Позже Андреев не будет упоминать ни об этой публикации, ни о последующих (в «Орловском вестнике»). Кажется, лишь трижды он обмолвится, что писал беллетристику до «Баргамота и Гараськи». Первый раз в 1903 году на страницах «Журнала для всех», вспоминая свою жизнь в Петербурге: «Тут я написал свой первый рассказ о голодном студенте. Я плакал, когда писал его, а в редакции, когда мне возвращали рукопись, смеялись».

То есть о публикации ни слова, только о том, что «написал свой первый рассказ». Впрочем, есть предположение, что до «Звезды» Андреев носил «В холоде и золоте» в существующую тогда газету «Неделя». Или, может быть, носил другой, не дошедший до нас рассказ…

Дебют от второй публикации отделяют три с лишним года – рассказ «Он, она и водка» вышел в газете «Орловский вестник» в сентябре 1895-го. Черновиков (за исключением набросков будущего рассказа «Загадка») не сохранилось, а может быть, их и не было. Дневник за 1894–1896 годы считается утраченным. Не исключено, что Андреев не пробовал писать рассказы. Да и жизнь его в те годы была очень запутанной и сложной. Любовные драмы, тяжелый перевод из Петербургского в Московский университет, вторая попытка самоубийства (первая случилась в феврале 1892-го), переезд к нему в Москву матери и младших братьев и сестер, пьянство… Видимо, было не до писания.

Но после публикации второго рассказа, в котором, по оценке самого автора, было «больше опечаток, чем достоинств», литератор в нем пробудился по-настоящему. Через неполные три месяца в трех номерах той же газеты печатается рассказ «Загадка», еще через полгода там же – «Чудак».

Весной 1896 года Андреев отправил в петербургский «Северный вестник» рассказ «Скриптор», который затерялся в недрах редакции, и до нас дошел один лист черновика, на котором Скриптор ищет Мефистофеля.

Почти через год Андреевым окончен большой и сложный по заложенным в нем смыслам рассказ «На избитую тему», который он предлагает во все тот же «Северный вестник». В то время журнал, где не так давно печатались Глеб Успенский, Чехов, Короленко, стал трибуной декадентов. И хотя рассуждения героев Андреева вполне можно назвать декадентскими, сюжет более чем реалистический.

Кстати, со слов самого писателя известно название и некоторые эпизоды его самого первого или второго (после «В холоде и золоте») рассказа «Обнаженная душа», написанного между сентябрем 1891 и сентябрем 1893 года.

«Сколько я разбираюсь теперь в явлениях, – приводит слова Андреева критик Александр Измайлов в книге „Литературный Олимп“ (1911), – это был характерно декадентский рассказ и – любопытно – написанный тогда, когда еще декадентство почти вовсе не заявляло себя ничем. Я помню, что здесь был изображен глубокий старик, достигший трагической способности читать в человеческих сердцах, так что для него не было ничего сокровенного ни в ком.

Разумеется, чем более эта обнаженная душа соприкасалась с людьми, тем трагичнее были ее впечатления, и, сколько помнится, этому человеку не осталось, в конце концов, ничего иного, как кончить самоубийством. Между прочим, помню подробность: этот старик видел человека, бросившегося под поезд. Ему отрезало голову. И вот, он видел то, что думает мозг в отрезанной голове.

Я отослал рассказ в „Северный вестник“, и помню письмо критика А.Волынского, которым он отказывал мне в помещении рукописи, ссылаясь на то, что это „слишком фантастично, слишком необычайно“, – что-то в этом роде».

Наталья Скороход в биографии Леонида Андреева в серии «ЖЗЛ» сожалеет:

«Увы, эти, отправленные в „Северный вестник“, ставший в 1890-е годы своеобразным „рупором символизма“, рассказы были отвергнуты или просто выброшены в корзину, что – на некоторое время – отучило автора иметь дело с фантастическими материями. Для меня же в этих неуютных сюжетах, как будто в капле животворящего бульона, растворены образы, которые через много лет возникнут на страницах Булгакова и Олеши. И как мне кажется, в самом вхождении Андреева в литературу была заключена коллизия. Ведь даже согласно законам земного тяготения – гораздо проще спускаться с неба на землю, чем, мучительно преодолевая притяжение, осуществлять „марш-бросок“ в противоположном направлении, что в будущем и проделал наш герой – Леонид Андреев».

