– Будет лучше, если ты пойдешь в клуб одна, – говорит Каннингем. – Принцесса может послать вперед охранников, а нам не нужно, чтобы тебя с кем-нибудь заметили.

Сара кивает. Он говорил это и раньше, и теперь она уже может повторить все сказанное слово в слово – даже монотонный шепот его сымитировать. Она кивает, показывая, что слушает его. Сегодня утром ей передали вторую партию хлорамфенилдорфина, и сейчас все мысли заняты лишь тем, как выгодней его продать.

– Сара, – говорит он и достает из кармана маленький флакончик с аэрозолем. – Возьми это. Просто на всякий случай.

– Что это? – спрашивает она. Распыляет содержимое флакона на тыльную сторону ладони и принюхивается.

– Силиконовый лубрикант, – отвечает он. – Аромат женский, предполагается, что сохранится несколько часов. Воспользуешься этим в туалете, если почувствуешь, что на самом деле… тебя к ней не влечет.

Сара закрывает флакон и возвращает ему.

– Я не планирую, чтобы все зашло настолько далеко, – говорит она.

Он качает головой:

– На всякий случай. Мы не знаем, что произойдет, когда ты к ней попадешь.

Она все еще держит флакон в руке, ожидая, что он заберет, но он не реагирует, и она, пожав плечами, убирает аэрозоль в сумку на поясе. Затем подпирает исправленную телодизайнером челюсть и смотрит в окно: в темных глазах отражаются голограммы реклам. Машина останавливается у дверей ее дома.

Она открывает дверь и выходит. Жара мгновенно укутывает ее теплым одеялом, на лбу выступает пот. Каннингем приютился на сиденье автомобиля и кажется намного меньше, чем выглядит на самом деле. Раньше он мог контролировать ситуацию, но теперь кумулятивный снаряд вырвался из дула и все, что он может сделать, это наблюдать за результатом и надеяться, что он правильно рассчитал траекторию выстрела. Его губы чуть дергаются, словно он натянуто пытается улыбнуться, а затем он вскидывает руку.

– Спасибо, – говорит она, зная, что так он желает ей удачи – и чувствуя, что впервые говорит это, не испытывая желания послать его ко всем чертям. Она отворачивается, выдыхает и чувствует, что в душе у нее – и одновременно в теле – возникает странная легкость, словно сама гравитация вдруг уменьшилась. Все, что ждет ее впереди, – работа. Больше не надо угождать Каннингему, не надо зубрить надоевшие правила или тренироваться, не надо выслушивать нотации Огнецветки, критикующей каждый ее шаг, каждый поворот головы. Все позади.

Квартира залита разноцветными вспышками – Дауд дома. Он сдвинул кофейный столик к самой стенке и сейчас занимается упражнениями: в руках – гири, на обнаженном теле и безволосых гениталиях горят голограммы. Она целует брата в щеку.

– Пошли поужинаем? – спрашивает она.

– Нет, я иду с Чучелом. Он хочет, меня кое с кем познакомить.

– Это кто-то новый?

– Да. И очень богатый. – Он отбрасывает гантели в сторону, ложится на пол и привязывает к ногам грузы. Она, нахмурившись, смотрит на него:

– Сколько?

Он бросает на нее быстрый взгляд – в глубине его глаз блещет отблеск зеленого лазера, – а затем опускает взор, отвечая себе под нос:

– Восемь тысяч.

– Это большие деньги, – соглашается она.

Он кивает, ложится на спину и поднимает ноги, преодолевая вес гирь – мышцы бедер напрягаются и шевелятся как змеи. Она скидывает туфли и зарывается пальцами в ворс ковра.

– И что он хочет? – спрашивает она. Дауд пожимает плечами. Сара приседает рядом с братом и смотрит на него сверху вниз, чувствуя, что в горле застрял комок.

А затем повторяет вопрос.

– Чучело будет в соседней комнате, – говорит он. – Если что-то пойдет не так, он поможет.

– Он из соломенных, да?

Дауд сглатывает комок в горле – кадык дергается вверх-вниз, а затем молча кивает. Она глубоко вздыхает, а он продолжает заниматься упражнениями. Заканчивает. Садится. Его глаза холодны.

– Тебе не обязательно к нему идти, – говорит она.

