

Миф толкнул второго солдата.

– Как думаешь, Клякса? Пятнадцать?

Клякса покачал головой. Вода стекала с подбородка ему на рубаху.

– По меньшей мере восемнадцать.

– Восемнадцать? – Нолин посмотрел на Амикуса. – Прошлой ночью ты убил около двадцати. Значит…

– Я уложил сорок два, – сказал Амикус. – Вы забываете про споры.

– Ладно, получается более шестидесяти. Значительный урон их войску.

– Нас осталось всего четверо, сэр, – заметил Клякса. – Они нас тоже как следует потрепали.

– Верно. Но, потеряв треть своих сил, они, возможно, отступят, чтобы пополнить ряды.

– Может быть, – не скрывая сомнений, произнес Амикус.

Миф и Клякса окунули головы в реку, затем принялись наполнять бурдюки.

– Что подвигло вас за меня болеть? – спросил Амикус Нолина.

– А?

– Ну тогда. Вы сказали, что поддерживали меня во время моего последнего боя на арене. Почему? – В голосе первого слышались скептические нотки. – Ваш отец ясно дал понять, что сам выбрал Эбрилла.

– Ага, отчасти поэтому, – сказал Нолин.

– Не ладите с отцом?

Нолин рассмеялся.

– Я со своим тоже не особо, – проворчал Клякса. – Вечно он просаживал все деньги в «Счастливой пинте», а нам с братьями, чтобы выжить, приходилось питаться бéлками. Первые несколько еще ничего, но к пятой, скажу я вам, командир, от этих большехвостых крыс уже воротит. А после десятка уже и бéлки заканчиваются.

– Клякса у нас прямо лучик света, сэр, – пояснил Миф. – Всегда готов рассказать что-нибудь духоподъемное.

– После той схватки, – сообщил Амикус Нолину, – ваш отец меня невзлюбил. Приказал арестовать.

Нолин кивнул.

– Вполне в его духе. Не переносит, когда кто-то слишком выделяется из толпы. Если бы он мог дотянуться до солнца, пронзил бы его мечом за то, что то слишком ярко светит и затмевает его своим блеском. А кроме того, он искренне верит, что человеку не под силу одолеть инстарья.

– Значит, совсем не ладите?

– Скажем так, я не шутил, когда сказал, что меня сюда отправили на верную смерть.

– Хотите сказать, ваш отец стал бы… – Амикус замолчал.

– Скорее всего, это он. Мы не разговариваем друг с другом уже много веков – в прямом смысле этого слова. Последний раз мы говорили в тот день, когда умерла моя мать. Он велел мне собирать вещи и отправляться в легион. Два дня спустя меня отправили на Грэнморскую войну. До той минуты я ни разу не участвовал в бою, а через десять дней после смерти матери уже сражался с великанами. Что ж, по крайней мере, мне было на кого направить свою ярость. Я выжил, а после нашей победы меня отправили на гоблинские войны. – Нолин мрачно покачал головой: – Отец, видимо, надеялся, что великаны или гоблины меня прикончат. Но поскольку им это не удалось, он дал мне в награду должность помощника управляющего соляной шахтой. Так себе награда за то, что я взял крепость Дурат, убил властителя Рогга и положил конец той гоблинской войне. Когда-то меня отправили в ссылку в какую-то проклятую дыру на юго-западе Маранонии за то, что я выполнял свой долг. Теперь мне было велено не высовываться до тех пор, пока все не забудут, что у императора есть сын и что этот сын отличился на войне.

– Погодите-ка, сэр, вы хотите сказать, что участвовали в Первой гоблинской войне? Сколько ж вам лет? – спросил Миф, перекинув через плечо разбухший бурдюк.

– Через несколько месяцев стукнет восемьсот пятьдесят пять.

– Ух ты, – протянул Миф. – Значит, когда началась эта война, вам было уже четыре сотни?

