Ее грудь вздымается и опускается, а в глазах по-прежнему темно. Она знает, что Дауд мертв и что она до сих пор не выполнила задание. Она мотает головой взад-вперед, пытаясь прийти в себя, пытаясь отволочь остатки своей плоти от края пропасти, но Ласка пожирает ее сердце, и Сара сама едва может думать от боли. Сара слышит свое собственное слабое постанывание. Она чувствует, как ворс ковра щекочет ей затылок, она поднимает руки над головой и пытается отползти назад, а Ласка все пульсирует, как гром, в ее груди, и ей кажется, что она слышит, как бьется ее сердце.

Сара медленно приходит в себя, и тьма постепенно отступает. Она лежит на спине, в раковину по-прежнему льется вода. Она садится и хватается за горло. Ласка, напитавшись, успокаивается. Сара ползет обратно к раковине и закручивает краны. Схватившись за них, она поднимается на ноги. Она должна выполнить задание.

Принцесса все так же лежит на кровати. Теперь, когда она мертва, в ней легче распознать старика. Сара чувствует, как внутри все переворачивается. Ей следовало бы перетащить Принцессу подальше от края кровати и подоткнуть ей одеяло, чтобы охранники, вошедшие в комнату, как можно дольше не догадывались, что Даника мертва, но Сара не может заставить себя прикоснуться к остывающей плоти; она просто отводит глаза и направляется в соседнюю комнату.

Ей приходится подождать, пока глаза привыкнут к тусклому освещению, так что сейчас она прислушивается к дому. Кругом царит тишина. Сара следит за янтарными вспышками, горящими на краю зрения, – и видит там лишь стандартные передачи. Сара достает из сумки на поясе пару перчаток и идет к компьютерной деке. Включив ее, она открывает лючок и достает из сумки один из жидкокристаллических музыкальных кубиков, подаренных ей Каннингемом. Засунув его в лючок, она ждет результата.

Если бы кубом воспользовался кто-то другой, он бы действительно услышал лишь музыку. Но у Сары есть специальный код – и куб может стать кое-чем иным. Вспыхивает сигнал готовности.

Она почти беззвучно нажимает на клавиши, вводит коды. В углу экрана вспыхивает бледный свет.

ЗАПУЩЕНО

Она откидывается на спинку стула и вздыхает.

Принцесса была курьером, доставившим с орбиты жидкокристаллический куб, наполненный сложными инструкциями, которые ее компания не осмеливалась доверить даже закодированным радиопередачам. Принцесса и сама не знала содержания куба, но предположительно в нем находились данные о запасах, стратегии манипулирования рынком, инструкции подчиненным, стратегии покупки и продажи. Вся та информация, которая была бесценна для конкурентов. Стоило кристаллическому кубу, доставленному Принцессой, попасть в компьютер компании, защищенный от любого вмешательства, но к которому можно было получить доступ через терминалы в корпоративных номерах – и его содержимое тут же бы изменилось.

Сара не знает, что находится на кубе, который она принесла. Вероятно, там какая-то мощная программа, способная украсть нужную информацию, пробить путь через барьеры, окружающие базы данных, позволяющая ее скопировать. Она понятия не имеет, хорошо ли сработала эта программа – заставила ли она сработать сигналы тревоги где-нибудь во Флориде или выполнила все незаметно. Если программа достаточно хороша, она не только скопирует информацию, но и изменит ее, заложив в основу вражеского кода поток дезинформации, а может, изменив инструкции, сломает маркетинговые схемы врага.

Пока индикатор мигает, Сара встает и осматривает каждый укромный закоулок номера, каждую поверхность, к которой она могла прикоснуться, стирая все эти следы кончиками пальцев в перчатках. Дом и Принцесса молчат.

Проходит одиннадцать минут, и компьютер сообщает, что все готово. Сара извлекает кубик и вновь прячет его на пояс. Ей сказали подождать несколько часов, но в соседней комнате лежит мертвец, и все внутри ее кричит, что пора бежать. Она садится перед компьютером и, жадно глотая воздух, низко опускает голову. Потом она понимает, что дрожит всем телом. Сара пытается успокоиться, думает о билетах, о далекой и недосягаемой прохладной темноте космоса, в которой светится голубой диск Земли.

