– Не такой уж это подвиг, сэр. Мы ведь не очень далеко отошли. Йоркен, Хэмм и Блэнит были погребены под обломками утеса. Остальные лежали то тут, то там, по большей части вблизи от костра, вернее, от того, что от него осталось. – Он вздохнул и посмотрел себе под ноги. – Сессацион и Гэммит… – Он помолчал и судорожно сглотнул. – Сэр… – Райли поднял глаза и посмотрел Нолину в лицо, не отводя взгляда от командира, словно это причиняло ему боль. – На телах Сессациона и Гэммита не было следов когтей. Обоих сразил удар мечом. Их поразили со спины. – Он помолчал и покачал головой. – Было ужасно темно.

Джарел посмотрел на полоску мяса в руке, будто не знал, откуда она взялась.

– А что с остальными? – спросил Амикус.

– Остальных добили гобы, – сказал Джарел. Он тоже изъяснялся на языке, которого Нолин пока не выучил и, возможно, не выучит никогда.

– Надо вернуться и похоронить их, – сказал Райли. – Теперь, когда мы все вместе. Мы не хотели отстать, если бы нашлись еще уцелевшие, но теперь…

– Валить отсюда надо, – прорычал Клякса, по-прежнему бросая на Плута ДеЛенивца такие взгляды, точно змея могла в один прыжок преодолеть разделявшие их двадцать футов.

Амикус посмотрел на Нолина.

– Сэр?

Нолин сосредоточил внимание на Райли. У того был вид раненого человека, хотя на нем не было заметно ни одной царапины.

– Сколько гхазлов?

– Сэр?

– Сколько гобов вы убили? Вы же их тела тоже пересчитали?

– Гобы забирают своих мертвецов, – сказал Амикус.

Нолин кивнул.

– Тех, кого они сами убили, тоже забирают, но прошлой ночью не стали.

– Пятьдесят три, сэр, – ответил Райли. – Не считая кучи Амикуса.

– Пятьдесят три? – в изумлении переспросил Нолин.

Он уставился на второго копейника, пытаясь оценить, соответствуют ли его слова действительному положению дел. Солдат только что признал, что случайно убил товарищей по отряду, и явно считал себя виноватым. Нолин сомневался, что он станет лгать.

– Стало быть, всего наш эскадрон уложил сто тринадцать гхазлов в сопровождении обердазы. Менее двадцати человек сделали это в темноте, не имея фортификаций и оборонных сооружений. – Он произнес эти фантастические слова вслух, но по-прежнему не мог в это поверить. – Семеро из нас еще живы, и только один ранен. Это…

– Вот почему они не стали забирать убитых, ни своих, ни наших, – заключил Амикус. – Их осталось слишком мало. Может, вообще не осталось.

– Верно, – согласился Нолин. – Но я собирался сказать: это невозможно. Один-единственный эскадрон просто не мог этого сделать.

– При всем уважении, сэр, – сказал Райли, – Седьмая Сикария – не обычный эскадрон.

– Да? А какой?

– Мы особенные, сэр, – сказал Джарел ДеМардефельд, но от него Нолин ничего другого и не ожидал. Однако его удивило, что Миф и даже Клякса кивнули в знак согласия.

– И в чем ваша особенность?

Каждый указал пальцем на Амикуса.

– В нем, сэр.

Амикус неловко пожал плечами.

– Я их слегка подучил.

– Слегка?

– Седьмая Сикария – лучший эскадрон в империи, сэр, – заявил Райли без намека на высокомерие – просто констатируя очевидный факт. – Поэтому мы на передовой: нас всегда отправляют первыми.

Миф улыбнулся.

– Мы можем заменить целую когорту.

– В мое время, – произнес Нолин, – когорта насчитывала пятьсот человек.

– Сейчас тоже, сэр.

– Смелое заявление. – Нолин повернулся к Амикусу. – Ты с этим согласен?

Солдат кивнул.

– Легион учат делать упор на командную работу. Бой – групповое занятие. Если нарушить строй, солдаты превращаются в обычных безмозглых бандитов с острыми палками. Но я учу своих людей сражаться и вместе, и в одиночку, копьем, мечом, щитом, кинжалом и даже голыми руками. Вот что требуется в этих джунглях. Мы тренируемся на любой местности и в любых условиях, даже в темноте.

Нолин кивнул. Он бы поспорил, если бы не три факта. Во-первых, великолепная демонстрация боевых навыков Амикуса прошлой ночью. Во-вторых, их выжило шестеро, хотя все должны были погибнуть, и уж с этим никак не поспоришь. В-третьих, если они хотят прожить более одной ночи, пора двигаться.

