– Итак, юная леди, теперь мы переходим к вам. Расскажите нам немного о себе и о том, почему вы хотите отправиться в поход по Аппалачской тропе.

– Меня зовут Джен, – нервно начала я, – и мне двадцать один год. На первом курсе колледжа я решила, что отправлюсь в поход по Аппалачской тропе, и организовала свои занятия так, чтобы закончить семестр экстерном – в декабре этого года. Я планирую начать поход в марте с горы Спрингер, штат Джорджия, и провести там столько времени, сколько потребуется, чтобы добраться до горы Катадин в штате Мэн.

– Хорошо, но почему ты решила преодолеть это расстояние именно пешком?

Уф, я надеялась, что он не станет акцентировать на этом внимание. От растерянности я глубоко вздохнула. Последние три года я давала людям разные ответы на этот вопрос. Одним говорила, что хочу пройти тропу, чтобы побыть на природе, другим – чтобы расширить свои возможности и познакомиться с новыми людьми, третьим – чтобы отложить поиск работы и заставить свою мать немного понервничать. Ответы были абсолютно разными и зависели от того, что, по моему мнению, хотел услышать человек, задающий вопрос. Но я точно знала, что Уоррен раскусит неискренний ответ. Итак, впервые я постаралась ответить честно:

– Я чувствую, что мне суждено… Я имею в виду, я чувствую, что я была создана для… Я думаю, я пытаюсь сказать, что, по-моему, я должна подняться по Аппалачской тропе.

– Что это могло бы значить? – спросил Уоррен.

– Ну, когда я думаю о том, чтобы заняться чем-то еще, это просто кажется неправильным. Мысль о том, что мне не удастся пройти тропу, наполняет меня сожалением до такой степени, что эта боль съедает меня изнутри. Идея совершить пеший поход по Аппалачской тропе родилась еще три года назад, и с тех пор, как она пришла мне в голову, не проходит и дня, чтобы я не думала об этом походе. Мне кажется, не я выбрала идею подняться по тропе, а скорее она меня.

– Ах да, – сказал Уоррен, выглядя на удивление довольным, – значит, тропа – это призвание?

– Да… призвание, – ответила я.

Признавшись всем, включая саму себя, в истинной причине, по которой мне хотелось отправиться в поход, я наконец почувствовала себя хорошо. Немного безумно, но хорошо. Я почувствовала облегчение и задышала свободнее, зная, что могу быть честной. Тем временем Уоррен перестал задавать вопросы и начал причудливо напевать: «Тропа зовет, зовет, зовет, зовет тебя и меня». Затем, с более серьезным выражением лица, он выпрямился и оглядел присутствующих.

– Всем спасибо за ответы, – произнес он. – Они были очень…проницательными.

Затем, прежде чем завершить наше утреннее занятие, Уоррен еще раз умудрился посмотреть на меня, параллельно наблюдая за всеми остальными.

– Вам нужно знать, что тропа может изменить ваше сознание, и в будущем это произойдет, – добавил он. – Как только вы вернетесь из похода, ваша жизнь изменится. Если вы не готовы к подобным переменам, то стоит переосмыслить суть путешествий.

Затем Уоррен, с блеском и пониманием в глазах, издал озорной смешок, от которого зашевелился толстый живот, и, вытянув руку, а затем подняв ладонь вверх, он вывел нас на послеобеденную прогулку по Аппалачской тропе.

Безнадежность

Начало марта 2005 г.

Уникой-Гэп, Джорджия, на пути к горе Спрингер,

Джорджия – 82 км

Для путешественника, идущего в северном направлении, первые восемьдесят километров от юга Аппалачской тропы – новое начало, полное надежд, страхов и бабочек в животе. Тревога и предвкушение того, что ждет дальше, выражаются в дружеских улыбках, нервных разговорах и нескончаемых фотографиях. Километры накапливаются медленно, по мере того как люди привыкают к тропе и своему снаряжению, а сложность обучения проявляется каждый день, пока участники похода выясняют, как ставить палатки, вскрывать мозоли и существовать в дикой среде, полной неожиданностей. Для многих участников походов в северном направлении предгорья Северной Джорджии являются одновременно и самой счастливой, и самой сложной частью путешествия.

