Коренастый почесал затылок, размышляя не о судьбе покойника, а о собственной головной боли, и той массе бумаг, которую ему предстоит оформить. Он снова посмотрел на меня – пристально, пытаясь разгадать загадку.

– Ты его? – спросил он прямо, без обиняков.

– Да вы на меня посмотрите, гражданин начальник, – дрожащим голосом произнёс я. – Сравните, так сказать… Сам он… Несчастный случай – неудачно запнулся в темноте. Да и побитый он сильно был… До этого… Может, сотрясение головного мозга – вот и упал, да об угол… – Я продолжал настойчиво гнуть свою линию

– Откуда у него головной мозг? – Коренастый фыркнул, но спорить не стал. – Так дело было? – повернулся он к моим сокамерникам.

Я тоже обернулся к ним. Мне было интересно, чью же сторону они в итоге примут? Сдадут, или нет?

– Так! – практически синхронно кивнули сидельцы.

– Он сам упал, – добавил Стёпка. – И головой… А дедушка… заключенный Резников, поднялся, чтобы первую помощь оказать… А тут вы…

– Ладно, – буркнул старший. – Разбираться будем утром… А этого убирать надо… – кивнул он молодому.

Тот быстро куда-то смотался и вернулся с помощником. Вдвоем они поволокли мертвое тело по липкому бетону, оставляя за собой влажный, прерывистый след. Оставшийся последним толстяк, повернулся к нам и с угрозой произнёс:

– Забудьте всё, как страшный сон, утырки! Не было у вас в хате никаких трупов! Ясно?

Теперь мы втроём тупо закивали головами. Дверь захлопнулась, ключ повернулся в скважине дважды и вертухаи упылили восвояси.

И всё? Вот так просто – умер Максим и хер с ним? И никаких допросов, следственных действий и прочей правовой муры? Похоже, что так. И снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием и скрипом нар, когда Толян нервно вращался с боку на бок. А Стёпка же до сих пор не отрывал от меня широких, полных суеверного ужаса глаз.

– И… и всё? – прошептал он, словно боялся спугнуть это непонятное затишье. – Просто забрали и всё? И ничего больше не будет? – Он словно бы прочитал мои мысли.

Я медленно опустился на свою койку, ощущая, как каждая кость, каждый сустав ноет от дикой усталости и адреналиновой отдачи.

– Будет, – хрипло ответил я, глядя на кровавый след на полу. – Ещё как будет. Только не для нас. Убрав труп из нашей хаты, они просто подчистили свои косяки и прикрыли задницы. Ведь этого амбала не должно было быть в нашей камере. Если он где-то и сдох – то только не здесь.

– То есть… Мы тут, вроде бы, и ни причём? – Толян облизал пересохшие губы. – Они не будут расследовать? Не вызовут нас на допрос? Но ведь этот – сдох…

– А проблема не в том, что кто-то сдох. Проблема в том, что он сдох не там и не так. Он должен был открутить мне башку, но у него не вышло. Его контракт на меня был частным делом, а теперь стал проблемой начальника смены. Они не будут расследовать эту смерть. Они будут заметать следы.

Я замолчал, прислушиваясь к гулу тюрьмы, которая продолжала жить своей жизнью – к отдалённым стукам, лязгу замков, шагам патруля в коридоре. Эта машина была безразлична к смерти одного человека. Она легко перемалывала человеческие судьбы, в куда больших масштабах, легко и не задумываясь.

– Если вас всё-таки вызовут, допрос будет, скорее всего неофициальным. Ваша задача, – я обвёл их взглядом, – если хотите выскочить сухими из этого дерьма, – не умничать и не фантазировать. Долбите только то, что уже сказали: «было темно, запнулся, упал, разбил башку и помер». Понимаете? Никаких лишних деталей!

Они оба закивали, как марионетки. Страх перед системой опять сменился в них страхом передо мной. Перед тем, что я сделал и что я за такое существо, способное уделать куда более сильного противника за сущие секунды?

– А если… а если они не поверят? – снова пискнул Стёпка.