– Хоть мне и неприятно бросать своих в джунглях… – Он посмотрел на Райли. – Мой долг перед живыми… Выдвигаемся!

– Сэр, – сказал Райли, – прошу дозволения самому похоронить убитых.

Нолин покачал головой.

– Мы не можем позволить себе лишиться меча. Ты можешь понадобиться нам, чтобы выбраться отсюда.

– Я быстро, сэр, и с легкостью догоню вас, раз вы идете вниз по реке.

– Эти люди мертвы, и они…

– Заслуживают, чтобы их похоронили как положено. Без этого они не войдут в Пайр, а они заслужили упокоение в раю.

– Он прав, сэр, – сказал Джарел и добавил, обращаясь к Райли: – Я бы помог, но… ну, понимаешь. – Он указал на Нолина.

Райли кивнул.

– Я бы хотел, чтобы меня похоронили с камушком в руке, сэр. И мне будет спокойнее, если Сессацион и Гэммит найдут дорогу в загробный мир.

– Надо хотя бы забрать их снаряжение, – сказал Амикус. – Да и земля мягкая, копать легко.

– Нас семеро, а их тринадцать, – напомнил Нолин. – Времени у нас нет, поэтому копаем братскую могилу.

– Две, – с надеждой в голосе произнес Райли. – На это уйдет меньше времени, чем тащить Паладея, Люция, Амбруса и Грейга к остальным.

Нолин вздохнул.

– Ладно, две, но потом нужно будет идти вдвое быстрее. Может, мы и перебили их всех, но наверняка ведь неизвестно. Парочка гобов могла убежать за подмогой. Я не хочу рисковать, ясно?

Амикус кивнул.

– Показывай дорогу, Райли.

Похороны завершились только к полудню. Полагая дальнейшее промедление опасным, Нолин отдал приказ сниматься с места.

Все, кто прошлой ночью лишился снаряжения, либо отыскали пропавшее, либо взяли себе новое оружие из собранного в кучу арсенала убитых. Нолин поступил так же. Наблюдая за остальными, он заметил, что все они прицепили мешки к топорам, мотыгам или тесакам вместо традиционной рогатины, на которой обычно носили поклажу. Вполне логично было использовать уже имеющийся инструмент вместо дополнительной палки, и это напомнило Нолину, что с тех пор, как он служил в легионе, прошло уже много столетий. Он приспособился и поступил так же, как прочие, прицепив ремень мешка к обуху секиры. Если не переходить на бег, рукоять секиры на плече уравновешивает вес мешка, так что его даже не нужно придерживать.

– Клякса, – позвал Амикус, – идешь первым.

– Да ну? – изумился солдат. – Я не знаю, как отсюда выбраться.

– И не надо – просто иди туда, откуда мы пришли, а потом вниз по течению реки. С этим даже ты справишься.

– Раньше ты никогда не ставил меня первым. Почему сейчас?

– Может, ты не заметил, сколько нас осталось? Хочешь поспорить? – Амикус зловеще улыбнулся.

Клякса насупился, взял мешок и зашагал вперед.

– Кому-нибудь удалось сохранить собственное снаряжение? – спросил Нолин.

Миф рассмеялся.

– Мое погребено под обломками утеса. Это мешок Амбруса.

– У меня снаряжение Йоркена, – сказал Райли. – А у Рамаханапара – от Грейга.

– У меня свое, – вставил Амикус.

– И у меня, – гордо ухмыльнулся Джарел.

– Все у вас не как у людей, – заметил Миф.

Гуськом они двигались вниз по реке. Путь был опасным: приходилось перебираться по скользким камням и пересекать мощный поток. В наиболее глубоких местах они использовали в качестве мостов бревна, покрытые водорослями. Часто приходилось отходить от реки, затем возвращаться, и дважды они были вынуждены преодолевать поток, держась за канат, там, где водопады низвергались на двадцать футов вниз.

– Расскажи про своего отца, – попросил Нолин Амикуса, когда они продирались через густые заросли высокого папоротника. – Мы обсудили мудрость и смекалку моего старика, Имперского подонка. Расскажи теперь ты о своем. Как его зовут?

– Антар.

– Чем занимается?

– Был солдатом. Умер несколько лет назад.

– Здесь?

Амикус покачал головой, уклоняясь от гигантского колючего растения.

– Он умер в своей постели от оспы.