Через два часа она вызывает такси и спускается по холодной, гулкой лестнице. Охранник кивает ей: его работа – не пускать людей внутрь, а не мешать им выйти наружу. Он даже возвращает ей ингалятор.

Она мотается по всему городу на самых разных такси: в одном месте она оставляет атласную куртку, в другом – потуже затягивает талию и снимает подтяжки, в третьем – меняет майку и сумку: теперь они светятся желтым, как стоп-сигнал. Она уже не жокей, она снова девчонка из «грязи». Ночное путешествие заканчивается в «Пластиковой Девчонке»: четыре утра, а заведение все еще работает. Она входит внутрь и привычные звуки «грязной» жизни наваливаются на нее. Сара вновь чувствует себя как дома. Это ее мир – здесь она знает каждый закуток. Она заходит в комнату в задней части дома и звонит Каннингему.

– Забирай свой кубик, – говорит она и заказывает ром с лаймом.

К его приходу она уже взяла напрокат анализатор и наняла несколько качков. Канингем приходит один, в руке сверток. Мужчина плотно закрывает дверь.

– Принцесса? – спрашивает он.

– Мертва.

Каннингем кивает. Кубик лежит на столе перед ней. Она протягивает руку.

– Посмотрим, что ты принес, – говорит она.

Сара проверяет наугад три флакона, и, судя по показаниям анализатора, перед ней хлорамфенилдорфин с чистотой 99,8 процента и выше. Она улыбается.

– Забирай куб, – говорит она, но он сперва вставляет его в настольную деку, чтобы убедиться, что там есть нужная информация. Затем кладет в карман и направляется к двери.

– Если я тебе понадоблюсь, – говорит она, – ты знаешь, где меня найти.

Он замирает: ладонь лежит на дверной ручке. Глаза странно мерцают, словно он внезапно узнал о чьей-то скорой гибели.

Сара знает, что здесь, на Земле, он всего лишь исполняет приказы какого-то из орбитальных блоков. Она даже не знает, какого именно. Каннингем инструмент, добровольно избравший этот путь, покорный и безмолвный, и она презирает его за это, но в то же время они оба знают: если бы ей предложили его работу, она бы не раздумывая отдала за это и содержимое только что переданного ей пакета, и вообще все, что у нее есть.

– Через час я буду у стартового комплекса, – говорит он. – Возвращаюсь на орбиту.

Она одаривает его усмешкой.

– Может, мы с тобой там и встретимся, – говорит она.

Он, не сводя с нее глаз, кивает, потом начинает что-то говорить, но внезапно обрывает речь на полуслове, как будто понимает, что все это бессмысленно.

– Будь осторожна, – говорит он и уходит, даже не взглянув на нее. Один из нанятых ею охранников заглядывает в комнату.

– Все в порядке, – говорит она. Охранник кивает. Она смотрит на лежащий перед ней сверток и внезапно чувствует пустоту в груди: она должна радоваться, но в душе лишь бескрайний вакуум. Спиртное безвкусно, как ячменный отвар, а в голове, в такт миганию светодиода, пульсирует боль. Она расплачивается с наемниками и берет такси до круглосуточно работающего банка. Там она снимает ячейку, в которую кладет эндорфин. Потом она отправляется домой.

В пустой квартире стоит гул. Сара отключает надоевший светодиод и выбрасывает одежду в мусорное ведро. Обнаженная, она возвращается в свою комнату. На ночном столике – голография Принцессы. Сара нерешительно протягивает руку, переворачивает изображение лицом вниз и падает на кровать, проваливаясь в гостеприимную тьму.

ОНА ПРЕКРАСНА И ЖАЖДЕТ ТЕБЯ ЖЕСТОКАЯ И НЕЖНАЯ У «ТЕРРИ» СЕЙЧАС

Ночью она просыпается от скрипа двери.

– Дауд? – спрашивает она, а в ответ слышит лишь стон.

Он весь в крови – и вместо одежды на нем лишь простыня. Чучело, тяжело дыша, едва его удерживает.

– Ублюдок, – говорит он.

Она берет Дауда на руки, как ребенка, и несет его к своей кровати. Его кровь течет по ее рукам, по ее груди.

– Этот ублюдок решил оторваться по полной, – продолжает Чучело. – Я отлучился всего на минуту.

