Коридор резко уходил вниз, заставляя их почти бежать по наклонному полу. Стены здесь были старыми, покрытыми потеками ржавчины и пятнами плесени. Холодный, влажный и тяжелый воздух заполнял лёгкие. Денис принюхался – в этой сырости было что-то настоящее, отличающееся от стерильной атмосферы Изолиума с химическим привкусом фильтрации.

– Здесь давно не использовались фильтры очистки, – заметил старший группы, заметив его реакцию. – Это технический коридор. Мы экономим ресурсы. Только на жилых и административных секторах.

– Куда мы спускаемся? – спросила Даша, пригибаясь под низкой трубой. – По карте выход на поверхность должен быть выше.

– Так и есть, – кивнул военный. – Сначала вниз, затем – резкий подъём. Это старый тоннель метро, переоборудованный под технические нужды. Он ведёт к бывшим коммуникациям Кремля.

Света становилось меньше. Редкие лампы на стенах мигали, словно борясь с тьмой. Под ногами хлюпала грязь, смешанная с бетонной крошкой и машинным маслом. Запах усиливался – смесь плесени, старого камня, застоявшейся воды и чего-то неуловимого, что заставляло волоски на шее подниматься. Так пахло в подвалах заброшенных зданий на поверхности, где могли таиться погаши.

Один из сопровождающих включил мощный фонарь, и в его луче стали видны тени крыс, шарахающихся от света и шагов. Денис почувствовал, как напряглась идущая рядом Даша. В глазах женщины мелькнул особый огонёк – смесь страха и возбуждения перед опасностью.

– Всегда интересовался, – Денис обратился к старшему группы, чтобы разрядить напряжение, – как вы выбираете точки выхода? Почему именно Сенат?

Военный оглянулся через плечо, лицо на миг попало в луч фонаря – молодое, но с тенями под глазами, с жесткостью черт, которую придаёт постоянная готовность к угрозе.

– Три фактора, – ответил он деловито. – Во-первых, структурная целостность здания. Во-вторых, близость к цели вашей миссии. В-третьих, безопасность. В районе Кремля меньше погашей – им нечем там питаться. Никаких гражданских.

Он сделал паузу, перешагивая через лужу.

– Но главное, там никого нет. Все эти руины… – старший сделал жест рукой, – люди обходят их стороной. Никто даже не подозревает о существовании Изолиума.

Даша бросила взгляд на Дениса. В глазах мелькнуло понимание. Значит, люди наверху не догадываются об Изолиуме под их ногами. Они просто обходят руины, не задаваясь вопросом, почему эти здания пустуют, когда вокруг идёт борьба за каждый клочок укрытия.

Коридор сделал поворот, и они начали подниматься. Теперь путь шёл вверх, по старой бетонной лестнице со стёртыми ступенями. Свет фонарей выхватывал из темноты обрывки старых плакатов – напоминания о гражданской обороне, схемы эвакуации, инструкции по убежищам. Этот путь был создан задолго до блэкаута, как часть системы подземных коммуникаций правительственных зданий.

– Мы под Кремлём? – Денис пытался сориентироваться.

– Уже да, – кивнул военный. – Это служебные тоннели, соединяющие архивы и центры связи. В них хранились резервные копии государственных документов, дубликаты систем. На случай ядерной войны.

– Которая так и не случилась, – тихо заметила Даша.

– Не в том виде, как ожидали, – странно усмехнулся старший группы. – Но результат примерно тот же.

Они поднимались выше. Стены становились старше – кирпич сменился старинной кладкой, местами скреплённой металлическими скобами. Сырость здесь особенно заметна – на камнях выступала влага, на потолке висели сталактиты из минеральных отложений. Воздух стал тяжёлым, спёртым, с запахами гнили и разложения.

– Здесь можно почувствовать поверхность, – заметил один из сопровождающих, кивая на стены. – Видите подтёки? Это талая вода. Весна наверху.

Денис ощутил странное волнение. Весна. Настоящее время года, не запрограммированное компьютерами, а созданное природой. Там, наверху, что-то таяло, пробуждалось, жило своей неподконтрольной жизнью.

