– Пф-ф-ф, ну допустим, ладно, построить стены и крышу – это хоть и большие, но разовые траты. – Ихмер пригладил только-только начинающую отрастать бороду. По эмоциональному фону чувствовалось, что молодой человек крайне доволен собой. – Но зачем разрешать другим вот так свободно заходить и смотреть на судебный процесс? Это же рассадник инакомыслия! А вдруг кто-то решит воспользоваться системой для собственного обогащения?

– Предполагается, что судьи всегда решают конфликты честно и незаконное обогащение невозможно.

– М-да?

Такая концепция явно была Ихмеру в новинку. Он покрутил её и так, и сяк, и когда я уже подумал «ещё одно дело, и можно будет уйти», старший сынок эмира выдал:

– И всё-таки я не понимаю, почему отец разрешил женщинам заходить в суд. Зачем им это? Я уже молчу о том, что женщинам-секретарям можно было бы и вовсе не платить.

– За вход?

– За работу. – Ихмер поправил претенциозно-малиновый тюрбан на голове и небрежно кивнул на террасорку, которая старательно записывала слова судьи. – Всем известно, что достижение женщины – это заслуга её мужа.

Несколько секунд у меня ушло на то, чтобы переварить слова собеседника, настолько сильно они шокировали.

– А сейчас, – я кивнул на замотанную по ноздри брюнетку, которая старательно обмакивала перо в чернильницу и записывала слова судьи, – сколько она получает?

– Одну треть от ставки, будь на её месте мужчина, – недовольно ответил собеседник. – Вы представляете?!

Одну треть! Это, выходит, террасорка должна втрое больше вкалывать, чтобы заработать ту же сумму.

– Не представляю… – ошеломлённо пробормотал я.

Наш тихий разговор прервал пожилой судья с глубокими морщинами на лбу и уставшим взглядом. Он поднял жестяной колокольчик и несколько раз позвонил.

– Следующее дело!

Сразу после объявления в зал вошла террасорка. За неполные сутки на этой планете я уже начал привыкать к скромным взглядам в пол, длинным тёмным одеждам и бесшумно-шелестящим движениям женщин, а потому был поражён той, что показалась на людях с высоко поднятой головой. По ментальному фону от неё исходили страх и волнение, но ещё я почувствовал привкус чего-то пряного… чего-то острого. Бета-колебания разумных гуманоидов иногда настолько необычные, что их сложно переложить на конкретную эмоцию, но я готов был поклясться, что женщина чувствовала себя правой в той ситуации, которая с ней случилась.

Почувствовал это и Ихмер, потому что вдруг резко и часто задышал через нос. Он цепко высматривал в террасорке что-то, но что именно, я так и не понял. Женщина в угольно-сером платье села на длинную, выкрашенную свежей краской деревянную скамью напротив судьи. С противоположной стороны зала зашёл тучный бородатый мужчина в пёстрых лимонно-салатовых одеждах и головном уборе, украшенном пером павлина.

Я поймал себя на мысли, что террасорцы напоминают небесных трубадуров – рыбок с планеты Миттария, чьи самцы обладают яркими и длинными плавниками, а также издают мелодию под водой, в то время как самки имеют невзрачный серый окрас и всегда молчаливы. В ментальном фоне от вошедшего пованивало тухлятиной. Он опустился на точно такую же скамью напротив женщины.

– Итак, Инна Фархас обращается в суд с заявлением, что её супруг, уважаемый Бартл Фархас, поднял на неё руку, – зачитал судья строки с листочка, услужливо протянутого секретарём.

По залу прошли осуждающие шепотки, а тот самый Бартл, что удивительно, даже не смутился. Наоборот, гаденько улыбнулся и закинул ногу на ногу. Ихмер показательно фыркнул.

– Вот потому я и говорил, что суд – это пустая трата денег из нашей казны.

Судья вновь позвенел в колокольчик, призывая всех к спокойствию:

– Уважаемая Фархас, вы читали священное писание «Сага Первых Дней»? – обратился пожилой мужчина к террасорке.

Та с готовностью кивнула.

– Разумеется, уважаемый кверант. Я обучена грамоте и знаю заповеди Владыки наизусть.

– Что ж, если вы знаете текст наизусть… – Судья кашлянул. – Прочтите, пожалуйста, главу шестую, параграф третий.

