Как оказалось, не зря. Постепенно периоды ясности стали более долгими, а лихорадка и вовсе отступила. Марк чувствовал, как онемение сменяется силой – пока что не прежней, да и прежней она станет не сразу, тело сильно пострадало. Но это ничего, если модуль приживется как надо, все остальное можно восстановить!

После первого разговора Геката по большей части игнорировала его, позволяя наблюдать за ним врачам, ни одного из которых Марк не знал. Ольгу и других коллег к нему не подпускали: скорее всего, из-за того, что имя предателя еще неизвестно. Если бы это оказался кто-то из персонала больницы, он бы не упустил возможность сорвать операцию… Марк все равно не был близок с другими медиками, так что проблемой это не стало.

Геката снова заинтересовалась им, когда он почти пришел в себя и мог говорить нормально, не заикаясь через слово.

– Это очень быстрое восстановление для такой операции, – сказал Марк.

– Ты даже не знаешь, сколько дней ты рыдал в бреду и звал маму!

– Не рыдал и не звал, потому что у меня нет склонности к этому проявлению лунатизма, в моем возрасте такое с нуля не развивается. Что же до восстановления… Мне достаточно того, что ты говоришь «дней». При такой операции я как хирург делал бы прогноз в месяцах или даже годах.

– Да, соображаешь ты уже лучше… Ты как хирург просто мыслишь категориями тех ресурсов, которые есть в Объектах. Тебе дали намного больше, но не за красивые глаза – глаза и правда ничего такие, но их ведь не видно, так что не окупаются. Тебе заплатили заранее, надеясь, что эти инвестиции оправдают себя. Нам не нужен воин, который годами восстанавливается в постели и может быть в любой момент раздавлен вообще кем угодно – от залетного хазара до гипер-мутанта.

– Почему этих ресурсов нет в Объектах?

Он знал, что до этого момента Геката улыбалась – улыбка легко считывается в голосе. Теперь она улыбаться перестала.

– Потому что ресурсов мало, Объектов – много, и в них обычно нет тех, кого нужно особо беречь. Ты ожидал, что я попытаюсь облечь эту правду в более человечную форму? Нет, я по-прежнему не собираюсь с тобой заигрывать. Так что даже не начинай мне выдавать этот бред в стиле наших тепличных повстанцев о том, что ресурсы должны быть распределены одинаково, а Черный Город пора бы свергнуть, потому что он – адская машина, подавляющая свободу воли и прочие приятные штуки. За то время, пока ты спал, мир не начал делиться на доброе добро и злое зло, каким был, таким и остался.

– Что плохого в стремлении хотя бы обозначить для себя сторону добра?

Марк не верил в то, о чем спросил, ему просто было любопытно, что она скажет. Геката, кажется, поняла это, потому что раздражаться не стала.

– Ты ведь осознаешь, что речи о стороне добра велись с тех времен, когда люди научились зад подтирать?

– У тебя странное определение цивилизованности…

– Тем не менее, я в нем права. Поиск хорошей стороны – классический пример подмены понятий. Хорошее нельзя определить объективно, потому что то, что хорошо для одного, частенько плохо для другого. Поэтому в борьбе за все хорошее обычно имеется в виду либо «то, что мне нужно», либо в лучшем случае искренней ограниченности – «то, что мне кажется хорошим». Как правило, иллюзию выдает непродуманность исполнения. Проще говоря, если ты можешь швырнуть лозунг, но не можешь ответить на вопрос «Как это сделать?» – ты занимаешься ерундой.

Она говорила с ним вполне искренне, и это оказалось неожиданно. Марк пока не понимал толком, зачем ей это, и решил просто плыть по течению.

– И ты можешь вот так разбить любой благородный порыв?