Нолин кивнул.

– Да, и я ожидал, что меня призовут. Это было бы логично: у меня столько опыта. Но не призвали. Я проторчал в той соляной шахте более пятисот лет. И вдруг меня отправляют сюда. Мне не сказали, что это был приказ моего отца, но кому еще, кроме Нифрона, есть до меня дело, чтобы посылать на смерть?

Амикус с интересом разглядывал Нолина.

– Раз вы такой старый, стало быть, должны помнить Грэндфордскую битву?

Нолин покачал головой.

– Я родился через год после нее.

– Но вы их знали?

– Кого?

– Героев Грэндфорда, о которых рассказывают легенды. Вы когда-нибудь встречали Бригама Киллиана? Я его прямой потомок. – Амикус обнажил полуторный меч. – Это его оружие, меч Бригама. Он был одним из тешлоров. – В чаще смертоносных джунглей Амикус говорил так, будто они с Нолином столкнулись в придорожном трактире и неожиданно обнаружили, что оба родом из одного городка. – Странно, вы не похожи на… – Амикус замялся. – Ну… то есть ведете себя не так, как тот, кто прожил столько лет.

– Правда? И как же такие существа себя ведут?

– Ну, ты нарвался, – расхохотался Клякса.

– Просто я думал, вы будете более… – Амикус снова недоговорил.

– Мудрым? Умным? Мастером всех видов оружия? Может, солидным? В моем возрасте определенно нужно быть более солидным, верно?

– Вроде того, ага.

Нолин вздохнул.

– А мой рост у тебя не вызывает удивления?

Амикус с недоумением воззрился на него.

– Дети ведь с возрастом делаются выше, так?

– Ну, до какого-то времени…

– Вот именно. Когда достигаешь определенного роста, перестаешь расти. Стакан можно наполнить лишь тем объемом жидкости, который в него поместится. Я встречал детей, которые были мудрее стариков, а вы наверняка встречали людей старше вас, которые вели себя как дети.

Миф и Амикус глянули на Кляксу. Тот кивнул и пожал плечами.

– Возраст не прибавляет дураку ума, равно как и время не наделяет тебя опытом и знаниями. Наверное, те, кто любит учиться, могут скопить много знаний, но от этого гением не станешь. Некоторые вещи просто даются нам от рождения. Характер формируется на удивление рано. Как правило, возраст либо смягчает, либо ужесточает то, что уже есть в человеке. Я совершенно не умею вязать и паршиво готовлю, в основном потому, что даже спустя восемьсот пятьдесят пять лет эти занятия кажутся мне скучными, так что я их избегаю. – Он на мгновение задумался. – Сефрин – почти моя ровесница, и она практически такая же: готовить тоже не умеет. Но ее страсть – делать жизнь других людей лучше. В этом она очень похожа на мою мать. Но Персефона была вождем, кинигом и обладала властью. Сефрин всю жизнь провела под управлением моего отца. Режим за все это время не менялся, и все идет как обычно. Сефрин это тем не менее не остановило. Она так и не вышла замуж и не завела детей, потому что продолжает изо всех сил бросаться на гору, которая никогда не сдвинется. Да, она одержала несколько мелких побед, но ничего существенного, способного что-то изменить. А почему?

На этот вопрос ни у кого не было ответа.

– Потому что возраст не наделяет волшебными способностями. Она не так уж отличается от вас или кого бы то ни было еще, просто живет дольше. – Он помолчал. – Ну, она чрезвычайно упряма. Но это ей всегда было свойственно. Без этого никак, да? Любой другой на ее месте уже давно опустил бы руки. Как я.

Поднявшись, Клякса отошел от остальных. Внезапно замерев, он выругался:

– Отродье тэтлинской ведьмы! – И прибавил, указывая куда-то с безумным видом: – Тут огроменная змеюка!

Нолин и Амикус рассмеялись.

