– Софья подтвердила, что он стал очень много времени проводить один, в кабинете. И она тоже слышала, как Николай Александрович говорит сам с собой, хотя слов разобрать не смогла. Что же до озера, то о нем и впрямь всегда ходили недобрые слухи, но вот в деревне и усадьбе все было спокойно, молва их мистическими свойствами не наделяла. Но после пропавших рыбаков и зарева над водой местные начали беспокоиться. Некоторые слуги уже хотели уволиться, хотя идти им здесь особо некуда. Если бы не Федор, то ситуация была бы хуже. Дисциплина у него здесь железная. Он хоть и камердинер, но, по сути, занимается всей усадьбой – выслушивает управляющего, раздает указания. С одной стороны, за это его уважают. С другой – пошли шепотки, что он слишком много на себя берет. Будто сам барином стал.

– Интересно, – задумчиво протянул Корсаков. – Давай-ка после завтрака переместимся в кабинет. Думаю, Коростылев должен был оставить хоть какие-то записи о том, что его так волновало в последнее время.

– Считаешь, что происходящее не дело рук человеческих?

– Пока не знаю, но творящееся здесь мне очень напоминает один случай, с которым я недавно столкнулся… – начал было Корсаков, но замолчал, глядя, как из дверей усадьбы вышел Федор и быстрым шагом направился к ним.

– Владимир Николаевич, хозяйка просит вас незамедлительно подняться к ней, – сказал камердинер. Он старался выглядеть невозмутимо, но Корсаков видел, что слуга обеспокоен.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Вам стоит услышать это от Натальи Аркадьевны.

IX

1881 год, июнь, усадьба Коростылевых, утро

– Он жив, – прошептала Наталья Коростылева. – Вы должны найти его.

– Кто жив? Николай Александрович? – уточнил Корсаков.

– Да. Он приходил ко мне. Я видела его! Собственными глазами!

Они беседовали в полутемной спальне. Плотные гардины наполовину закрывали окна, оставляя только щелки, через которые просачивался солнечный свет. Наталья лежала в кровати, укутанная одеялами так, что виднелось лишь ее лицо. И лицо это Корсакову не нравилось – лихорадочный румянец и блеск глаз выдавали крайнюю нервную ажитацию. Возможно, жар. Владимир сделал себе мысленную пометку сказать Федору, чтобы тот пригласил врача. Сам Корсаков стоял у подножия кровати, озабоченно глядя на хозяйку усадьбы.

– Расскажите, где вы видели его, – попросил Владимир.

– Он был здесь. Прямо здесь, где вы сейчас стоите. – Коростылева говорила короткими отрывистыми фразами, словно ей не хватало дыхания. – Я проснулась рано утром. Засветло. Мне снились кошмары. Я открыла глаза – и увидела его. Он стоял в темноте. У подножия кровати. Смотрел на меня.

– Вы уверены, что это был он? Что вам не приснилось?

– Вы сговорились, что ли? – Глаза Коростылевой гневно сверкнули. – Федор спросил меня то же самое! Думаете, я не в себе? Думаете, не отличу сна от яви? Не узнаю собственного мужа?

– Ничего подобного, – успокаивающе ответил Корсаков. – Мне лишь нужно уточнить факты. Что делал Николай?

– Ничего. Просто стоял и смотрел. Я окликнула его, но он не ответил. Тогда я потянулась за свечой на тумбочке. Но когда я зажгла ее, в комнате уже никого не было.

– Возможно, вы что-то слышали? Например, скрип половиц или закрывающуюся дверь? Или почувствовали?

– Нет, я ничего не слышала, – покачала головой Коростылева. – Хотя… Когда я зажигала свечу, ее пламя затрепетало. Как будто налетел легкий сквозняк. Я повернулась – а Николая уже не было.

– Понятно, – кивнул Корсаков, хотя никакой ясности слова Натальи не принесли.

– Умоляю вас, Владимир Николаевич, найдите моего мужа, – обратилась к нему Коростылева. – Я почти смирилась с тем, что его больше нет, но теперь… Теперь я уверена, что он жив. И пытается дать мне знак. Это же добрая весть, не так ли?

