Обрадованный Андриянов тут же шустро юркнул внутрь машины. Ещё и Оксане изнутри любезно дверцу открыл. «Дурак он, что ли, как положено по этикету, бежать туда, снаружи, и ждать, пока она внутрь залезет? Этикет явно придумали не те, кому по морде таким огромным кулаком могли заехать. А так‑то, конечно, с этикетом он был прекрасно знаком. Всё же структура, в которой он работает, к этому прямо обязывает».

А когда стронулись с места и поехали, Антон всё ещё не мог поверить, что убрался целым – и машина тоже не пострадала. Только когда отъехали от двора и выехали на дорогу, тогда только и поверил в это чудо окончательно.

– Вот она какая, неблагодарность со стороны детей, которых я на свет породила, – нарушила недолгое молчание Оксана. – Как они только тебя, Антоша, не оболгали! Я, конечно, ориентировала дочку на то, чтобы она своего мозгляка бросила и нашла себе мужчину посолиднее, поприличнее. Но кто же знал, что она, стерва такая, на тебя западёт, Антошка? Но ты молодец, держался как мужчина. Я рада, что ничего у неё не вышло.

Хорошие слова она говорила – приятные. «Очень польщён услышанным», – думал Антон, пока ей кивал: «Мол, да, всё правда. Да, соблазняла. Да, я держался, любя только тебя».

«А поездка‑то неожиданными преимуществами для меня обернулась», – подумал он. – «И, похоже, что Оксана идеальной женой будет – никогда ничего плохого про своего мужа выслушивать не захочет. Но это правда только в том случае, если у неё такое отношение к нему, пока она в него влюблена. А кто его знает, что будет, если она его разлюбит? Вон она как своего бывшего мужа крыла, не стесняясь, едва ли не матами. Женщина она эмоциональная, энергичная. Оказаться на его месте, не будучи таким огромным мужиком, Антон откровенно не хотел бы».

***

Москва, квартира Ивлевых

Тёща убежала. Галия за пару минут высказалась, выразив всё своё возмущение. Выслушал её, обнял, усадил на ковер рядом с детьми, которые уже вовсю разыгрались.

Услышал какой‑то странный шум со двора – как будто кто‑то там сильно ругается. Я любопытный, так что подошёл к окну посмотреть. Фонарь паршивый, конечно, но всё же смог различить у подъезда три мужские фигуры и одну женскую.

Догадавшись, что там может происходить, решил не будоражить снова Галию и просто аккуратно перешёл в соседнюю спальню, где дети недавно спали. Там и открыл форточку, чтоб послушать. Точно – это Оксана с Маратом и Загитом скандалят. Похоже, что Марат с Загитом покурить вышли, чтобы обсудить всю эту тему, которую Марат от Галии со мной узнал. А тут, видимо, и Оксана выскочила.

А тот мужик, что у машины тихонько стоит, боясь обратить на себя внимание… Это, похоже, тот самый Андриянов и есть. Надо же, какой продуманный жук! И колено у него внезапно заболело, чтобы к нам не подыматься. И сейчас Марат его чехвостит – в хвост и в гриву, а он стоит пеньком прикидывается, неодушевлённым предметом…

Больше всего я, конечно, боялся, что Марат на эмоциях забудет про данное нам обещание не кантовать Андриянова и всё же бросится на него в атаку. Это же мне потом сколько придётся бегать по знакомым, чтобы его из отделения вытащить! И то получится только в том случае, если он его побьёт, а не покалечит или, не дай Бог, вообще убьёт.

Сколько народу по десять лет отсидело только за то, что оттолкнули подошедшего к ним пьяного, а тот, упав, голову разбил и помер! Это ж минимум десятки, а то и сотни приговоров каждый год.

Даже лично в моей истории был случай, когда какой‑то пьяный на меня напал. Так я, зная про эту статистику, бережно скрутил его и усадил аккуратненько на обочине, как родного считай. В тюрьму из‑за всякого, пить не умеющего, откровенно не хочется.

Ну, это в прошлой жизни, конечно, было. Мне тогда было двадцать два года, я был посильнее себя нынешнего. Мне ещё к той физической форме идти и идти, что у меня тогда была после погранвойск…

К моему облегчению, всё же дракой вся эта ссора не закончилась. Полностью убеждённая в том, что Андриянов – святой, Оксана, изложив эту позицию трижды, а то и четырежды, велела своему жениху отчаливать. И вскоре они укатили со двора.

