«Все, мне конец», – подумала я, мысленно изображая фейспалм, поняв, что это и есть моя гримерша. Накрасит так, что я даже хозяйственным мылом не отмоюсь, хотя до дома вряд ли доберусь – по пути загребут в обезьянник за проституцию. Шучу, конечно, максимум выпишут административку с маленьким штрафом, за это не сажают в камеру, но чего только не скажешь ради красного словца.

– Это та самая девушка, которая похожа на киборга! – пытался тем временем оправдаться неудавшийся Ромео.

Тетка окинула мою фигуру оценивающим взглядом и только рот открыла, чтобы сделать мне комплимент (или оскорбить; может, я в ее глазах сейчас даже на робота не тяну), как тут Виталик, заговорщицки понизив голос почти до шепота, добавил:

– От Глеба!

Лицо женщины преобразилось, засияв изнутри каким-то эфемерным светом, будто она сошла с иконы, и, радостно закивав, меня наконец-то повели в другую комнату – возле сцены, которую я раньше не видела. Это оказалась каморка с неожиданно хорошим освещением, где Любаша вполне профессионально стала накладывать макияж, сверяясь с каким-то фото. Что на изображении, мне было не видно, но предполагаю, то самое лицо со стенда. Я же все это время раздумывала над тем, насколько известен Прижимин, что одно его имя заставляет злыдень, подозревающих мужей в неверности, менять гнев на милость. А может, он им обещал золотые горы, кто знает.

Затем я переоделась в помпезное платье, которое Люба с Виталиком шнуровали вдвоем. Я так-то девушка стройная, поэтому не знаю, зачем для этой работенки понадобились аж четыре руки, но спорить не стала. Хоть и без кринолина (и то слава богу), но длиной до пят, со множеством складок, любопытного розовато-кремового цвета, который обычно именуют персиковым. Корсет отделан белоснежными рюшами. На руках мне полагалось носить длинные перчатки тончайшего шелка такого же точно оттенка. Как объяснил Гавриков, это для того, чтобы по моим рукам не смогли опознать во мне человека. Даже если народ поверит в точность внешнего исполнения кистей, случайное касание выдаст во мне теплокровную.

Когда мы вернулись к стендам, время уже неумолимо приближалось к часу Икс. Виталик показал мне еще, как я должна управляться с пылесосом, а затем включил на планшете стандартные реплики, которые он планировал имплантировать в робота-гувернантку. Я довольно быстро сумела спародировать и голос, и интонации, и манеру строить речь.

– Вообще, ты не предупреждал, что мужик захочет со мной пообщаться, – закапризничала я, быстро просчитывая в уме, смогу ли намекнуть на повышение процента.

Но Гавриков беспечно отмахнулся:

– Это на крайний случай. Хотя, пока есть время, можем сочинить простенький диалог и озвучить при нем.

– Сдается мне, не стоит рисковать. Чем меньше меня будет в демонстрации, тем ниже шанс, что нас раскроют.

– Чем меньше тебя, тем ниже шанс, что мне вообще одобрят хоть какое-то финансирование, – не согласился он, – а стало быть, меньше шанс и тебе получить доход.

Я глубоко вздохнула.

– Ладно, давай так. Ты скажешь… Э-э… А как зовут ее? То есть меня.

– Пофиг, – отмахнулся он опять. – Ты же Катерина? Ну, я скажу, что ее так зовут, чтобы тебе было проще.

– Спасибо за заботу, – подарила я ему фальшивую улыбку. Можно подумать, я не откликнусь на Аленку, если он додумается меня так назвать. Но Катя – так Катя. – Вот, ты скажешь: «Катерина, поздоровайся!» Я такая: «Здравствуйте… э-э…» Забыла… Виктор?

– Виктор Александрович. Но тогда я должен сказать: «Поздоровайся с Виктором Александровичем». Робот учится, как любой искусственный интеллект нашего времени, так что это нормально, что ты запомнишь и повторишь его имя.

– Ага. А потом ты скажешь: «Продемонстрируй свои навыки, Катерина». И я молча начну заправлять постель. И больше ничего не скажу.

– Давай я тебя похвалю, и ты такая: «Спасибо, мне приятно». Только запомни слово в слово, чтобы потом так же сказать после уборки пылесосом.

– Окей.

– А в конце попрощаешься. Типа: «Спасибо, что пришли, заходите еще, удачного дня».

– Я буду звучать как надоедливый продавец-консультант в салоне сотовой связи.

– Значит, я у них и подсмотрел, как общаться надо! Забей!

Весь вид Гаврикова показывал «хватит спорить, тебе не за это платят», и я вынужденно кивнула, тем более что в эту самую секунду раздался звонок.

Я замерла почти по центру стенда, а Виталик ушел открывать. Любовь, выполнив свою миссию, нас покинула, так что в здании никого больше не было. Уточняю этот момент, поскольку со звонка прошло довольно много времени, но ничего так и не случилось, в зале никто не появился, и у меня уже от неподвижности заныла спина.

Что делать? Может, выйти посмотреть? А то вдруг его пристрелил залетный киллер, а я так и буду тут стоять до самого вечера, пока кто-то не обратит внимания на открытую дверь и лежащее у порога тело и полицию не вызовет? В то же время хороша же я буду, если выйду к ним без спроса, да еще и двигаясь как живая женщина.

– Придется ждать, – шепнула я себе ободряющим тоном.

Наконец послышались голоса, много разных, включая какой-то непонятный звонкий шум, который по мере приближения шагов трансформировался в детский альт.

«Только этого мне еще не хватало», – успела подумать я, как из-за поворота вынырнула целая группа людей. Высокий плечистый мужчина лет сорока пяти со строгим вытянутым лицом, короткими темными волосами, чуть тронутыми нитью седины, и сурово сжатой челюстью с острым подбородком; стройная молодая женщина с пепельно-блондинистыми волосами на прямой пробор в красном костюме и по-детски наивным личиком; мальчик лет девяти, который своим громким звонким голосом что-то непрерывно рассказывал. Завершал шествие Виталий, выглядящий донельзя смущенным.

– Вот экспонат, о котором я вам говорил, Виктор Александрович, – мельтеша и периодически заикаясь, молвил гений робототехники. – Я ее назвал Катюша.

«Катерина, дурак», – подумала я, вспоминая, что мы договаривались о другом варианте, но делать нечего, не будешь же его поправлять.

– Хм, – изрек мужчина, поглаживая острый подбородок и с интересом меня разглядывая, а его супруга – или кем она ему доводилась – громко воскликнула, подпрыгнув:

– Божечки, она совсем как настоящая!

Я все это время стояла не шелохнувшись и вновь подумала о Логинове с этим его недавним «хм». Почему-то все вокруг точно сговорились напоминать мне о нем!

– Имя хорошее, патриотическое, в высших эшелонах его одобрят, – заговорил Западников и в конце чуть сморщился, подозреваю – вспоминая собственную неприятную историю с бренднеймингом.

– Па, а что она может? – спросил мальчик.

Спонсор обратился к Виталию, вопросительно изогнув бровь. Гавриков сперва бестолково моргал; по всей видимости, взгляд сурового мужика действовал на него гипнотически, а затем подпрыгнул, совсем как давеча блондинка, и произнес:

– Катюша, поздоровайся!

– Здравствуйте, Виктор Александрович.

– Хм… – повторился Западников, а блондинка хлопнула в ладоши.

Мальчик же смотрел на меня заинтересованно, словно ему демонстрировали новую серию любимого аниме – или что там популярно сейчас у детей.

– Ну, это далеко не все, что она может! – быстренько вставил Виталий, и спонсор кивнул.

– Па, а откуда она знает твое имя? – подловил нас мальчик.

А ведь и правда. Когда мы репетировали, фраза Гаврикова звучала иначе. «Поздоровайся с Виктором Александровичем».

Но в этот раз он не сплоховал:

– Она обучаема. Я вас назвал по имени, и она запомнила.

– Вау! – вынес вердикт пацан, но его отца так просто изумить было нельзя.

– Это хорошо, но все равно пока мало. Демонстрируй дальше. Я хочу знать, куда ушли мои деньги и нужно ли давать тебе еще.

Виталик не заставил просить себя дважды.

– Катер… Катюша, застели кровать!

Я медленно, резковатыми движениями, как он меня учил, повернулась налево, и тут меня ждала засада: постель была заправлена. Когда я это сделала в последний раз, мы оставили все как есть и перешли к репликам.