– Возможно, – уклончиво ответил Владимир. – Я могу лишь обещать, что приложу все усилия, чтобы найти Николая Александровича, если он еще жив. В ином случае – хотя бы разгадать тайну его гибели. Простите меня, Наталья Аркадьевна, но я не хочу раньше времени давать вам надежду, которая может оказаться ложной.

За дверями спальни его ждал Федор, недвижимым истуканом стоящий на страже хозяйских покоев.

– Я так понимаю, вам она тоже сказала, что видела мужа? – спросил Корсаков. Камердинер лишь кивнул. – И что вы по этому поводу думаете?

– Пока вы беседовали, я приказал слугам осмотреть весь дом, – ответил Федор. – Они не нашли никаких следов Николая Александровича. К тому же, как бы мне ни хотелось верить Наталье Аркадьевне, я сомневаюсь, что хозяин, вернувшись после загадочного исчезновения, выбрал бы такой странный способ заявить о своем спасении.

– Рациональное мышление! – обрадованно воскликнул Владимир. – Люблю это в людях. Давайте поступим так. Я отправлюсь в кабинет Николая Александровича. А вы, будьте любезны, пригласите поручика Постольского присоединиться ко мне и установите пост у спальни Натальи Аркадьевны.

– С какой целью? – осведомился Федор.

– Во-первых, ей явно нездоровится, поэтому лишнее внимание ей не помешает. Кстати, если есть возможность – пошлите за земским доктором, пусть осмотрит ее. Во-вторых, если мы исключим, что визит мужа Наталье Аркадьевне просто почудился, так же как и возможность того, что Николай Александрович ее действительно посетил, то, выходит, некто неизвестный мог проникнуть к ней в спальню. Не знаю, как вам, а мне эта перспектива крайне не нравится. Поэтому, если из комнаты послышится подозрительный шум, часовой должен будет немедля оповестить меня и вас, а сам – войти в комнату и убедиться, что хозяйке ничто не угрожает.

– Разумно, – согласился камердинер. – Будет сделано. С вашего позволения, я сам займусь данным дежурством.

– Нет настолько доверенных слуг? – чуть усмехнулся Корсаков.

– Смерть Николая Александровича ничего не изменила, – холодно ответил Федор. – Я по-прежнему отвечаю за жизнь и здоровье Коростылевых. И уж точно не собираюсь перекладывать эту ответственность на других.

* * *

Камердинер сразу же отправился организовывать пост и искать Постольского. Корсаков же после обхода предыдущим вечером уже неплохо ориентировался в усадьбе, а потому сам зашагал в кабинет Николая Александровича. По дороге, однако, его внимание привлекла неплотно затворенная дверь, а точнее – девичий голос, из нее доносящийся. Владимир остановился и на цыпочках, стараясь не выдать своего присутствия, приник к стене, вслушиваясь в слова говорящей.

– Вы, звери лютые, выходите. Вы, гады, выбегайте. Вы, недобрые люди, сгиньте. Во моей земле зверям не живать, гадам не бывать, недобрым людям не хаживать. Как могучи травы зельные, так бы могучей того был мой заговор под молоду, под исход, под перекрой, по восход и по закат солнца, под звезды ясные и темные. Мое крепкое слово да будет всему превозмог.

На этом моменте Корсаков понял, что стоит обозначить свое присутствие. Вспомнились слова Павла, рекомендовавшего слегка умерить приставшие, будто вторая натура, высокомерие и ерничество. Владимир мог бы последовать совету поручика, но вместо этого лениво прислонился к дверному косяку, нацепил неприятную ухмылку и легонько толкнул дверь, давая ей тихо скрипнуть. Стоявшая на коленях у узенькой кровати Софья ойкнула и обернулась.

– Примечательный заговор, давненько его не слышал, – произнес Корсаков.

– Это не то… – начала было служанка, но Владимир оборвал ее:

– Не то, что я подумал? Э нет, не нужно пытаться меня обманывать!

Корсаков счел, что Софья достаточно напугана, чтобы не запираться при расспросах, а потому расслабился и уже без усмешки продолжил:

– К счастью для нас обоих, я знаю этот заговор и для чего он нужен. Защита близких, не так ли?

Служанка молча, но энергично закивала.