Лестница закончилась, и они вышли в широкий технический коридор, не такой древний. Здесь проводились ремонтные работы недавно – на стенах виднелись современные электрощиты, распределительные коробки, вентиляционные решётки. Но всё покрыто слоем пыли и паутины, словно забросили в спешке.

– Мы почти на месте, – сказал старший. – Этот коридор ведёт к техническим помещениям здания Сената. Оттуда вы сможете выйти на Ивановскую площадь.

Он остановился у массивной металлической двери с выбитой красной звездой. Дверь покрыта пятнами ржавчины и царапинами, словно её пытались вскрыть с другой стороны.

– Дальше пойдёте сами, – старший достал универсальный ключ, похожий на тот, что выдал Головин. – Мы возвращаемся в Изолиум.

Он вставил ключ в замочную скважину и повернул. Раздался тяжёлый лязг, и дверь со скрипом приоткрылась. В щель потянуло странным запахом – не свежим воздухом, а чем-то затхлым, гнилостным, с примесью химического.

Старший поднял фонарь, луч скользнул в темноту за дверью, выхватив груду обломков, покрытых слоем пыли и плесени.

– Дальше сами разбирайтесь, – он протянул Денису фонарь. – Помните инструкции.

Денис взял фонарь, ощущая тяжесть и холод металла.

– А если мы не вернёмся? – спросил он, глядя в глаза старшему.

Тот на миг отвёл взгляд, затем посмотрел на Дениса:

– Тогда никто не придёт вас искать. Вас внесут в список невернувшихся экспедиций. Ещё вопросы?

Даша покачала головой, поправляя лямки рюкзака.

– Удачи вам, – неожиданно сказал один из молодых сопровождающих. – Там… опаснее, чем рассказывают в отчётах.

Старший бросил строгий взгляд, и тот замолчал. Затем военные развернулись и зашагали обратно, шаги гулко отдавались в коридоре, постепенно затихая.

Денис и Даша остались одни перед открытой дверью, ведущей в темноту заброшенного мира.

– Ну, – тихо сказала девушка, – мы этого хотели.

Её спутник кивнул, сжимая фонарь:

– Пошли. Что бы там ни было.

Они протиснулись через дверь и оказались в большом техническом помещении, заваленном обломками мебели, разбитой техникой и грудами архивных папок. Луч фонаря выхватывал из темноты сломанные столы, покосившиеся шкафы, разбросанные документы в грязи. С потолка свисали обрывки проводов, словно внутренности вспоротого зверя. Денис поднял фонарь выше, осветив стены в пятнах копоти. Здесь явно был пожар – поверхности почернели от огня, пластик оплавился, металл мебели покрылся окалиной.

– Это служебные помещения Сената, – Даша осторожно шагала между обломками, стараясь не поднимать пыль. – Похоже, тут всё разграбили после блэкаута.

Денис кивнул, двигаясь вперёд. Под ногами хрустело битое стекло, шуршали обрывки бумаг. Пахло мокрой штукатуркой, обугленным деревом и чем-то неприятным, напоминающим запах нечистот.

– Смотри, – он поднял почерневшую металлическую пластину. – Это герб России. Наверное, висел на стене.

Даша взяла герб, стирая слой сажи. Двуглавый орёл с расправленными крыльями выглядел зловеще в свете фонаря – символ власти, брошенный в развалинах.

– Странно осознавать, что всего этого больше нет, – тихо сказала она. – Государства, правительства, законов.

– Законы остались, – мрачно ответил Денис. – Только теперь их диктует Изолиум. Через энергетические карты.

Они продвигались дальше, осторожно ступая по полу в мусоре. Коридор вёл через анфиладу комнат, каждая со следами поспешного бегства и разграбления. В одном помещении стоял массивный сейф с выломанной дверцей – кто-то приложил немало усилий, чтобы добраться до содержимого. В другом – груды обгоревших досье и личных дел, словно кто-то методично уничтожал следы прежней жизни.

Сверху капала вода – редкие тяжёлые капли, падающие с потолка и образующие лужицы на полу. Денис поднял фонарь, пытаясь найти источник протечки, и увидел трещины в потолке – следы структурного повреждения здания.