– Жена должна во всем слушаться своего Мужа, ибо он её глава и покровитель. Жена должна быть покорной и смиренной, ибо это лучшая добродетель, не перечить Мужу и не роптать на него, ибо это греховно. Если Жена не будет послушна Мужу и будет роптать на него, то муж имеет право наказать её.

«Что за Средневековье, Фабрис, куда ты меня послал?!»

До этих строк я «Сагу Первых Дней», очевидно, не долистал, или мой мозг вычеркнул эту информацию из памяти как абсолютно ненужную и фанатичную.

– И что же, Инна Фархас, вы считаете, что обратились в правильное место? – чуть строже продолжил судья. – Вы понимаете, что совершили грех, придя сюда?!

– Уважаемый кверант, – голос женщины впервые дрогнул, – но ведь в этой главе есть четвёртый параграф. «Наказание может быть словесным или физическим, но оно не должно быть жестоким. Муж должен наказывать Жену с любовью и милосердием, а не со злобой и ненавистью».

Взгляд судьи помрачнел, он посмотрел на её супруга:

– Санджар Бартл Фархас, что вы скажете в своё оправдание? Вы наказывали свою жену жестоко?

– Нет, уважаемый кверант, – охотно отозвался тучный террасорец. – Я ударил её всего лишь ладонью.

Ладонью?

Всего лишь ладонью?!

Бартл выглядел крупнее жены раза в два, если не в три, и у меня закипела кровь от ярости, когда я представил, сколько силы он физически может вложить в удар. На Цварге женщины – драгоценность нации. Девочек рождается исчезающе мало, и чтобы просто прикоснуться к цваргине, принято спрашивать разрешение. Сделать больно цваргине – немыслимо! Невообразимо!

Здесь же…

Я прикрыл веки, пытаясь взять чувства под контроль.

«Муж должен наказывать Жену с любовью и милосердием».

Какая же всё-таки омерзительная религия…

«Спокойствие, Янн. Фабрис предупреждал, что ты не должен вмешиваться», – напомнил самому себе.

– Уважаемый кверант! Ладонью или нет, но это было жестоко! – Внезапно Инна встала со скамьи, расстегнула несколько верхних пуговиц горловины, перекинула толстую косу вбок и продемонстрировала вначале судье, а потом и нам сломанный хрящ ушной раковины и фиолетовое – почти как кожа цваргов – пятно, которое растекалось по шее, линии челюсти и уходило под почти глухую маску. Увы, для людей этот цвет означает серьёзнейшую гематому.

«Один космос знает, как у неё выглядит остальное тело и лицо, но показать она его не может, так как это будет оскорблением судьи…»

По ментальному фону от Инны до меня дошло столько боли и отчаяния, что если бы в мой живот кто-то воткнул кинжал, и то дышалось бы легче.

Я с силой потёр виски, стараясь унять собственную боль. Высокая чувствительность резонаторов для цварга – и дар, и проклятие. Дар – потому что мы сильнейшие среди сородичей… проклятие – потому что порой выдержать пытку чужими эмоциями могут не все. Я слышал о смертях цваргов на заданиях на других планетах, но не из-за природных условий, травм или пыток, а именно от переизбытка рваных бета-колебаний.

По залу вновь пробежались шепотки, а судья перевёл взгляд на Бартла Фархаса.

– Вы жестоко наказали жену. Вы совершили грех, санджар, который придется отмаливать.

– Она тоже совершила грех! – Бартл Фархас поднялся и эффектным жестом развязал цветастый балахон.

Перед всеми предстало дряблое волосатое пузо, грудь столь полная, что напоминала женскую – явная гинекомастия на фоне ожирения, – и пухлые ляжки, обтянутые кричаще-алыми лосинами. Но всё это меркло на фоне огромного багряного шрама, тянущегося от левого мужского соска к паху.

– Эта дрянь порезала меня! И она покусилась на то, чем наделил меня сам Владыка! – не то прокричал, не то взвизгнул Бартл.

А дальше всё замелькало перед глазами. Судья зазвенел в колокольчик, в зал вошли несколько стражей и схватили за руки плачущую Инну. Она успела лишь сказать:

– Но я же чистая! Чистая! Вот, смотрите! – Её рукава задрались, и показалась уродливо-бугристая кожа предплечий. – Кверант, умоляю, смотрите, он меня первым ударил!