– Позволь вопрос: а откуда ты его знаешь?

– От бабки своей, что в деревне живет, – с готовностью отозвалась Софья. – Она у меня ведунья. Все заговоры знает. К ней вся деревня за помощью бегает. С усадьбы тоже ходят.

– И не страшно тебе с колдовством знаться?

– Страшно, – снова закивала служанка. – Только… Отец Матфей тоже про бабку знает, но не серчает.

– Матфей? – переспросил Корсаков. – А-а-а, деревенский батюшка. Надо же, какой добрый.

– Да, очень добрый, всех понимает, всем помогает. Его все любят. Даже Николай Александрович к нему ходили за советом!

– Каким советом?

– Того не знаю. Но все шепчутся, мол, они чего-то страшное про озеро прознали, только не сказали никому. А кому, как не ему, такие вещи знать? Они же у нас умный такой… были… Да и брат его ребеночком совсем там утонул.

– Был, говоришь? – уточнил Владимир. – Значит, не веришь, что живым вернется?

– А как в такое верить? Ежели он на самую глубину опустился и с тех пор три дня ни слуху ни духу? Уж Наталья Аркадьевна все глаза выплакала. Нет, ваше сиятельство, не вернется он уже.

– Ясно, – протянул Корсаков. – А на кого заговор-то читала?

– Да на всех! – горячо ответила Софья. – На дом этот, на хозяйку, на Федора и на…

Она внезапно осеклась и замолчала.

– Можешь не продолжать. – Корсаков вновь усмехнулся, на этот раз – тепло. – Но на будущее рекомендую проверить, надежно ли ты закрыла дверь.

* * *

– Я уж собирался идти тебя искать, – заметил Постольский, листая кипу бумаг перед собой.

– Да так, возникли кое-какие дела, – отмахнулся Корсаков. – Удалось что-нибудь интересное найти?

– Нет, я только начал. Но могу сказать, что Николай Коростылев был поистине выдающимся инженером. Из попавшихся мне документов выходит, что он один стоил десятка профессоров Николаевской академии^[8]. Но вот о том, что его беспокоило в озере, пока ни слова.

– А что могло его беспокоить в озере, как думаешь? – Владимир испытующе посмотрел на приятеля. – Тебя же наверняка начали натаскивать по народным верованиям и приметам. Что подходит под наше описание?

– О, экзаменовать будешь? Спасибо, конечно, но ротмистр и так этим занимается регулярно! – усмехнулся Павел. – Ну, все следы ведут к воде. Если искать намеки среди поверий, то их слишком много…

– Поверий – да, – кивнул Корсаков. – А если отмести лишние?

– Лишние? – задумался Постольский. – Ну, под описание русалок здешние события мало подходят. Фараонки? Они должны в море обитать. Багники, оржавники и омутники живут в болотах, а здешнее озеро чистое. Лесник про черта талдычил. Выходит, водяной?

– Да, выходит, что так, – подтвердил Владимир.

– И ты что же, в это веришь? В народные байки?

– А ты не путай причину и следствие, – назидательно поднял палец Корсаков. – Люди всегда используют знакомые понятия для того, чтобы объяснить нечто неизвестное. Часто – с помощью поверий, которые достались им от бабушек и дедушек. На столь раннем этапе, когда у нас нет толковых зацепок, эти поверья дают нам наводки. Сам сказал, что лесник говорил про черта. И местные озера боятся. Про дев невиданной красы у берегов никто не упоминал, да и на дворе не май. Рыбаки при этом пропадают. Что нам это говорит? Что ищем мы скорее тварь. Вероятнее всего – не антропоморфную. Обитающую под водой или где-то рядом с берегом. Со своим охотничьим циклом и угодьями. Их центром является озеро, но деревенские тоже этого неведомого зла опасаются. Стало быть, ареал обитания может быть шире. Ты вот меня корил за высокомерие, а сам отметаешь вполне себе важные улики. Байками их называешь. Поосторожнее надо быть.

Он дружески хлопнул Постольского по голове пустым чертежным тубусом, который поднял с кресла, и уселся рядом, осматривая раскинувшееся перед ними море документов на столе.

– То есть все так просто? – недоверчиво переспросил Павел.