– Я знаю, ваши методы требуют времени, – продолжил Филипп. – Не торопитесь, познакомьтесь с усадьбой и поселком. В Дачах есть краеведческий музей. Но и не затягивайте. Через три дня я вернусь. И очень рассчитываю, что вашей команде удастся предоставить первые находки. Если будут нужны документы из архивов, старые карты, планы, фотографии, я постараюсь их достать. Как вы понимаете, это расследование необычайно важно для меня. Желаю удачи!

Он протянул Егору листок с адресом и сел за руль иномарки. Когда автомобиль скрылся в клубах летней пыли, Павла вытащила бутылку минералки, тщательно прополоскала рот и выплюнула жидкость на обочину.

– Дом будет халупой. Фил станет нас торопить. И едва ли он раздобудет для нас документы, – едко резюмировала она. – Но, по крайней мере, он правда желает нам удачи.

3
Юра
Мертвый плющ

Филипп снял для них одноэтажный деревянный домик с зеленой крышей, который прятался в глухом проулке. Внедорожник Егора с трудом протиснулся между некрашеными, потемневшими от дождей заборами, едва не оцарапав бампер. Кусты смородины и малины тянули ветви сквозь щели между досками оград. Инга, высунув из окна загорелую руку, на ходу сорвала несколько ягод.

Перед домом была просторная веранда, густо увитая плющом и диким виноградом. Стебли давно умерли, среди хрупких высохших листьев, ссорясь, шныряли воробьи. На веранде Юра заметил плетеные кресла и столик. Наверное, славно будет сидеть здесь за чашкой чая, завернувшись в плед и слушая пение кузнечиков. Неведомый хозяин подновил крыльцо свежей краской, а окна, как в старину, украсил резными наличниками. Среди завитушек виднелась та же птичка с человеческим лицом, что и на камине в усадьбе Зарецких.

Павла заглушила мотор и слезла с мотоцикла. Егор поставил внедорожник прямо на лужайке, громким гудком согнав с дороги одного из местных. Загорелый старик в растянутых тренировочных штанах, клетчатой рубашке и тапочках на босу ногу окинул взглядом приезжих. На автомобиль Егора он посмотрел с завистью, на мотоцикл Павлы – с неодобрением.

– К Петру Видящему, что ли? – спросил старик, сдвигая кепку на затылок. Длиннорукий, жилистый, с синими наколками на кулаках, он напоминал морячка Попая из мультфильма.

– Это еще кто? – Павла постучала одним сапогом о другой, стряхивая дорожную пыль. – Местный уголовный авторитет?

– Петр-угодник – святой наш. – Старичок перекрестился. – Был он безбожник и коммунист, но узрел видения в проклятой усадьбе, уверовал и стал Господне слово людям нести. К его мощам вереница паломников не иссякает. Мы ему и часовенку поставили в том году с Божьей помощью.

– У вас есть собственный пророк? Класс! – обрадовался Митенька. Он вывалился из внедорожника и потянулся, разминая затекшие в дороге мышцы.

– Вы, молодой человек, приходите завтра на проповедь, – сказал старичок, лучезарно улыбаясь. – Лицо у вас хорошее. Одухотворенное.

Юра не видел ничего любопытного ни в Митиной курносой физиономии, ни в местном святом. Сейчас в каждой деревне себе по пророку выдумывают.

– Так вы говорите, на усадьбе проклятие? – как бы невзначай спросил Егор. – Почему?

Он опустил на траву рюкзаки, которые они с Ингой выгружали из багажника, и обернулся к старику.

– А как иначе, если сам Петр Видящий запретил к ней приближаться! – Морячок Попай почесал небритый подбородок. – В войну там целый взвод фашистов сгинул. Говорят, в полночь слышно, как топают их сапожищи. Марш-марш-марш! А если в окошко выглянешь, видно блеск. Это их штыки сверкают.

Он оперся жилистыми руками об изгородь и лукаво улыбнулся.

– Потом много людей пропадало, когда здесь библиотека и детский клуб были, но только коммунисты запрещали об этом писать. Говорят, один пенсионер пришел, сел в кресло, открыл газету «Известия» и просидел до закрытия. А библиотекарша стала читальный зал закрывать, тронула его за плечо – и голова скатилась с плеч прямо на журнальный столик, а кровью забрызгала заголовок с цитатой Сталина! Библиотекаршу потом в психбольницу увезли.