Поднялся гул и крики.

– В пещеры её! В пещеры! Грязь! – закричали сидящие мужчины в зале, а те несколько женщин, что были, лишь ниже склонили головы.

– Да как она смела!

– Пещеры до конца жизни! Пускай каменные розы собирает!

– Преступница! Покусилась на жизнь, которую даровал сам Владыка!

– Грешница!

Судья тщетно звенел вновь и вновь, призывая к тишине, а женщина попыталась вырваться из захвата стражей, но от этого её руки сжали лишь крепче. Из глаз осуждённой брызнули слёзы.

Голова раскалывалась от взрыва царящих эмоций. Столько ненависти я не слышал и не видел давно. Меня тошнило. Люди как будто взбеленились и всей толпой возненавидели несчастную. Внутри разворачивался ад, я схватился за виски, пытаясь продышаться, и в этот момент мы встретились взглядами с Инной. Это был взгляд испуганного затравленного зверька, попавшего в капкан. Весь её вид кричал: «Помогите!» Она сопротивлялась и явно не хотела того, к чему её приговорила толпа.

Время превратилось в клейкую вязкую жижу.

Я могу встать и остановить это всё. У меня даже хватило бы способностей выжечь всем мозги…

«И кем ты станешь, Янн? Убийцей? Может, тогда стоит выжечь мозги сразу всем на планете?» – проговорила совесть голосом старшего брата. И сразу за ней напомнила:

«Я уверен, что ты не станешь злоупотреблять служебным положением и особенностью нашей расы. Что бы ни случилось, ты должен оставаться максимально беспристрастным, не вмешиваться, держать себя в руках и оказать наименьшее влияние на население».

– Я не должен злоупотреблять служебным положением и особенностью нашей расы, – повторил машинально, чувствуя, как внутренности сводит от боли.

Инна Фархас что-то выкрикнула в последний раз, и её уволокли за толстые дубовые двери, гогот в зале суда поутих, а Ихмер неожиданно поднялся с места и размашисто хлопнул меня по плечу:

– Ну что, санджар Робер, пойдёмте в чайхану? Отец сказал, что хочет показать добычу каменных роз лично, так что, думаю, выпить сейчас – самое оно.

– Да, выпить сейчас – самое оно, – повторил слово в слово, чувствуя глубочайшее опустошение и едкую слизь внутри лёгких.

Шварх с ними, с пещерами. Завтра посмотрю.

Глава 13. Чайхана «Мираж Султана»

Янн Робер

В голове шумело.

Я даже никак не стал комментировать очередное заявление Ихмера:

– Настоящий мужчина может усмирить любую женщину и кобылу. Этот Фархас всё-таки выставил себя на посмешище, слабак!

Мне было противно от того, что произошло в суде, как будто я сам искупался в дифрене[1] и приговорил Инну к чему-то плохому. Страшно мутило.

В душе было так же грязно, как и снаружи: куча воняющих в физическом и ментальном плане террасорцев, засаленная, рассохшаяся от времени столешница, басовитый гогот мужиков, смесь запахов немытых тел, конского навоза, чадящих масляных ламп и местных благовоний, от которых хотелось чихать и кашлять. А ещё отвратительная духота. Несмотря на резные деревянные ставни на окнах и отсутствие стёкол, воздух в помещении не двигался. Мелькнула мысль, что если так выглядит чайхана «Мираж Султана», то в остальные лучше и вовсе не заходить.

Я не запомнил дороги до заведения, просто рухнул на тахту и попросил кувшин самого крепкого пойла. Ихмер одобрительно закивал, заказал ещё пресловутых голубых лепёшек с разнообразными начинками и отпустил Деорсу с паладинами. Я к этому моменту уже взялся за алкоголь, пытаясь поскорее забыть то, что только что видел в суде.

У цваргов отличная регенерация, мы в состоянии переварить множество ядов и при этом не почувствовать даже несварения и практически не пьянеем. Ключевое слово – «практически». Фабрис как-то отметил, что всё дело в количестве выпитого. Ему попадались случаи, когда цварг упивался вусмерть, но при этом поглощал не менее семи литров крепкого спиртного. Я обхватил двумя ладонями очередной кувшин, пропуская мимо ушей трёп Ихмера.

Интересно, в этой посудине полтора литра или два? Что ж, посмотрим, на сколько хватит моего организма…