Аккуратно прикрыл форточку и пошёл Галию порадовать. Ей будет приятно услышать, что её брат всё же совладал со своими эмоциями и сдержал обещание. Значит, есть большие шансы, что и дальше он Андриянова не покалечит…

***

Москва, у дома Ивлевых

– Видел, папа, на какого хлюпика мать тебя променяла, – презрительно сказал Марат, проводив взглядом машину. – Пальцем такого ткнёшь – пополам переломится. Согласен же?

– Конечно, – усмехнулся Загит, – только ты не совсем правильно выразился. Я же сам ушёл. Ну, понимаешь хоть теперь, наверное, почему? А то ты же не одобрял мой поступок… Вот и причина – мать твоя с возрастом совсем здравого смысла лишилась. Ну хоть сам сейчас видел – выходит замуж за волокиту, который к её собственной дочери приставал, замужней и с детьми. Совсем стыд потеряла…

– Так и что, отец, мы должны теперь стерпеть всё это? – вновь вскипел Марат, сжимая кулаки. – Так‑то при матери я не стал об него мараться. Но кто мешает мне его потом найти, когда он один будет, и с ним поговорить как следует, чтобы он от этой свадьбы отказался?

– Нет, сын, не надо. Пришибёшь эту тлю сопливую случайно – и всю жизнь себе сломаешь. Хочет Оксана себе жизнь испортить, так кто мы такие, чтобы ей препятствовать в этом?

– Как кто такие? – возмутился Марат. – Я сын её. А ты – её бывший муж. Ну ладно, ты – бывший муж. Ты ещё можешь отойти в сторону, но почему я это должен терпеть?

– Ты ж пойми, сын, проблема не в том, что он задумал на Оксане жениться, а в том, что Оксана решила твёрдо за него замуж выйти. Видимо, как я в Москву переехал, ей мысль покоя не давала, что она в провинции осталась, а я в столице теперь живу… Так что для неё это вопрос престижа. Способ доказать, что она тоже не лыком шита. Мстит она мне таким образом, понимаешь? То есть она этого Дон Жуана просто в своих интересах использует. Поэтому если ты его прижмёшь где‑нибудь, а не дай бог ещё и кулаком угостишь, то она сразу по нему догадается, пришибленному, что кто‑то из нас с ним поговорил, и поэтому он и жениться отказывается. Она же потом с нас с тобой не слезет. Я не удивлюсь, что она этого Андриянова и в милицию потащит, на нас заявление подавать. Тебе надо, чтобы на ЗИЛ пришла повестка с вызовом в милицию? Тебя же попрут оттуда – не посмотрят, какой ты распрекрасный тренер и сколько твои воспитанники грамот собрали на прошлых соревнованиях…

– Да ладно, отец, думаешь, моя собственная мать такое со мной устроит? – не поверил Марат.

– А почему ты не веришь? – удивился Загит. – Посмотри, что она Галие с её мужем устроила. Что только не предприняла, каких только подстав не организовывала, чтобы развести её с мужем – вначале беременную, а потом уже с двумя маленькими детьми. Разве это не дурость полная? Так с чего ты решил, что она родного сына пожалеет, если дочь свою ей не жалко? Ты лучше иначе сделай, сынок. На свадьбу тебя пригласили, и иного Оксана не говорила, когда ругались, вот ты туда и наведайся.

– Зачем я на свадьбу пойду, когда ничего уже нельзя изменить? – изумлённо спросил отца Марат.

– Так мы и не будем ничего менять. Ты просто женишка перехвати где‑нибудь на этой свадьбе в укромном местечке. Кулак свой под нос подсунь и поговори с ним, чтобы он точно понял, что прежняя его жизнь закончилась. Что теперь он женатый мужчина, солидный, степенный, и ни за какими больше чужими девушками бегать не должен – в особенности за твоей сестрой. Никакого насилия, чтоб на нём даже синячка ни одного ни в коем случае не осталось. Очень аккуратно. Думаю, ты сможешь его убедить, чтобы он тебя точно понял…

– Думаешь, отец? – задумчиво спросил Марат.