– Они поверят, потому что захотят поверить, – устало ответил я. – Им так проще. Мир так устроен, малец. Все всегда верят в самый простой и удобный исход. Бритва Оккама в действии – не надо плодить сущности без необходимости. И они будут до последнего делать вид, что ничего особенного не произошло, – добавил я, чувствуя, как по телу расползается тягучая усталость. – Потому что, если здесь начнут копать серьёзные дяди из генпрокуратуры, вскроется такое… Любого из них могут посадить рядом на шконарь за такие мутки.

Стёпка молчал, переваривая информацию. Я видел, как меняется его лицо – детский испуг постепенно сменялся жестким, почти взрослым пониманием. Я сомневаюсь, что он допёр насчет бритвы Оккама, но он быстро учился. В таких местах либо учишься, либо ломаешься.

– Так что… мы в безопасности? – наконец выдавил он.

– Никто здесь не в безопасности, – горько усмехнулся я, – это ж тюрьма! Но у меня есть небольшое преимущество – утырки теперь знают, что старикан в этой камере не совсем простой. И пока они будут выяснять, что со мной не так – время есть.

Из соседней камеры донесся приглушенный крик, сразу же оборвавшийся каким-то тупым ударом о стену. Тюрьма жила своей обычной жизнью, не обращая внимания на нашу маленькую «драму».

– А что насчёт его дружков? – неожиданно спросил Толян, до сих пор молчавший. – У Борова были здесь кореша. Они могут захотеть разобраться.

Вопрос был весьма здравым.

– Они будут ждать. Пока не поймут, почему вертухаи закрыли тему. А когда поймут… Ну, тогда и посмотрим.

Я закрыл глаза, чувствуя, как адреналиновая дрожь окончательно сменяется изнеможением. Тело просило отдыха, но мозг продолжал работать, просчитывая варианты, строя планы, вспоминая старые навыки. Где-то далеко скрипнула дверь, и по коридору застучали тяжелые ботинки. Но на этот раз они прошли мимо нашей камеры. Я прислушался к затихающим шагам. Они действительно прошли мимо. На сей раз… Но расслабляться было рано.

– Спите, – тихо приказал я сокамерникам. – Завтра может быть тяжелый день.

Сам я уснуть не мог. Лежал с открытыми глазами в темноте, вглядываясь в потолок, где мерцала через щели отблесками из коридора та самая тусклая лампочка. Вспоминал. Не этого урода Борова, нет.

Вспоминал другое время, других людей… и другого себя. А кто я сейчас? Я вновь чувствовал тошнотворный привкус своей старческой немощи, ощущение того дряхлого, никому не интересного, не нужного и давно забытого старикана. Неужели всё, что было со стариком Хоттабычем, лишь мои бредни?

На утро в открывшуюся дверь нашей камеры вошёл не вертухай и не следователь, а щуплый шнырь с ведром воды и половой тряпкой. Молча, не глядя ни на кого, он отдраил пятно на бетоне, которое уже успело впитаться и потемнеть. Жуткая вонь хлорки перебила всё – и запах крови, и запах страха. Это был финальный аккорд. Система поставила точку.

Когда он ушёл, Стёпка не выдержал:

– Значит, всё? Концы в воду?

– Концы в воду, – подтвердил я, глядя на выцветший, мокрый квадрат на полу. – Дело закрыто. Для них Борова больше не существует.

– А для его корешей? – снова, как эхо, пробурчал Толян.

– Для его корешей он просто переведён на другую кичу. Исчезновения здесь случаются. Никто не будет поднимать шум из-за одного пропавшего быка. Слишком много вопросов, на которые им не захочется отвечать.

И всё – никаких допросов-вопросов. Никаких лишних взглядов. Охрана вела себя так, будто ничего не произошло. Но я заметил мелочи – как молодой охранник, тот самый жилистый, на секунду задержал на мне взгляд, полный не столько подозрения, сколько… интереса. Как старший, коренастый, демонстративно смотрел в другую сторону, когда мы строились.

Их игра была мне понятна. Они ждали. Ждали, что скажет им «наниматель». Ждали команды, либо еще денег. А после завтрака нас погнали на работу. Меня определили в тюремную библиотеку – пыльное, заброшенное место, куда обычно отправляли доживать свой срок самых безобидных и больных.

Хотя я, откель не плюнь, уже давно на пенсии – все сроки дожития перекрыл! Но в этой дыре плевать на всё хотели. Я даже особо не сопротивлялся – тут можно себя чем занять. А в камере со скуки можно сдохнуть.