Сара укладывает Дауда на кровать и разворачивает простыню. Из горла сам собой вырывается стон, она зажимает ладонью рот. Тело Дауда исполосовано ранами – похоже, его клиент решил воспользоваться утяжеленным кнутом. Юноша слабо пытается пошевелиться, вскидывает руку, словно прикрываясь от удара.

– Не шевелись, – говорит Сара. – Ты дома.

Дауд морщится от боли.

– Сара, – чуть слышно выдыхает он и начинает рыдать. Сара чувствует, что и у нее на глаза наворачиваются слезы. Она переводит взгляд на Чучело.

– Ты ему что-нибудь давал? – спрашивает она.

– Да. Эндорфин. Сразу же.

– Сколько?

Он непонимающе смотрит на нее.

– Много. Не знаю.

– Ты должен был оставаться в соседней комнате! – рявкает она.

Чучело отводит глаза.

– Ночь была сложной. Меня не было всего минуту.

Она снова переводит взгляд на Дауда.

– На это ушло больше минуты, – говорит она и выдыхает коротко, зло: – Пошел на хер отсюда!

– Но…

В ее глазах вспыхивает дикий огонек. Она хочет порвать его в клочья, но сейчас и без того слишком много дел.

– Пошел на хер! – повторяет она. Он колеблется еще мгновение, затем поворачивается и уходит прочь.

Она промывает раны и дезинфицирует их. Дауд чуть слышно плачет, хватая ртом воздух. Сара находит его инъектор, наполняет эндорфинами и наугад подбирает дозировку. Укол – Дауд тихо шепчет ее имя и засыпает. Некоторое время она молча сидит рядом, проверяя, нет ли передозировки, а затем накрывает его одеялом и выключает свет.

– Спи, – говорит она. – Скоро мы купим билеты на орбиту.

Она наклоняется и целует его в гладкую щеку. Окровавленная простыня отправляется в мусорное ведро. Дауд обычно спит на диване в гостиной, так что сейчас она, убедившись, что он заснул, переходит в соседнюю комнату и, не раскладывая диван, ложится на него.

В комнате по-прежнему царит гул.

РЕЗУЛЬТАТЫ ТОТАЛИЗАТОРА ТАМПЫ ПО СОСТОЯНИЮ НА 8 УТРА В ЧЕРТЕ ГОРОДА НАЙДЕНО 12 ТРУПОВ… СЧАСТЛИВЫЕ ПОБЕДИТЕЛИ ПОЛУЧАТ ВЫИГРЫШ 5 К 3

Взрыв настолько силен, что отбрасывает диван к противоположной стене. Горячий порыв ветра выбивает воздух из груди, мир уходит из-под ног – словно она летит в падающем лифте, – а потом Сара чувствует новый удар, когда на нее обрушивается стена. Со всех сторон раздаются крики – даже Принцесса так не кричала. Языки пламени, похожие на вспышки алого лазера, лижут стены.

Она с трудом поднимается на ноги и спешит в другую комнату. Ее кровать пылает. Дауд распростерт в углу комнаты, и от его тела осталось лишь кровавое месиво. Она зовет на помощь, но все, что ей удается сделать в одиночку, это оттащить его тело к провалу в стене.

На востоке разгорается рассвет. Кажется, Дауд шепчет ее имя.

ТЕЛО ПРОСИТ РАБОТЫ?

ХОТЬ СЕЙЧАС

Водитель «скорой помощи» требует предоплату, она открывает личный кабинет на компьютере и переводит ему столько акций, сколько он просит. По дороге в больницу Дауд умирает трижды, и врачи, вытаскивая его с того света, требуют каждый раз все больше денег.

– Сможете заплатить, леди, и с ним все будет в порядке, – говорит ей водитель, оценивающе разглядывая ее нагое тело. – Мы сделаем все что угодно.

Уже в больнице, когда Сара наблюдает за работой врачей, ей сообщают, сколько это будет стоить. Нужно срочно, в течение нескольких дней, решить, как превратить эндорфин в деньги. Со всех сторон шумят медицинские аппараты. Вокруг снуют полицейские, страстно желающие узнать, почему кто-то выстрелил в их дом кумулятивным зарядом – и стреляли при этом из здания через дорогу. Она говорит им, что понятия не имеет. Вопросов у полицейских много, но чаще всего спрашивают именно об этом. Она не выдерживает, сжимается в комок, опускает голову, они, переминаясь с ноги на ногу, смотрят на нее, а затем уходят.