– Нам нужно найти выход на площадь, – сказал он, сверяясь с картой из кармана. – Согласно схеме, мы должны двигаться на восток, к внешней стене.

Даша кивнула, и они направились в указанном направлении, переступая через поваленные шкафы и груды мусора. Воздух становился затхлым. К запаху гари и сырости примешивался запах экскрементов – видимо, помещения использовались как укрытие бездомными или мародёрами.

В конце коридора они увидели тусклый свет через разбитое окно. Денис выключил фонарь, чтобы привыкнуть к естественному освещению, и они медленно подошли к проёму. Стёкла давно выбили, осколки хрустели под ногами. Металлическая рама погнута и покрыта ржавчиной, словно её пытались выломать.

Через окно открывался вид на Ивановскую площадь – пустынную, в мусоре, с лужами талой воды, блестящими в тусклом дневном свете. Весеннее солнце, скрытое облаками, едва пробивалось сквозь серую пелену неба.

– Реальность, – прошептал Денис, глядя на настоящее небо впервые за недели. – Не проекция на куполе.

Даша подошла ближе, встала рядом. Её лицо было бледным, но решительным.

– Выбираемся?

Денис кивнул, и они начали осторожно протискиваться через окно. Металлическая рама цеплялась за одежду, словно пытаясь удержать, но они упрямо двигались вперёд. Наконец, перебравшись через подоконник, они спрыгнули на мокрую брусчатку площади.

Та встретила гостей из подземелья влажным чавканьем под ботинками. Денис огляделся, жадно втягивая воздух – настоящий, не прошедший через фильтры, с запахом талого снега, мокрого камня и гнили. Весенняя морось, мелкая и колючая, оседала на лицах, и это ощущение было таким непривычным после стерильного климат-контроля, что Даша невольно улыбнулась, подставляя лицо небу. Улыбка исчезла, когда она увидела то, во что превратился Кремль – древний символ власти, теперь брошенный, разграбленный, с проваленными крышами и закопчёнными стенами.

– Тише, – Денис положил руку на её плечо и указал в сторону Спасских ворот.

Посреди площади, в центре большой лужи, лежала туша лошади. Животное умерло не меньше недели назад – распухшее брюхо и запавшие глаза говорили о разложении. Вокруг кружили вороны, иногда подлетая к тёмной массе и выдёргивая куски плоти из мест, где шкура разорвана. Запах гниения, едва уловимый издали, здесь бил в нос так сильно, что Даша закрыла лицо шарфом.

– Откуда здесь лошадь? – прошептала она, дыша через рот.

– Транспорт, – коротко ответил Денис. – Бензин закончился, электричество тоже. Остались животные.

Они обошли труп по широкой дуге, стараясь не шуметь. Вороны лишь отодвинулись, недовольно каркая, но не улетели. Слишком привыкли к людям, чтобы бояться. Или слишком голодны, чтобы бросать пищу.

Брусчатка под ногами была скользкой не только от влаги. Темные потёки, похожие на машинное масло, тянулись от края до края площади. Рядом валялись использованные шприцы, обрывки окровавленных бинтов, пустые упаковки таблеток. Следы отчаяния и самолечения. Денис не сомневался: сунувшись в любые кусты, найдёшь человеческие останки. Тела, которые не успели убрать.

Даша подняла с земли старый номер от автомобиля, в ржавчине и грязи. Потёрла край рукавом:

– Смотри, – показала Денису. – Московский регион, дипломатическая серия.

– Наверное, от машины из кремлёвского гаража, – пожал плечами Денис, осматривая пространство с профессиональным вниманием. – Все представительские автомобили бросили в первые часы блэкаута, когда стало ясно, что топлива не будет.

Они медленно шли к Спасским воротам. Раньше здесь были толпы туристов, японцы с фотоаппаратами, европейцы с аудиогидами, сверкали вспышки, звучала многоязычная речь. Теперь – только серая пустота и тишина.

Нет, не тишина. Приближаясь к воротам, они различили звуки – низкий гул, похожий на шум толпы с другой стороны стены. Красная площадь. Когда-то – сердце столицы, место церемоний и гуляний. Что там сейчас?