Не соглашусь – неудачи не отучили его «иметь дело с фантастическими сюжетами». В конце 1897-го – начале 1898-го он работает над сказкой «Оро».

«…С легионами других злобных и мрачных демонов Оро восстал против власти. Огненными мечами архангелов мятежные духи были рассеяны по бесконечному пространству. С диким ревом и визгом уносились они, как бешеный поток, в непроглядный мрак бесконечности, где холодным светом мерцали отдаленные светила. И долго, смолкая, доносился до врат рая этот нечеловеческий, страшный визг».

Сказку (так Андреев сам определил это произведение) он принес в редакцию газеты «Курьер», которая печатала его судебные очерки. Принес не просто так, а после предложения редакции дать что-нибудь беллетристическое (было это то ли за месяц, то ли за полгода до «Баргамота и Гараськи»). Сказку прочитали и вернули.

Она осела в архиве «Московского вестника», куда Андреев отправился после отказа в публикации в «Курьере», и увидела свет в 1920 году. «В рассказе „Оро“… чувствуется уже будущий андреевский бунт и слышатся бутады самого Анатэмы», – вспоминал публикатор сказки, бывший заведующий редакцией «Московского вестника» Осип Волжанин.

«Оро» Андреев опубликованным не увидел, но очередная неудача не убила в нем живущего параллельно с реалистом, скажем так, не-реалиста. Вслед за этим произведением он пишет очень странные рассказы «Исповедь умирающего» и «Нас двое» (остались в рукописи); пройдет года три, и появятся в печати рассказы «Ложь» (который Лев Толстой посчитал «началом ложного рода»), «Стена», затем «Так было», «Жизнь человека»… Да, по сути, на протяжении всего творческого пути у Андреева будут чередоваться реалистические и не-реалистические произведения. Впрочем, почитатели реализма до сих пор считают его неправильным реалистом, а почитатели модернизма неправильным модернистом.

Казалось бы, после успеха «Баргамота и Гараськи» в апреле 1898-го, который был закреплен рассказами «Из жизни штабс-капитана Каблукова», «В Сабурове», «У окна», «Петька на даче», «Большой шлем», «Ангелочек», «Молчание» Андреев должен был поверить в себя, писать чуть ли не набело. На деле же требовательность его к себе только повышалась.

С апреля 1898-го по декабрь 1899-го были опубликованы шестнадцать рассказов (три из них, «Любовь, вера и надежда», «Случай» и «Памятник», не включенные Андреевым в собрание сочинений, представлены в этом сборнике), десять, сюжетно завершенных, остались в архиве писателя. Еще одиннадцать рассказов были брошены на стадии черновиков.

О чем они?

Автор предисловия находится в затруднительном положении: начнешь пересказывать сюжеты, и можно отбить у читателя желание знакомиться с оригиналами. Скажу так: в большинстве рассказов студенты, жажда любви, проститутки, жажда жизни, граничащая с желанием покончить с собой, водка, бедность, самопожертвование и эгоизм.

Позже Андреев вернется к некоторым сюжетам, с которыми, как показалось ему тогда, он не совладал. Например, рассказ «Мать» в 1916 году будет переработан в повесть «Жертва», мотив рассказа «Держите вора!» будет использован (в очень сокращенном виде) в рассказе 1901 года «Случай» (не путать с одноименным рассказом 1899-го), в рассказе 1902 года «Иностранец» использованы детали и персонажи наброска «После государственных экзаменов», мотив «Грошового человека» будет развит в написанном через год «Рассказе о Сергее Петровиче»…

Конечно, и «Жертва», и «Случай», и «Иностранец», и «Рассказ о Сергее Петровиче» в техническом плане совершеннее неопубликованных и недописанных предшественников. Но, как это часто бывает с опытными, набравшимися мастерства литераторами, в их произведениях становится меньше жизни, искренности. Они знают, что нужно, а что не нужно тащить в литературу, следят за композицией, динамикой, а искренность, непосредственность, в хорошем смысле безыскусность при этом вянут и блекнут.