– Бред какой-то, – поморщилась Павла.

Она поднялась на веранду, рухнула в одно из кресел и забросила на столик ноги в модных кожаных сапогах.

Юра вспомнил шаги в поместье, но решил промолчать. Ему не хотелось выставлять себя суеверным дураком перед новыми знакомыми. Особенно перед Ингой. Она со скучающим выражением лица накинула на одно плечо тяжелый рюкзак и зашагала по мощенной камнями дорожке. В свете солнца веснушки на ее шее и руках казались золотой пылью.

Взяв из машины вещи, Юра тоже пошел к дому. После угрюмого особняка Зарецких это место выглядело уютным и безопасным.

Внутри оказалась маленькая кухня с газовой плитой и большая комната с двумя диванами и старой советской тумбочкой, на которой стоял черно-белый телевизор с рогатой антенной, накрытый кружевной салфеткой. Угол украшало громоздкое антикварное трюмо, неуловимо похожее на то, что встретило охотников на призраков в особняке Зарецких, только целое и более новое. Тускло блестело пыльное зеркало.

В комнате было две двери: одна вела в спальню, за второй скрывался маленький чуланчик с садовым инструментом. Инга первым делом распахнула окна, чтобы прогнать застарелый, спертый воздух.

– Хорошо здесь! – сказала она, вдыхая полной грудью. – Курорт! Надо спросить местных, наверняка они продают свежее молоко, яйца, творог…

– Ага. Отель пять звезд! – крикнула с веранды Павла. – Запах навоза, насекомые, пьяницы и сумасшедшие кругом. Всю жизнь о таком мечтала!

– Ты всегда такая недовольная? – спросил Митенька, стоя в дверном проеме.

Он, как обычно, был весел. Полоса от веревки на худой шее наливалась кровью. Наверное, к вечеру проступит безобразный синяк, как у повешенного.

– А ты всегда такой надоедливый? – передразнила Павла.

Выглянув из окна, Юра увидел, что она подвязывает к столбикам веранды гамак. Сухие плети растений, словно штора, давали прохладную тень. Егор вошел в дом и поставил на пол у порога тяжелые пакеты, из которых выглядывали пачки макарон и риса. Потом сдернул с кровати плед и невозмутимо, будто так и было нужно, завесил антикварное трюмо в углу.

– Зеркало над раковиной не пропусти, – посоветовала Инга с тенью иронии в голосе.

Коротко кивнув, Егор отправился в ванную. Дверь осталась открытой, поэтому Юра настороженно проследил за ним взглядом. Тот достал из шкафчика полотенце и деловито повесил на зеркало. Когда он вернулся в комнату, Инга, криво улыбнувшись, показала ему большой палец.

– Я договорился насчет яиц и свежей зелени, – как ни в чем не бывало сообщил Егор.

Юра с тревогой смотрел на занавешенное трюмо. «Так делают, когда в доме покойник», – пульсировало у него в голове.

– Кто в какой комнате хочет жить? – Егор обвел взглядом их тесный домик. – Парни, уступим девушкам кровать?

– Лично я буду спать здесь, – крикнула с веранды Павла, забираясь в гамак. – Ненавижу с кем-то делить комнату.

– Ну и отлично, – мрачно сказала Инга.

Судя по ее тону, она была бы не против, если бы язвительную байкершу ночью унес медведь или хотя бы покусали волки. Но, к сожалению, диких зверей в Дачах не водилось.

Юра уже хотел сказать, что ему все равно, где спать, но тут увидел, как Митенька распаковывает свой рюкзак. На свет показались несколько нарисованных на дощечках икон и ветхая церковная книга с медной застежкой. Печальных черноглазых святых Митя бережно расставил на спинке дивана, а книгу положил возле подушки. Иконки были какие-то странные – не то старообрядческие, не то вообще языческие, с неправильными овалами нимбов и слишком детальными лицами. Юра редко бывал в церкви, разве что с бабушкой в детстве, но даже он понимал, что с изображениями на дощечках что-то не так.