– Абсолютно, это несложно, достаточно изучить историю. «Мир во всем мире» – звучит красиво, но не учитывает то, что войны чаще всего начинались из-за сугубо бытовых и экономических причин. И чтобы установился мир, одна из сторон должна уступить, часто – себе в ущерб. Или вот возражения против определенной войны… Обычно сторонников мира и прочих прелестей не устраивала именно война между странами А и Б, потому что она касалась их интересов и происходила у них на глазах. При этом война стран В и Г, проходившая дальше, никого не волновала, даже если там проливалось намного больше крови. Люди ратовали за сохранение экологии, но не спешили отказываться от благ, ее убивающих. Кстати, и к Первой Перезагрузке привели, если помнишь, благие намерения. Ну а потом всю эту чехарду с Перезагрузками было уже не остановить…

– Но Шестой не случилось, – напомнил Марк. – Все остановилось само собой.

– На самом деле не само собой, но ты этого не знаешь – и обыватели в целом не знают. Годы идут, подрастает поколение, которое плохо помнит даже Пятую Перезагрузку, не говоря уже о Первой. И вот в головах юной поросли появляются мысли о том, что Черный Город – зло. А не мешало бы задуматься, кто эти мысли туда вложил.

– На самом деле Черный Город безгрешен?

– Да, – без тени иронии ответила Геката. – Черный Город безгрешен. Но прямо сейчас с тобой нет смысла говорить об этом, потому что, во-первых, ты неверно понимаешь концепцию греха, а во-вторых, ты по-прежнему очень мало знаешь о мире.

– Забавно…

– Что именно?

– Мне казалось, что, если ты собираешься использовать меня, тебе проще идеологически меня накрутить уже сейчас, пока истинные знания, как ты часто повторяешь, у меня и правда нулевые.

– Могла бы, – согласилась она. – Если бы мне действительно нужен был покорный болванчик. Некоторые из нас такое делают: заводят ручных зверьков, считая, что это тоже ресурс. Но мне такой ресурс даром не упал, я не вижу смысла в слабом прикрытии. А сильный союзник без мозгов рано или поздно становится проблемой.

– Но ты увеличиваешь риск, что я перейду на другую сторону… Ведь явно же есть другая сторона – относительно Черного Города.

– И даже не одна, потому что пустоши – это на самом деле не совсем пустоши, а все дороги кому-то да принадлежат. Но я не считаю, что увеличиваю риск. Если ты перестанешь фыркать на привычных своих и внимательней присмотришься к чужим, ты поймешь, что хоть какую-то привлекательность они сохраняют только на расстоянии. Подойди поближе – и ты увидишь, насколько плохо все на самом деле. Однажды ты выберешь Черный Город сам, даже если сейчас это кажется тебе немыслимым.

– Ты так уверена в этом?

– Я ни в чем не уверена. Я уже сейчас признаю, что могла ошибиться в тебе – теоретически. Но я не верю, что ошиблась.

Больше о Черном Городе они не говорили.

Марк теперь чаще бодрствовал, чем спал, и Геката проводила с ним не так уж много времени: у нее были свои дела, порой она могла не появляться сутками, и никто не знал, куда она отправилась и когда вернется. Это оставляло Марку немало времени на собственные мысли и наблюдение за окружающим пространством.

Из разговоров медсестер он выяснил, что врач, проводивший ему операцию, уехал. Он оставался в Объекте, пока сохранялся риск для жизни пациента. Когда он убедился, что Марк выздоравливает стабильно и риска больше нет, он задерживаться не стал. Вероятнее всего, специалистов, способных на такие операции, немного, и им куда уютней живется в Черном Городе.

Марк и не рвался с ним познакомиться и обняться на радостях. Для него куда важнее было то, что хирург назначил дату, когда повязку можно снять и приступить к освоению модуля, по протоколу. Он больше не следил за состоянием пациента, он просто перестраховался.

Марк чувствовал себя пусть и предсказуемо ослабевшим из-за нулевой физической активности, но вполне здоровым. Он прислушивался к собственным ощущениям и больше не находил источников боли. Он попробовал осторожно коснуться нового нейромодуля – и воспринял его точно так же, как старый. Как будто вообще ничего не изменилось! Марк прекрасно понимал: это иллюзия, вызванная тем, что перед прибором пока не поставили никаких задач, вот и кажется, что разницы попросту нет. Однако на начальном этапе куда важнее было то, что модуль прижился и работает. Зачем выжидать два лишних дня, если можно начать обучение уже сейчас? Не найдя ни одной причины и дальше бесцельно валяться в кровати, Марк снял с глаз повязку.