– Не смешно! Я пошел отлить – и на тебе! – Он встряхнул ногой.

– Его зовут Плут, – сказал Нолин. – Плут ДеЛенивец.

Где-то через час, по подсчетам Нолина, объявились Райли Глот, Джарел ДеМардефельд и раненый калинианин. Они вышли к реке выше по течению и, бредя вдоль берега, наткнулись на остальных. Райли шел впереди, держа в руке меч, а Джарел поддерживал бедняка из Калинии с окровавленным кляпом во рту. Выражение лица блистательного воина резко отличалось от его облачения, пока он не заметил остальных. Тут его глаза засияли, а лицо озарилось радостной улыбкой.

Узрев Нолина, Джарел ДеМардефельд вскрикнул, бросился вперед и с такой силой налетел на старшину, что едва не повалил его на землю.

– Хвала Единому, вы живы, ваше высочество! – Он так крепко обнял Нолина, что своими латами чуть не рассек принцу губу. Джарел ДеМардефельд был высоким и мощным, и высвободиться из его объятий никак не получалось, пока он сам не отпустил Нолина. – Я беспокоился за вас, сэр.

– Он не шутит, – сказал Райли. – Прошлой ночью он хотел идти искать вас. Мне пришлось отобрать у него меч, а была бы веревка, мы б его связали. Мы вдвоем едва удержали его, чтоб не сбежал. – Он посмотрел на калинианина, и тот кивнул в знак согласия. – Видимо, мы разделились, – сказал Райли Амикусу. В голосе его слышалась нотка стыда, будто он совершил преступление.

Амикус кивнул.

– Невозможно было что-либо разглядеть.

У каждого эскадрона была своя история: общие воспоминания, прошлые неудачи, сожаления, обещания и долги. Коллективный опыт порождал тайный язык. Непосвященному их разговор показался бы совершенно обычным, но в словах Райли содержался своего рода шифр, понятный лишь тем, кого с ним связывали многолетние узы, тем, кто познал проклятие общих воспоминаний. Проведя в составе эскадрона лишь несколько дней, Нолин не говорил на языке Седьмой Сикарии, но распознать тайное наречие мог. Райли просил прощения, возможно, за что-то и вовсе не связанное с прошлой ночью, и Амикус легким кивком, судя по всему, простил его.

– Давно вы здесь? – спросил Райли, достав топор, который использовал как рогатину, и скинув с плеча суму. Всю эту тяжесть он бросил на землю.

– Трудно сказать, – ответил Амикус. – Часа два.

– Долго же вы торчали на одном месте.

– Ждали отставших вроде вас.

– Уже не надо. – Джарел вытащил из мешка полоску сушеного мяса и зажал в зубах, пока закрывал мешочек. Вынув мясо изо рта, он обвел рукой по кругу, указывая на товарищей. – Это все. По дороге мы нашли Паладея, Люция, Амбруса и Грейга.

– Мы с Кляксой тоже, – сказал Миф.

– Остается еще девять человек, – заметил Амикус.

Райли покачал головой и бросил взгляд на Джарела, снова устыдившись.

– Когда погас огонь, мы услышали приказ идти в атаку. Не все повиновались или, может, недостаточно быстро перешли в наступление. Йоркен, Хэмм и Блэнит погибли под завалом.

– Я был позади, – сказал Джарел ДеМардефельд. – Ваш приказ спас мне жизнь, сэр.

– Мы действовали вслепую, – продолжал Райли. В голосе его вновь слышались виноватые нотки. – Просто размахивали в темноте оружием. Повсюду были гобы, мы слышали их трескотню и стуки. Делать было нечего, разве только бежать, махать мечом и бить по ближайшему источнику звука. – Второй копейник печально вздохнул. – Утром мы вернулись к расщелине.

– Что? – спросил Нолин. Какой удивительной смелости потребовало такое действие.

Усмехнувшись, Райли небрежно махнул рукой.