С произведениями Леонида Андреева такое нередко происходило.

В этой книге можно увидеть будущего знаменитого писателя, который уже почувствовал свои темы, нащупал свой язык, свои типажи, но еще не научился правильно писать. И поэтому во многих рассказах немало того драгоценного сора, который мастер из своих произведений выметает.

О студентах Андреев писал на протяжении всей жизни. Но в рассказах 1897–1899 годов они по-настоящему живые, слышна их речь. Потому что писал он почти с натуры. Как и о юношеской любви, пьянстве, жителях Пушкарной улицы в Орле… Писать по памяти и с натуры – разные вещи.

Большинство произведений от третьего лица. При этом, даже не зная биографии автора, чувствуешь, что многие предельно автобиографичны, а персонажи списаны с реальных людей. Термина «автофикшн» в то время, конечно, не существовало, но направление такое было. И сам Андреев признавался: «совсем сочинять не могу», страдал от этого. Позже смог научиться…

Завершает наш сборник рассказ «Буяниха», написанный в конце 1901 года, вскоре после выхода первой книги, в момент, когда известность Андреева стремительно перерастала в славу.

«Буяниха» – одно из самых страшных его произведений. Вскоре будут написаны «Бездна» и «В тумане», но в них больше искусства, а здесь именно рассказ, не прикрытое стилистическими виньетками повествование. Почти репортаж о событии на Пушкарной улице, где Андреев вырос и где происходит действие его предыдущих рассказов – «Баргамот и Гараська», «Алеша-дурачок», «У окна». Те рассказы можно воспринимать как гуманистические, в них можно увидеть если не свет, то хотя бы просвет, а в «Буянихе» мрак реальности сгущается до беспросветности.

Павел Басинский в своей книге, по-моему, необычно трактует идею рассказа «Баргамот и Гараська»:

«Повинуясь христианскому чувству, он (Баргамот. – Р.С.) совершил ошибку: впустил „тьму“ в свой „свет“. „Порядок“ как основа баргамотовского мироздания дает трещину. Дух Гараськи навсегда поселился в доме Баргамота – в памяти его жены и детей в виде сального пятна на белоснежной скатерти. Все в доме будет уже не то и не так.

Это станет сквозной темой творчества Андреева: контраст „света“ и „тьмы“, ощущение хаоса, бушующего за тонкими стенами гармонии и постоянно угрожающего ее разрушить. Это будет в „Бездне“, „Молчании“, рассказах „В темную даль“, „Призраки“, „В тумане“, „Жизнь Василия Фивейского“ и других „знаковых“ произведениях раннего Андреева».

В принципе, согласен. Но если исходить из этой теории, то в «Буянихе» «тьмой» становится чистый и светлый мальчик Коля, который нарушает и разрушает привычный мир проститутки и пьяницы Маши, которую все кличут Буянихой. От этой мысли рассказ становится еще безысходней.

Может быть, поэтому Леонид Андреев и не опубликовал его. Но зачем-то сохранял в своем архиве.

Итак, вот ранние, не входившие в собрания сочинений (кроме нынешнего, академического, снабженного множеством сносок, примечаний, вариантов) рассказы Андреева. Надеемся, благодаря этой книге многим знакомый и любимый автор «Кусаки», «Ангелочка», «Жизни Василия Фивейского», «Иуды Искариота» откроется по-новому.

Я позволил себе тронуть некоторые произведения – восстановить полное написание тех слов, какие автор умышленно сокращал в рукописи; в рассказе «Держите вора!», где отчество одной из героинь сначала, два или три раза, Станиславовна, а потом Даниловна, везде сделал Даниловна, так как Андреев явно выбрал этот вариант. Надеюсь, ученые, заглянув в эту книгу, строго меня не осудят.

Роман Сенчин

2025

В холоде и золоте

Несмотря на ранний час, в маленькой квартирке Лавровых, состоящей из одной комнаты и маленькой кухни, движение.