Это, конечно же, было ошибкой.

На него обрушилось всё и сразу. Рядом с ним был понятный мир медицинской палаты – и было нечто большее. Он видел все оттенки сияния, буквы и цифры появлялись в воздухе, мельтешили, сбивая друг друга, как сломанный код. Они порхали у него перед глазами, напоминая стаю маленьких хищников, готовых в любой момент наброситься на него и разорвать на части. Он слышал звук работающего оборудования, и звук этот был куда громче, чем следует, слышал голоса, да еще какие-то помехи, гул, шипение… Это не приходило к нему постепенно, а врывалось в мозг, уже было внутри черепной коробки, и просто вытолкнуть новые знания Марк не мог, все те приемы, которые он знал, сейчас попросту не работали.

Рядом снова звучала тревога – датчики фиксировали множественные угрозы жизни пациента, который совсем недавно был совершенно здоров. Марк мог бы исправить это, сменить подачу лекарств, но он впервые в жизни не знал, как, привычная острота мышления куда-то исчезла. Он даже не брался сказать, кричит прямо сейчас или нет. Он заметил, как в палату ворвались люди, но не знал, вкололи ему что-то – или он просто потерял сознание от разом нахлынувшей боли.

Когда он очнулся, голова все еще болела, но не сильно, стало тихо, и его глаза закрывала повязка. Люди рядом больше не метались, однако Марк чувствовал, что не один в палате. Очень скоро холодный голос Гекаты подтвердил его догадки:

– Ты идиот.

– Иногда случается, – не стал спорить Марк.

– Чем ты вообще думал?

– Тем, по чему в итоге и получил.

Как он и предполагал, очевидное смирение быстро заставило Гекату успокоиться, следующий вопрос она задала чуть мягче:

– Что, по-твоему, пошло не так? Мне нужно мнение врача, а не нытика.

– Я просто оказался не готов к нейромодулю такого уровня. Их ведь и выдают при особых способностях, а потом много лет учат работать с ними. Я привык к базовому. Я ожидал, что отличия между ними будут не такими кардинальными. Теперь-то очевидно, что новый нейромодуль задействует мозг и нервную систему намного активней, чем базовый. Но я не уверен, что в нынешнем возрасте сумею адаптироваться к нему.

– Все-таки намешал нытья, но добавил и анализ по существу, уже спасибо… Да, этот модуль намного мощнее. Да, он связан с твоим телом на совершенно ином уровне. Нет, он не так сильно отличается от базового, как тебе показалось, и, если ты обнаружил единство кодов разных роботов, ты быстро сообразишь, как действует новая система. И нет, твой возраст тут вообще ни при чем, особенно если учитывать, что при операции и тело чуть обновили.

– Зачем? – растерялся Марк.

– Если в тебя вкладываются такие ресурсы, нужно, чтобы ты прослужил долго.

– Ничего личного, значит?

– Ну хочешь, в лоб тебя торжественно поцелую? – хмыкнула Геката. – Но из-за этого отношение Черного Города к тебе более личным не станет. Как, впрочем, и ко всем нам… Вернемся пока к твоей проблеме. Если ты упадешь на пол, тебе будет больно?

Хотелось уточнить, при чем тут вообще это и как они перескочили на такую тему. Однако Марку несложно было догадаться: если она спросила, значит, так надо, и он все равно ответит. Он решил сразу перейти к сути:

– Да.

– Молодец, что не переспросил! А если ты ляжешь на пол осторожно и по своей воле?

– Очевидно, что нет.

– Вот и все, что тебе нужно знать про обновленный нейромодуль. В обеих ситуациях ты лежишь на полу, но только при одной тебе больно и ты чувствуешь себя болваном. Это не тот случай, когда нужно сразу нырять на глубину. Разбирайся постепенно, ищи подобие, а не ужасайся тому, что вокруг тебя символы мельтешат. Как ни странно, это редкая ситуация, когда от медленного движения дело пойдет быстрее.

Уже когда она заговорила об этом, Марк знал, что она права – и скоро получил подтверждение.