– Мне не веришь, так сходи к Павлу. Или ты будешь отрицать, что он очень разумный парень? Где б мы сейчас с тобой были, если бы не он? Я бы сейчас, разведённый с Оксаной, в одной квартире с ней жил. Думаю, она дуреть начала бы в любом случае, если вспомнить её испорченные отношения с женой Руслана и то, что Рафик из своего Владивостока категорически прилетать не хочет к матери даже в отпуск… Если для человека слова гадалки становятся важнее мнения ее родных и добрых с ними отношений, ничего хорошего не жди…

– Да что бы мы, отец, в Святославле пропали бы, что ли, без этой столицы, куда нас Павел затащил? – хмыкнул Марат.

– Ты о другом думай. Что если были бы мы в Святославе, то ты бы Аишу свою не встретил. А я бы на Аннушке не женился. Так что то, что мы в столицу переехали, это не очень важно. А вот то, что мы встретили людей, которых любим и которым мы по‑настоящему интересны, – вот про это не забывай. Это самый важный вклад Паши в нашу жизнь. Ты же по‑прежнему влюблён в свою ливанку?

– Ну да, есть такое, – смущённо сказал Марат. – Но к Ивлеву я с этим вопросом всё равно не пойду. Он мне уже примерно то же самое, что и ты, сказал: Андриянова не кантовать и с Оксаной не связываться, мол, мать всё равно меня не услышит…

– Ну вот и хорошо. Тогда про мое предложение про свадьбу материну хорошо подумай. Тем более тебе бить этого хлыща никакой необходимости и нет. Видно же по нему, что он дохляк трусоватый. Пока мы с Оксаной лаялись, обратил внимание, как он на низком старте стоял, чтобы чуть что – в машину запрыгнуть и газануть.

– Да, обратил, конечно, – усмехнулся Марат. – Ладно, отец, пора мне. Подумаю над твоими словами, обещаю. Не знаю только, дотерплю ли я до этой самой свадьбы, чтобы мерзавца этого не прижать где‑нибудь в уголке и не переговорить с ним как следует.

– Потерпи, сынок, потерпи. Тебе полезно терпению научиться. Главное – не спугни этого Андриянова, чтобы он не передумал на Оксане жениться. Поверь мне, мать тебе этого не простит. Слышал, что она кричала, когда из подъезда только выскочила, мол дочки у неё больше нету… Вот ты поаккуратнее с ней, а то у неё и сына не останется – с её точки зрения…

***

Москва, квартира Ивлевых

Жена сильно переживала после разговора с матерью, поэтому я решил немножко взбодрить:

– Слушай, давай завтра махнём к бабушкам в деревню. Я с утра послушаю прогноз погоды по радио. Если он будет нормальным, то сразу, как позавтракаем, и поедем в гости – устроим им приятный сюрприз. Манго передадим, пока он не испортился. В баньке попаримся. Ну и самое главное – не будем больше думать обо всей этой странной свадьбе, что твоя мать затеяла. Как ты смотришь на это?

– Сугубо положительно, – отозвалась Галия, впервые улыбнувшись за всё это время.

– Ну вот и молодец, – сказал я. – На обратном пути, если дети нормально будут на долгую дорогу реагировать, заедем ещё к Тарасу с Кирой, закинем им тоже манго. Фрукт всё же скоропортящийся. Так‑то я, когда из чемодана доставал, убедился, что упаковали мы их хорошо – ни одного не побили, но всё равно тянуть с этим делом не стоит.

Ну и чтобы ещё больше твоё настроение улучшилось, напомню тебе, что в понедельник вечером у нас приём в швейцарском посольстве. Будет у тебя повод надеть то платье, которое ты в польском посольстве на Кубе надевала. В Москве‑то его никто ещё в приличном обществе не видел.

– А, и верно! – просияла Галия, но вдруг она ни с того ни с сего опечалилась. – Но вот что делать дальше, даже не представляю.

– В смысле? Не понял, – спросил я.

– Ну, одно хорошее платье из двух, что у меня есть, я надевала в японское посольство, во втором, значит, пошла в польское посольство на Кубе – это не в счёт. Но сейчас надену в швейцарское посольство. А я так поняла из твоих рассуждений, что будет вскоре ещё и третий приём в посольстве, и четвертый… Вот скажи, что мне туда надевать‑то? Те платья, в которых я на других уже приёмах была? Позориться будем перед людьми?