– Это большие деньги, – повторяет он.

– Завтра я закончу свое задание. Денег за него хватит нам надолго, там почти достаточно на два билета наверх.

Он качает головой, встает и отворачивается, направляясь в душ.

– Мне не нужны твои деньги, – говорит он. – Так же как и твои билеты.

– Дауд.

Он резко разворачивается, и в его глазах горит гнев.

– Я о твоей работе говорю. – Он почти выплевывает каждое слово. – Думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься?

Она встает следом и в этот миг замечает в его глазах страх. Боится ее? Ей в душу закрадываются сомнения.

– Вот именно. Ты знаешь, чем я занимаюсь, – говорит она. – И знаешь почему.

– Потому что один из твоих клиентов оказался соломенным. И когда ты это поняла, ты его убила. И тебе это понравилось. Я много слышал, о чем говорят на улице.

У нее перехватывает дыхание, но все же она находит силы покачать головой:

– Нет. Я делаю это ради нас, Дауд. Чтобы вытащить нас наверх. На орбиту. – Она подходит к нему, поднимает руку, чтобы прикоснуться к его плечу, но он отшатывается в сторону. Ее ладонь повисает в воздухе. – Туда, где нет грязи, Дауд, – продолжает она. – Где нам не придется жить на улице – потому что там нет улицы.

Дауд презрительно хмыкает.

– Нет улицы? – спрашивает он. – И что же мы там будем делать, Сара? Давить клавиши в каком-нибудь офисе? – Он качает головой. – Нет, Сара. Мы и там будем заниматься тем же, чем и здесь. И будем это делать уже для них, а не для себя.

– Нет, – возражает она. – Там будет по-другому. Как-то совсем иначе. Гораздо лучше.

– Ты бы видела свои глаза, когда это говоришь, – смеется Дауд. – Такое чувство, будто ты иглу в вену загнала. Будто надежда – наркотик, и ты на нее подсела. – Он спокойно смотрит на нее, гнев улетучился: – Нет, Сара. Я знаю, кто я и кто ты. Мне не нужны ни твои надежды, ни твои билеты. Особенно твои билеты, перемазанные кровью.

Он отворачивается, и в тот же миг с ее губ срывается ответ – быстрый, резкий, бьющий в самое сердце, в самое больное место. Как Ласка.

– Что ж ты не отказываешься от моих эндорфинов?

На мгновение его спина застывает, но уже через секунду он, словно ничего не заметив, идет дальше. Сара чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, и она поспешно моргает, пытаясь избавиться от них:

– Дауд, – говорит она, – Не связывайся с соломенными. Пожалуйста.

Он останавливается у двери, схватившись рукою за косяк.

– И в чем же разница? Развлекать соломенного или жить с тобой?

Дверь захлопывается, и Сара, изо всех сил стараясь сдержать рвущиеся наружу гнев и слезы, идет в свою спальню. Нервы натянуты до предела, по крови струится адреналин, и она с трудом удерживается от того, чтобы не начать бить кулаками об стену.

Она чувствует вкус смерти на языке, Ласка готова в любой миг сорваться с ее губ.

Голография Принцессы стоит на комоде. Она берет портрет и разглядывает нежную кремовую кожу ее плеч и голубые глаза – столь же невинные и столь же фальшивые, как у Дауда.

ЗАВТРА/НЕТ

Сара и Принцесса выходят из «Aujourd’Oui» вслед за медиками, которые выносят из кабинки туалета молодую девушку. У пострадавшей расцарапаны щеки и грудь. Лицо – потемневшая груда синяков, нос – вздувшаяся синева, губы разбиты и кровоточат. Она все так же пытается рыдать, но сил не хватает.

Сара видит – в глазах Принцессы сверкает волнение. Волнение от прикосновения к миру, которого она так жаждет, к миру теплому, реальному, пахнущему потом, приправленному самой почвой старой Земли. Принцесса стоит на раскаленном тротуаре, а вокруг снуют люди из «грязи» и завывают автомобили. Сара обнимает ее и шепчет ей на ухо именно то, что она хочет слышать:

– Я – воплощение твоих фантазий.

– Меня зовут Даника, – говорит Принцесса.