Но сегодня меня ждал сюрприз. За столом, заваленным стопками ветхих книг, сидел незнакомый мне человек в штатском. Он не был похож на тюремщика – очки в тонкой оправе, аккуратные руки, ухоженные ногти, лежащие на папке с бумагами.

– Резников? Илья Данилович? – спросил он тихо, не глядя на меня. – Садитесь.

Я медленно опустился на стул, что стоял рядом. Дерево скрипнуло подо мной, будто жалуясь на тяжесть. Он закрыл папку, положил на нее ладони, и только тогда поднял на меня глаза. Взгляд был спокойным, усталым и невероятно острым. Взгляд профессионала, который уже все про тебя понял.

– Меня зовут Артем Сергеевич, – сказал он, по-прежнему тихо, но теперь в его голосе чувствовалась стальная нить. – Я пришел поговорить о деле, которое вам… знакомо.

Я молчал, выдавливая из себя маску равнодушного старика. Внутри все замерло и насторожилось. Ловушка? Новая игра? Но он говорил дальше, и следующая фраза перевернула все с ног на голову.

– Капитан Громов передал вам привет…

Громов? Следователь, который вел мое дело. Честный, упрямый, который не брал взяток и не боялся начальства. Который в итоге поплатился за свою честность – его чуть не уволили из органов. Он ничего не смог сделать для меня. И вот теперь его имя прозвучало здесь, в этой тюремной библиотеке, из уст какого-то непонятного мне интеллигента. Значит, он всё-таки не сдался. И я был рад, что остались еще такие люди.

– И что? – вырвалось у меня. – Как он?

– Нормально. И по-прежнему несгибаем, – скупо улыбнулся Артем Сергеевич. – Он просил меня найти вас. Он считает, что ваше дело было сфабриковано. Что вас… «убрали»… потому что в деле были задействованы очень высокопоставленные люди… Им удалось погасить шумиху СМИ, и даже в Интернете, что на самом деле практически невозможно. Но им это удалось.

– Понимаю… А вы, вообще, кто? – спросил я интеллигента.

– Я – ваш коллега, Илья Данилович, майор ФСБ.

– А… – я хотел задать вопрос, но майор меня перебил.

– Здесь же я совсем по другой «легенде» – прибыл с проверкой хозяйственной части по ведомству ФСИН. Но только лишь для того, чтобы встретиться с вами. Официального разрешения получить не удалось, – виновато развел он руками. – Я, честно сказать, не ожидал, что все так повернётся. Громову не дали честно продолжить ваше дело тогда, – продолжал Артем Сергеевич. – Но он о вас не забыл. Мы постараемся восстановить справедливость и вытащить вас отсюда.

Я горько усмехнулся, разводя руками:

– Посмотрите на меня, молодой человек. Я – дряхлый столетний старик и боюсь, что не доживу до этой самой справедливости.

Артем Сергеевич внимательно посмотрел на меня, и в его взгляде не было ни капли снисхождения или жалости.

– Илья Данилович, вот только не надо! Я ознакомился с уголовными материалами, да и из архива мы подняли ваше дело. И я, честно говоря, был немного шокирован, – признался майор. – И мне стало ясно, как вам удалось завалить тех двоих – людей с таким опытом оперативной работы уже нет.

– Это была чистая случайность, – произнёс я, откашлявшись – горло вновь начало жутко саднить.

– Ну, ни скажите, Илья Данилович, – покачал головой майор. – По донесению наших информаторов… Да-да, они имеются даже здесь, за этими стенами. Так вот даже здесь вы смогли отразить уже два нападения… И одно из них – со смертельным исходом.

– Хотите повесить на меня еще и труп Борова?

– Илья Данилович… – укоризненно произнёс чекист, посмотрев на меня поверх очков. – Я, и мои коллеги, хотим вам помочь. Такие люди как вы – ветераны войны и органов безопасности, настоящие герои, сделавшие эту страну, должны не в тюрьме сидеть, а…

– Так почему же я всё еще здесь, Артём Сергеевич?

– Вот с этим мы сейчас и работаем, чтобы раз и навсегда вскрыть тот гнойник! Такие люди не только не должны пребывать во власти – они, как очень правильно сказал Глеб Жиглов, должны сидеть в тюрьме!