– Я, конечно, знаю святые слова наизусть, – сказал Митя, как бы оправдываясь, – но молитвенник придает мне сил. Верю, что и сыскать покойницу Господь поможет!

Он похлопал ладонью по черной книге, разбухшей от времени. От его кривой ухмылки, грязных ногтей и уродливых, неправильных икон Юре стало зябко. Он понял, что ни за что не уснет, если на него будут пялиться незнакомые праведники, кое-как намалеванные на темных дощечках.

– Я на кухне лягу, ладно? – сказал Юра. – Там кушетка есть.

Он боялся, что Егор будет спорить. Ему, наверное, тоже не захочется ночевать в одной комнате с жуткими иконами. Но тот со спокойствием истинного бультерьера поставил свой огромный рюкзак возле второго дивана.

– Если будешь молиться и биться лбом об пол, главное – не мешай мне спать, – предупредил он Митю.

Пока Егор не передумал, Юра поскорее отыскал в пакетах тушенку и пачку макарон, ушел на кухню и стал готовить ужин на всех. Повседневные маленькие дела всегда успокаивали его и придавали ясность мыслям. В подвесном шкафчике над плитой даже нашлись специи. Немного лаврового листа, черный перец горошком, крупная соль. Интересно, кто жил здесь раньше? Домик обставлен по-старому, как у бабушки. Может, хозяева перебрались к родственникам или умерли. Лучше бы, конечно, просто переехали к детям, а то как-то неприятно выходит.

От разожженной плиты на маленькой кухне стало жарко и душно. Юра открыл форточку, глотнул свежего воздуха и невольно залюбовался, наблюдая, как солнце опускается за крышу усадьбы Заречье. Дом на холме был виден с любого места в поселке. Галки, беспокойно вьющиеся на фоне красного неба, казались вырезанными по трафарету. По траве тянулись длинные черные тени. В сухом плюще на веранде сновали мелкие птички.

Юре вспомнились слова Инги при виде поместья: здесь теперь река Смородина и Калинов мост. Рыжая попала в точку. В былинах дорога через Калинов мост ведет в мир мертвых. Заречье действительно казалось царством призраков, в котором нет места для живых.

Юра чувствовал неясную тревогу. Он думал об усадьбе с заколоченными окнами. О «дорогих друзьях», которых навязал Фил, и местных легендах. Наконец, о себе самом. Почему он не решился расспросить болтливого дедушку подробнее? Боялся выглядеть глупо? Какие же это мелочи по сравнению с клыкастым демоном на стене, призрачными шагами и незнакомым подростком в петле на черно-белой фотографии.

«Мы как воробьи, блуждающие в стеблях мертвого плюща, – подумал Юра. – Воробьи, которые нашли покинутое грачами гнездо и теперь гадают, куда исчезли хозяева. А в корнях спит старая гадюка, перебившая птичью семью. Насытившись, она уснула, о ней забыли, но змеи живут долго, и беспечное чириканье скоро разбудит гадину».

Юра достал медальон с портретами сестер Зарецких. Когда он крутил его в руках, из-за игры света лица сестер казались то веселыми, то грустными. Воспоминания больше не накатывали, безделушка рассказала все, что могла. Тогда Юра развернул старую газету, которую прихватил в усадьбе.

«Чудовищное происшествие потрясло город Зарецк и поселок Дачи. Старый дореволюционный особняк, забытый и брошенный на произвол судьбы городскими властями, всегда привлекал молодежь, относящую себя к различным субкультурам. Казалось, что оккультные ритуалы и написанные баллончиком знаки на стенах – безобидная забава заигравшихся подростков. Никто не мог и предположить, что в усадьбе проводятся настоящие жертвоприношения. 28 июня, когда еще не отгремели в школах выпускные, шестнадцатилетнего Романа К. нашли повешенным на потолочных балках. Этот мальчик уже никогда не окончит школу, не наденет ленту выпускника, не поступит в институт. В том же помещении обнаружили оккультные рисунки, изображающие Князя Тьмы, а также начертанную углем пентаграмму. Возможно, вина за смерть подростка лежит на секте сатанистов. Работает следствие».

Другая фотография изображала обычную компанию удалых подростков. Юра попытался найти среди юношей Романа К., но ему не удалось узнать несчастного висельника. Автором статьи значился некий Сомов Никита.