– О, мне очень жаль.

– Ничего. Ему было семьдесят. – Амикус повернул голову. – Для человека это много.

– Правда? А я и не знал. Очевидно, я идиот.

– Простите, сэр. Я не имел в виду…

– Да ладно.

– Я просто хотел сказать, что для солдата это невероятно много. Он обучил меня искусству боя. Начал тренировать, когда мне было лет пять.

– Заметно. Значит, вы хорошо ладили?

Амикус кисло улыбнулся.

– Он просил меня никогда не лезть на рожон и никогда не служить в легионе.

– Вот как, – сказал Нолин.

– Вот именно. Он говорил: «Амикус, мальчик мой, мечи твоих прародителей служили империи с самой Грэндфордской битвы. И к чему это нас привело? Столетия бесконечных маршей, недоедания, крови, страданий – вот что мы получили. Ты никогда не добьешься успеха и уважения, если ты не инстарья». Еще он советовал не пытаться заработать на жизнь своим мастерством. Ингрэм, сын Бригама Киллиана, пошел этой дорогой и горько пожалел. Папаша мой всегда говорил: «Чем лучше ты сражаешься, тем скорее сам станешь мишенью». Он оказался прав. Я повесил на себя мишень, когда одолел Эбрилла. Но все же не думал, что целиться в меня станет сам император.

– Похоже, у нас с тобой есть кое-что общее, – сказал Нолин. – Мой отец ненавидит нас обоих.

Глава четвертая
Голос

Сефрин сделала все возможное, чтобы монах не увидел написанных слов: прикрыла ему глаза, схватила за голову, разве что с лестницы не столкнула, но он все равно разглядел надпись: читать он, разумеется, умел. Она заставила его поклясться, что он будет молчать. Молчание в обмен на разрешение остаться. Позволить ему уйти после того, что он увидел, – слишком большой риск. К счастью, Сеймура не пришлось принуждать: узнав о ее происхождении, он был готов исполнить любое ее желание.

Затем на нее накатила слепая паника. Сефрин выбежала на улицу, остановилась и осмотрела улицу Ишим. Все вокруг уже закрывались на ночь, но люди еще набирали воду, таскали мешки и переговаривались, собравшись небольшими группами.

«За мной наблюдают?»

Она поискала глазами кого-нибудь, кто тут же отведет взгляд и юркнет в переулок, но улица выглядела так же, как и всегда.

«Окна! – пришла ей в голову мысль, и она внимательно изучила каждое окно. – Возможно, кто-то смотрит на меня, оценивает мою реакцию».

Однако никого она не увидела. Приближалась ночь, и многие окна уже были закрыты ставнями.

Появилось несколько городских стражников: простые кожаные доспехи, короткие мечи, гребни на шлемах. Увлеченные разговором, они шли мимо ее дома по ту сторону фонтана.

Кому-нибудь расскажешь – он умрет.

У нее бешено колотилось сердце, пока она обдумывала, как поступить.

«Если позову их, а за мной никто не следит, как виновный узнает об этом? – Она снова внимательно осмотрела улицу. – А вдруг это не чужак? Может, это кто-то, кого я знаю. Невероятно, но все же… зачем кому бы то ни было убивать Мику и похищать моего сына?»

Бессмыслица какая-то.

«У меня пока недостаточно сведений, чтобы что-то предпринять».

Она повторяла это про себя снова и снова, наблюдая за тем, как удаляются стражники.

Ребенок пока жив – я с тобой свяжусь.

Бросив последний взгляд на улицу, Сефрин вернулась в дом. Тщательно обыскала его – хотя уместнее было бы сказать: разнесла в пух и прах. Перевернула все шкафы и чуланы, сама не зная, что надеется найти, кроме сына, спрятанного под кроватью или в каком-нибудь укромном уголке. Она не нашла ничего – ни Нургьи, ни даже зацепки, которая могла бы указать на личность преступника.

Наконец она рухнула на кухонный пол, провела рукой по волосам и попыталась сосредоточиться. Сеймур молча наблюдал за ней из другого конца комнаты. Через несколько часов он подошел к столу, взял тряпку и ведро с водой и направился к лестнице.

Это побудило ее к действию. Вместе они привели в порядок детскую. Заметив, как у нее дрожат руки, монах сказал, что сам закончит уборку, но она отказалась. Это был ее дом. И это была кровь Мики – в этом она не сомневалась. Более того, ей отчаянно нужно было чем-то себя занять. Она была уверена, что умрет, если будет просто ждать, ничего не делая.