После трех дней, проведенных в Институте Аппалачской тропы, мне казалось, что я гораздо более подготовлена к походу, чем до приезда. Я чувствовала себя более спокойно, планируя запасы еды, ограничивая количество снаряжения, составляя бюджет и психологически готовясь к походу. Я все еще не была уверена в альтернативных методах организации похода, которые мы рассматривали на лекциях: таких как не брать с собой печку и не фильтровать воду из горных источников или ручьев. И в нестандартные варианты снаряжения, например, в использование брезента вместо палатки, мусорного пакета вместо дождевика или лыжных палок вместо трекинговых, мне тоже слабо верилось. Но самое главное – после окончания курса я точно знала, что к Катадин меня приведет не снаряжение, а сердце и голова. Еще одним преимуществом Института Аппалачской тропы было то, что там я нашла несколько хороших друзей. В частности, мы неплохо сблизились с Сарой и Дагом. Мое впечатление об этой паре и их крепкой привязанности друг к другу вгоняло меня в апатию. Но по мере прохождения семинара я чувствовала, что меня неудержимо тянет к их дружелюбным словам и теплоте их любви друг к другу. К концу трехдневного курса мы договорились отправиться в путь втроем, составив определенный план. Такое решение было принято в честь начала дружбы и ради сохранения нервной системы моей матери. План нашего путешествия можно было сравнить с несбалансированным «сальто-мортале». Существует всего три способа пройти Аппалачскую тропу:

1. Начать поход с горы Спрингер, штат Джорджия, и дойти до горы Катадин, штат Мэн, в северном направлении.

2. Начать с Катадин и пройти до Спрингера в южном направлении.

3. Или же начать где-то посередине и дойти либо до горы Спрингер, либо до Катадин, а затем вернуться к месту старта и пойти в противоположном направлении, чтобы завершить маршрут так называемым «смертельным прыжком».

Большинство туристов, выбирающих для путешествия третий маршрут, начинают с середины тропы, недалеко от Харперс-Ферри, Западная Виргиния. Мы же начали свой «сальто-мортале» в Джорджии, в восьмидесяти километрах к северу от горы Спрингер. Идея заключалась в том, чтобы, встретившись в начале марта, мы смогли пройти первые восемьдесят километров трекинга в обратном направлении. Теоретически на Аппалачской тропе нет правильного или неправильного маршрута, но в марте в штате Джорджия все обычно отправляются на север – все, кроме нас. Мы хотели пойти на юг, чтобы встретить как можно больше туристов, идущих с севера, и продолжить путешествие, взяв во внимание их ошибки. Чем больше потенциальных уроков мы получали, тем было лучше.

Десятого марта мы встретились с Сарой и Дагом на стоянке на полтора километра севернее горы Спрингер. Я собрала снаряжение, закинула его в машину, а затем забралась в их внедорожник, и мы вместе поехали вниз с горы. Уникой-Гэп находится всего в восьмидесяти километрах от Спрингер, но, чтобы добраться до пункта назначения, нам потребовалось два с половиной часа. До сих пор день был солнечным и прохладным, но в Уникой-Гэп длинные послеполуденные тени и возвышенная местность в совокупности дают низкую температуру и зверский ветер. Прежде чем мы вышли из машины, я достала из рюкзака всю запасную одеж ду и надела ее, чтобы согреться. В момент, когда я застегивала дождевик и поправляла рюкзак, мне послышался крик Сары. Она звала меня с опушки леса:

– Эй, Джен, иди посмотри на это!

Она нашла нашу первую белую полосу. Мне нравится в А.Т. то, что идиотам до нее не добраться. Белые прямоугольники размером два на шесть обозначают тропу через каждые сто метров. Мне не нужна была ни карта, ни компас; чтобы добраться до Мэна, нужно было лишь следовать белым значкам. Я подошла и с удивлением уставилась на простую белую полоску. С любопытством проведя кончиками пальцев по неровному прямоугольнику коры дерева, я заметила, что мои друзья уже в двадцати метрах. Я перешагнула через него, и именно тогда начался мой поход по Аппалачской тропе. Было 16:30, когда мы стартовали, и с учетом того, что было начало марта и мы находились в глубине горного хребта Блу-Ридж, нам оставалось всего полтора часа на дневном свете. Для опытного туриста расстояние и подъем, рассчитанные на первый день, не являлись бы большой нагрузкой, но я не привыкла идти с тяжелым и неудобным рюкзаком. У меня было такое чувство, будто у меня на спине здоровенный шестилетний ребенок, которого я поднимаю в гору.