Виталик почему-то не видел проблемы и молчал. Я подождала пару секунд, когда он что-то скажет, в итоге пришлось спасать положение самой.

– Постель заправлена. Какие еще будут указания?

– Хм… – ну, это понятно кто.

– Секундочку… – Гавриков взлетел на постамент за несчастные полторы секунды. Наверно, с его места не было видно, что не так с кроватью, потому что она стояла боком, и ее невысокая деревянная спинка могла закрывать обзор.

Виталик быстро навел хаос на кровати и скомандовал убраться еще раз. Я постелила покрывало и сложила стопкой постельное белье.

– А на подушки наволочки она наденет? – с практичным интересом спросила молодая женщина.

– И наволочки, и пододеяльник. Она обучена.

– А стирать?

– Умеет обращаться со стиральной машиной. С тазиком вряд ли совладает.

– Ну, это нам не надо, чай, не бомжи. Да, милый?

– Хм… А что еще она может?

– А пусть она разденется! – вдруг ляпнул мальчуган.

– Костя! – возмутилась Западникова.

Я еле сдержалась. Все-таки от природы у меня яркая мимика. Я уже придумывала, какими именно матерными словами и выражениями буду крыть Гаврикова, если он сейчас скажет «Катюша, скинь одежду!», но, к счастью, он заявил:

– Нет, этого сделать нельзя. Но вот команда, которую она выполнит. Катюша, пропылесось!

Пол был чистым, но это мне не помешало взять в руки ручку пылесоса и повторить все в точности, как он мне показывал.

– А есть список команд? – вновь подключилась к диалогу дамочка.

– В принципе есть, но она обучаема. Если задача укладывается в ее способности, похожа на предыдущие и не нарушает морального кодекса, она это сделает.

– Моральный кодекс? – переспросил Западников.

– Да. Это для того, чтобы роботов не использовали в качестве киллеров. Или секс-рабынь. Понимаете, да? Я не для этого ее создал. Поэтому раздеть себя она не позволит.

Я поняла, что про моральный кодекс он ввинтил специально под запрет на раздевание, понимая, что я откажусь это делать, и вряд ли предусматривал изначально такое дополнение. Хотя кто знает? Сейчас я у него уточнить не могу.

– Да, я это понимаю. А вот в Думе многие не одобрят, – со вздохом отозвался мужчина, а его женщина задорно хмыкнула, будто понимала, на кого именно ссылается муженек. А может, ей в целом понравилась шутка.

– Ну так что, Виктор Александрович? Пройдем в мой кабинет?

У Виталика загорелись глаза, а руки, похоже, зачесались, ибо он начал их поглаживать одна об другую. Я поняла, что речь идет о деньгах, и расслабилась: моя работа, выходит, выполнена.

Однако Западников не спешил.

– Что думаешь, Инга? – Обернувшись к Гаврикову, добавил: – Все-таки их делают не только для обучения детей, но и в помощь домохозяйкам.

– Я не домохозяйка! – впервые я услышала металл в ее голосе, а вечная улыбка сошла с уст. – Я дизайнер!

– Ты только недавно закончила обучение, которое я тебе оплатил.

– И что? Я хорошо училась, диплом без троек! – Западников вздохнул, словно говоря: и это я тоже оплатил. Инга продолжала: – Я могу работать в любой момент! Ты же слышал, что Тамара Вильгельмовна хочет нанять меня для своего нового шале!

– Которое она еще даже не купила. Ладно, Инга, я имел в виду женщин, которые часто находятся дома. Как тебе эта кукла? Нужна? Полезна? Хотела бы ее приобрести?

– Хм… – теперь и дамочка внимательно на меня посмотрела, употребив любимое мужем (и Логиновым!) междометие. – Я не знаю…

Виталик сразу напрягся. Я тоже. Мне ведь заплатят в любом случае? Или если она скажет «нет», то и мужик денег Виталику не даст? А ему, стало быть, нечем будет расплачиваться со мной!

– Мне надо ее попробовать дома, – заговорила наконец женщина, когда у Гаврикова от стресса уже выступил на лбу пот. – Нам дадут ее на пару недель?

– Хм… А это возможно?