На заднем сиденье машины стоит запах пота и дорогих духов. Спрей-лубрикант она оставила дома, но он ей и не нужен: у Даники глаза и волосы Дауда, у Даники – гладкая плоть, и Саре хочется прикоснуться к ней.

Автомобиль плавно проезжает через ворота из закаленного сплава, и они оказываются в самом сердце империи Принцессы. Никто из людей Каннингема никогда не заходил так далеко. Даника берет Сару за руку и ведет ее внутрь. Охранник настаивает, что нужно провести досмотр, Сара презрительно смотрит на него сверху вниз и расправляет полы своей куртки, позволяя скользнуть его электронной игрушке вдоль ее тела: Ласку так не найти. А ингалятор с жестким огнем мальчишка нашел и отобрал: отпечатки пальцев на нем все равно не останутся.

– Что это? – спрашивает он, извлекая черные жидкокристаллические кубики, которые можно поставить в компьютерную деку.

– Музыка, – говорит она. Он пожимает плечами и отдает их обратно. Принцесса берет ее за руку и ведет вверх по длинной лестнице.

Ее комната нежно-лазурного цвета. Даника смеется и, раскинув руки, откидывается на простыни, столь идеально подходящие к цвету ее глаз. Сара наклоняется и гладит ее по коленям. Даника одобрительно стонет. Сара знает, что нужно этому старикашке. Он привык насиловать Землю, привык быть столь же сильным, как сплав, рожденный в космосе, а значит его самая эротичная фантазия – слабость. Слабость, воплощенная в возможности отдать свое новое яркое тело в руки раба – и именно этого он хочет больше жизни.

– Моя мечта, моя фантазия, – шепчет Даника. Ее пальцы скользят по шрамам на щеке Сары, на ее подбородке. Сара глубоко вздыхает. Голова киберзмеи плотно обхватывает ее язык, и он втягивается в имплантированный в плоть корпус Ласки. Сара подминает Данику под себя, держит ее за запястья, всем телом прижимаясь к новому телу старика. Она касается губами губ Даники, чувствует, как трепещет ее язык, а затем Ласка наносит удар, выскальзывая из своего укрытия в горле и груди Сары. Искусственная эластичная трахея сжимается, и девушка задерживает дыхание. Даника чувствует, как ей в рот скользит плоть Сары, но плоть холодная и хрупкая, и широко распахивает глаза. Пальцы Сары сжимаются на ее запястьях, и Принцесса издает сдавленный крик – голова Ласки проникает ей в горло. Тело Даники вздрагивает раз, другой, ее теплое дыхание касается лица Сары. Ласка продолжает разматываться и, следуя своей программе, соскальзывает вниз, в желудок, ее сенсоры ищут источник жизни внутри чужого тела. Глаза Даники – глаза Дауда – отчаянно молят о пощаде. Принцесса стонет от страха, извивается изо всех сил, пытаясь сбросить Сару с кровати, но Сара сильнее. Проникнув в желудок Принцессы, Ласка извивается, вырывается наружу и, обнаружив нижнюю полую вену, рвет ее на куски. Даника издает булькающие звуки, и Саре кажется, что она чувствует вкус крови, хотя она знает, что это невозможно, ведь ее язык все еще спрятан в глубине Ласки.

Ласка движется по вене к сердцу Даники. Сара по-прежнему держит Принцессу, хоть уже ее грудь почти разрывается от нехватки воздуха. Держит до тех пор, пока голубые глаза Дауда не подергиваются туманом и не замирают. Борьба прекратилась.

В глазах Сары стоит багровый туман. Она поднимается с кровати и, частично втянув Ласку, принимается хватать ртом воздух. Спотыкаясь, она идет в туалет, падает, врезается в раковину. От удара перехватывает дыхание. Пальцы смыкаются на кранах. Руки кладут Ласку в раковину, по фарфору бежит холодная вода. Дыхание становится хриплым. Ласка покрыта гелем, который должен предотвращать налипание крови и прочей пакости, но от одной мысли, что плоть Даники окажется у нее во рту, Сару начинает выворачивать. Киберзмея разрывает ее грудь. Вода все льется и льется, еще миг – и Сара провалится в бесконечную темноту, и тогда она позволяет себе откинуться на спину и втянуть Ласку в себя. И лишь после этого она снова может дышать и ощущать вкус прохладного и целебного воздуха.