Я старалась отвлечься от трудности восхождения. Оглядываясь по сторонам, я пыталась сосредоточиться на природной красоте, которая как бы являлась синонимом А.Т., но все, что меня окружало, – это голые деревья, дрожащие на ветру. Взглянув вверх, я почувствовала, как от пронизывающего ветра мои глаза начали слезиться. Поэтому я опустила голову вниз и уставилась на землю. Всю оставшуюся часть нашего подъема я сосредотачивала внимание на камнях и корнях, а также на белом паре, который появлялся при каждом выдохе. Нам потребовалось чуть больше часа, чтобы пройти 3,5 километра от Уникой-Гэп до убежища «Голубая гора». Трехсторонние деревянные укрытия являются частью культуры тропы. Такие пристанища расположены примерно через каждые шестнадцать километров, и днем туристы собираются в них, чтобы пообщаться, а ночью они служат укрытием для тех, кто не хочет ставить палатку. Заглянув в свое первое официальное убежище, я не была впечатлена. Доски пола выглядели грязными, а в стенах зияли дыры. Сара подошла ко мне сзади, положила руку на плечо и сказала:

– Думаю, стоит остановиться здесь, уже поздно ставить палатки. Надеюсь, здесь нет мышей.

Мыши? Я и не думала о том, что в приютах могут жить грызуны. К счастью, в «Голубой горе» было слишком много больших двуногих существ, чтобы я обращала внимание на маленьких четвероногих. Среди кучи спальных мешков и рюкзаков я обнаружила четырех девушек студенческого возраста, которые называли себя «персиками Джорджии». Так они проводили весенние каникулы. Даже их носики, торчащие из спальных мешков, выдавали, что они привлекательны, заметны и уже успели произвести неизгладимое впечатление на других туристов, особенно на Эскимо.

Эскимо – пенсионер с Аляски, который улегся прямо рядом с «персиками Джорджии». Он провел вечер, хвастаясь своим самодельным снаряжением и делясь любимыми техниками пеших прогулок с милыми студентками.

В лагере также находились двое молодых людей. Один из них был укутан в синий спальный мешок в углу убежища. Он носил зеленую лыжную маску, которая закрывала все его лицо, и когда Даг поставил свою сумку неподалеку от него, я услышала, как парень пробормотал ему что-то об инсулине и о том, что Даг должен сделать, если вдруг тот не проснется следующим утром. Другой парень был одет в темно-синий пуховик. Я заметила его, когда он выходил из лагеря с бутылкой воды в руке, и, схватив свою пустую бутылку, быстро побежала за ним.

Он остановился в двухстах метрах от убежища и присел над источником воды – небольшой лужицей, образованной подземным источником. С насосом в руках он тщательно фильтровал каждую каплю, стекающую в бутылку. Я наблюдала за ним с особым вниманием и уважением, ведь у меня не было ни насоса, ни йода, ни диоксида хлора, ни обеззараживателя, ни какого-либо другого приспособления для очистки воды. По совету Уоррена Дойла я решила, что можно пить из большинства источников на этом маршруте, не очищая воду. Но, глядя в неглубокую лужу, я начала сомневаться в этом. Не желая выглядеть глупо и при этом не имея возможности очистить воду, я отошла в сторону и подождала, пока молодой человек закончит, прежде чем попытаться набрать воду непосредственно из источника. Когда он встал, я мельком взглянула на него. Мне сразу бросились в глаза вьющиеся черные локоны, выбивающиеся из-под красной банданы, и недельная грубая щетина, заканчивающаяся прямо под полными щеками. Он поднял голову и, когда мы встретились взглядами, улыбнулся: